Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев

ведения войны. В соответствии с этим министр Стимсон рекомендовал Президенту Рузвельту создать гражданскую организацию для достижения этой цели. После того, как президент одобрил план, в августе 1942 года была создана Военная исследовательская служба (ВИС или, в английской транскрипции, WRS) под руководством Джорджа Мерка, президента фармацевтической компании Мерк».[1133]

И Мерк энергично взялся за дело. Вот что говорит о результатах его работы Канатжан Алибеков:

«Мерк создал своеобразный «мозговой центр», в котором работали ученые из университетов и частных фирм. Служба военных исследований располагалась на четырех объектах: на участке в восемьсот гектаров в Хорн-Айленде около Паскагула, штат Миссисипи; на полигоне по испытанию химического оружия в Дагвее, в Юте; на двух тысячах пятистах гектарах оружейного комплекса в Терр От, штат Индиана, и на старом полигоне Национальной гвардии в Фредерике, штат Мэриленд.

Последний объект, переименованный в Форт-Детрик, считался основным. Он был строго засекречен, как и Лос-Аламос, где ученые пытались создать первую атомную бомбу. В военные годы в Форт-Детрике работали более ста семидесяти специалистов, изучавших сап, бруцеллез, холеру, дизентерию, чуму и тиф».[1134]

Это – весьма авторитетная оценка, поскольку Канатжан Алибеков, (в США известный как Кеннет Алибек), доктор биологических наук, специалист в области биологического оружия, полковник Советской Армии в отставке, который в последние годы существования СССР являлся научным руководителем программ по разработке биологического оружия и биозащиты СССР, но был инициатором ликвидации этих программ и по поручению Президента СССР М. С. Горбачёва руководил процессом ликвидации в 1990–1991 г.

«Осенью 1992 года Канатжан Алибеков эмигрировал в США, раскрыв подробные и пугающие данные, описывающие его роль в создании биологического оружия для Советского Союза. Как врач микробиологии и бывший полковник Советской Армии он участвовал в советских исследованиях и сообщил спецслужбам США, что в СССР работали, по крайней мере, 30 000 ученых в десятках секретных лабораторий, разрабатывая биологическое оружие, несмотря на действующий международный запрет, принятый в 1972 году».[1135]

Среди руководителей американской Военной исследовательской службы, естественно, были и те учёные, которые ещё в 1941 году начинали исследования по биологическому оружию на «инициативной» основе.

А некоторые из «инициативников» начали свою работу даже гораздо раньше, чем в 1941 году. Об этом знала разведка НКВД и это знание укрепляло опасения советского руководства относительно возможности создания биологического оружия и служило оправданием для развёртывания работ, направленных на реализацию этой возможности у нас. И функционирование центра на острове Городомля – одно из следствий этой деятельности.

Вот конкретный пример одной из ранних инициативных работ в Германии и США, вызвавших интерес нашей чекистской разведки. В задании Центра Нью-Йоркской резидентуре от 13.02.37 говорилось;

«Крайне необходимо получение культуры болезни попугая, так называемого “Пситакоза” (Psitacosis). Микроб этот обнаружен у больных попугаев в Европе (в Германии) и Америке. Интерес к микробу был вызван в связи с массовой смертностью среди владельцев заболевших попугаев, т. к. попугаи имелись во многих мелкобуржуазных семьях. Микробом этим особенно сильно занимается Германия, которая избрала его одним из боевых средств в будущей войне. Смертность больных, зараженных этой болезнью, – 100 %».[1136]

Очевидно, что в то время реально над применением микробом «болезни попугев» в качестве биологического оружия занималась только Германия («особенно сильно»), но и кто-то из американских учёных, пусть и «несильно», но уже работает с этим микробом! В Америке на государственном уровне ещё нет самого понятия о биологическом оружии, а советская разведка работает «на опережение» – ищет информацию об «учёных-инициативниках», изучающих культуры потенциальных микробов-убийц.[1137]

Их, как оказалось, было немало, и одним из них был Теодор Роузбери.[1138]

Эти люди были искренне убеждены, что их работа обеспечивает безопасность народу США. Вот как характеризует их Бартон Дж. Бернстейн (Barton J. Bernstein), профессор истории и междисциплинарных программ в Стэнфордском университете:

«Сознание того факта, что необходимость их работы продиктована войной, помогло ученым, пришедшим из университетов, преодолеть отвращение к столь неблаговидному делу, как разработка смертоносного оружия. Т. Роузбери, микробиолог из Колумбийского университета, отмечал в 1942 г., что "вероятность применения бактериологического оружия, несомненно, возрастет, если противнику будет известно, что мы не подготовлены к тому, чтобы отразить такое нападение и ответить ударом на удар". Вскоре он стал руководителем исследований в лаборатории химической службы в Кэмп-Детрике[1139] <Выделено мною – Ю. Л.>. Впоследствии Роузбери писал: "Мы боролись с огнем (державами "оси Берлин – Рим") и неизбежно рисковали – либо быть запачканными, либо сожженными".

Стимсон и Макнатт,[1140] возможно, были в восторге от такой сентиментальности, однако точка зрения Роузбери относительно того, кто заправлял делами, привела бы их в изумление. Он полагал, что, создавая бактериологическое оружие, ученые его лаборатории руководствовались этическими соображениями. "Гражданские лица, в форме или не в форме, принимали решения; профессиональные военные оставались в стороне. Стоявший перед нами этический вопрос мы решили точно так же, как и другие ученые, работавшие в Ок-Ридже, Ханфорде, Чикаго и Лос-Аламосе", – писал позже Роузбери. Факты свидетельствуют о другом. Даже если президент и не определял задачи ВИС, ключевые решения принимались, скорее всего, в Вашингтоне, а не в лаборатории».[1141]

С Берстейном можно согласиться, если считать «ключевыми» решения о применении наступательного биологического оружия в ходе войны. Но не менее ключевыми являются решения, обеспечивающие защиту от биологического нападения или терроризма. И эти же решения являются решающими при борьбе с природными эпидемиями и пандемиями.

Так что моральные вопросы, касающиеся необходимости работ по «военной биологии», решаются, как совершенно справедливо писал Роузбери, именно учёными. И такую необходимость Роузбери осознал именно в 1941 году и приступил к соответствующим исследованиям, ещё не будучи связанным никакими обязательствами перед правительством и никакими ограничениями по секретности, кроме ограничений собственного понимания целесообразности и порядочности.

А Жорж в это время отрабатывал оперативные приёмы для выполнения своего задания. Тематика «бактериологического оружия» тесно связана с медициной. Именно в «медицинских кругах» можно было надеяться обнаружить нити, ведущие к поставленной цели.

О том, что Жорж пытался именно через медиков выйти на «секретную медицину», свидетельствует такая «бытовая деталь». В самом начале своего пребывания в США, в январе 1941 года, вероятно, сразу после своей «легализации» под именем Жорж Коваль (2 января 1941 года), он проходит медицинское обследование, о чём пишет своей жене:

«Я между прочим недавно был у врача для общего осмотра и он сказал, что я в очень хорошем состоянии».[1142]

Зачем Жоржу мог потребоваться «общий осмотр»? Всего три