Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

class="p1">— Велес понял. Финал, — отчётливо произнёс боец.

«Говорит во внешний микрофон, а под маской в ухе — наушник», — Андрейка продолжал разгадывать загадки, радуясь своей башковитости.

— Можно выдвигаться? — спросил он негромко.

Собровец предупреждающе поднял руку и секунд на пятнадцать монументально застыл. Наконец дал скупую отмашку.

— Чисто. Работайте.

Рязанцев заспешил к дому Онучина. Выскочив на финишную прямую, увидел расхлебененные настежь железные ворота. Из них с заломленными руками выводили Пандуса, скрюченного в три погибели. Всё происходило бегом. Только и успел разглядеть убойщик, что бандит семенил босиком. Его запихали в подъехавший автобус, обычный пассажирский «пазик»[277]. Сидевший за рулём водитель был одет по «гражданке», но внешность имел специфическую — стрижка «полубокс», накаченная шея, мускулистые ручищи.

У Андрейки отлегло от сердца. Не зря он заварил бучу, вылившуюся в целую войсковую операцию. В том, что накануне он опознал кого надо, опер не сомневался. Но за ночь конфигурация могла кардинально измениться.

Полдела сделано. Теперь предстояло доказать, что Славка участвовал в нападении на Фонд.

Оперативники сошлись в кружок, обсудили ситуёвину. Решили — Сутулов и Петрушин увозят жулика к себе. Будут разогревать, драконить, в душу лезть. Рязанцев остаётся с участковым помогать следователю с обыском.

— Ча-частный д-дом, сарайки! Па-ахоты до херищи! Ещё ч-ч… ч-че-ловека да…да-авай! — Сутулов наехал на Калёнова.

Интерес начальника розыска был понятен — сэкономить малочисленные силы для работы на других направлениях. Покочевряжившись, он всё-таки уступил.

— Кобылянский останется.

— Эй, к-куда Бороду п-по… потащили?! — спохватился Сутулов, узрев, что собровцы пакуют Онучина в свой автобус.

Конвоир в балаклаве пластично обернулся. Он явно не понимал, чего от него хочет заика непонятного чина-звания.

— Хо… хозяин д-д…до-олжен при о-о…о-обыске при…присутствовать! — на эмоциях втолковывал старший убойщик.

Боец, получив добро от своего командира, расстегнул наручники и толкнул задержанного в сторону оперов.

— Он ваш!

— Вот на-а-арод, им т-т-только две…двери б-башкой вышибать! — эту реплику Сутулов выпалил, отойдя на безопасное расстояние.

Усаживавшиеся в «пазик» собровцы распространяли осязаемые волны превосходства. Они исполнили работу, которая не по плечу заурядным ментам.

Их форс Андрейка отметил, но обижаться не подумал. На обиженных — болт кладут!

— Пойдём, Прохор Геннадьич, на двор убытки подсчитывать, — старлей переключился на Лешего.

Тот мелкими шажками, на полусогнутых, ковылял вперёд. Разобрать, что Онучин бубнил себе под нос, было нереально. Он качал лысым калганом и тёр кулаками глаза. Из разбухших щёлок по морщинистым щекам текли полноводные ручьи, впадавшие во всклокоченную бороду. Светошумовая граната разорвалась в метре от Прохора. Эффект дезориентации противника удался штурмовикам на славу.

34

10 июня 2004.

Четверг. 07.30–10.30

Приданного в помощь участкового звали Алексеем. Фамилию его — простую, русскую, короткую — Рязанцев путал. То ли Чащин, то ли Гущин. Калёнов, отдавая указание остаться, обозвал его Пушкиным. Лейтенант поиграл широкой смоляной бровью, но из субординации промолчал. За год службы он зарекомендовал себя сотрудником не только грамотным, но ещё и добросовестным, что для поколения пепси было нетипично.

Задачу по обеспечению понятых участковый выполнил на оценку «отлично». Его не смутило, что жители Бутовой улицы, заслышав, где будет проводиться обыск, наотрез отказывались в нём участвовать. Участковый ненадолго пропал и объявился в компании двух миловидных женщин бальзаковского возраста.

Где он их откопал и как мотивировал, Андрейка выяснять не стал. В стороне от лишних ушей опер живописал Онучину проблемы, которые тот огребёт, если не поможет следствию.

— Только не говори, старый, что не знал, за какую делюгу мы ищем Пандуса! Я тебя лично проинформировал у этой самой поленницы десять дней назад! Так что статья за укрывательство у тебя в кармане! Будешь дальше тупить, схлопочешь соучастие в мокрухе!

Леший продолжать лить горючие слёзы. Не поймёшь, то ли он притворялся, то ли реально не очухался после световой вспышки и грохота спецсредства.

— Не жалоби меня! Сам виноват! Ладно сам страдаешь за чужое, так ещё псину безвинную подставил!

При упоминании пса Онучин затих, расклеил щёлки глаз, силясь рассмотреть, что стряслось с его четвероногим другом. Лохматый палевый кавказец катался по земле и жалобно скулил. Во время штурма он получил в ноздри струю горчичного газа.

Леший начал реагировать на внешние раздражители. Кивнул пару раз, как бы соглашаясь с доводами милиционера. Зыбкий контакт прервался на полуслове.

К дому на громыхающей «буханке» дежурной части подъехал следователь прокуратуры. Февралёв как всегда был при параде — в костюме, однотонной сорочке, строгом галстуке и чёрных туфлях. Кабинетная работа наградила его нарушением осанки. Движения важняка, как у большинства астеников, отличались угловатостью. Однако он был проворен и в несколько размашистых шагов достиг убойщика, издалека тянул руку.

— Начинаем, Андрей Владимирович?!

Рязанцев обычно соразмерял силу при рукопожатии. Но сейчас, досадуя, что ему помешали, сдавил узкую ладонь следователя чуть сильнее, чем требовалось. Февралёв в ответ нервически вздёрнул верхнюю губу с идеально подстриженными усиками.

— Такточно, — солдафонский ответопера соответствовал пожатию.

Дескать, что возьмёшь с чёрной кости?

По большому счёту, прокурорский прав. Обыск стоял на первом месте. Андрейка прикинул, как лучше распределить силы.

Зональный опер Феликс Кобылянский покуривал на отшибе и выглядел сторонним наблюдателем.

Феликс — хитрый жук. Он не дурак и работать может. Но не за идею. В старшие оперуполномоченные его протащил Калёнов. Раньше они корешились. Феликс мог организовать досуг — у него были прихваты в кабаках, саунах, на турбазе «Романтика». Потом начальник УР понял, что хороший парень — это не профессия, и стал спрашивать с Кобылянского показатель. А у того всегда сто отмазок наготове. По весне их дружба сошла на нет, и теперь Феликс находился в активном поиске. Сперва он торил тропу в Госнаркоконтроль (больше оклад и льготная выслуга), затем навострил лыжи в следственный отдел (через два года, выработав юридический стаж, можно свалить в адвокаты).

— Мы в хату, а ты в сарае посмотри, — сообщил Андрейка Кобылянскому.

Подразумевалось, коль скоро убойщик в теме, он рулит.

Феликс пропустил фразу мимо ушей. С ненужной тщательностью затушив окурок о забор, сплюнул и довольно бесцеремонно указал пальцем на следователя:

— Как командир скажет.

Пижонистый «командир» рассудил, что действовать нужно по закону. Все сотрудники, проводящие обыск, должны находиться в поле зрения понятых. Кобылянский язвительно усмехнулся и вразвалочку пошёл в дом.

Общая жилая площадь Лешего не превышала двадцати квадратов. Комнату от кухни отделяла русская печь с лежанкой. Из мебели имелись кровать с панцирной сеткой, застеленная засаленным лоскутным одеялом, старый комод, стол и пара некрашеных табуреток. Наибольшую ценность представлял транзисторный приёмник «Вэф-222», телескопическая антенна которого была увенчана колпачком от зубной пасты.

Дух в жилище холостяка-рыбака