Откровение в Галисии - Долорес Редондо

чем рассказать, отец…

— «Отец»? — переспросил священник. — Значит, теперь я отец?

— Ты же меня понял, — ответил лейтенант очень серьезно. — Это что-то вроде исповеди. И должно остаться между нами.

Лукас кивнул:

— Меня позвали не в участок, а на место преступления, туда, где обнаружили тело Тоньино. В кустах была спрятана его машина. Белого цвета. Над ней колдовали эксперты, поэтому мне не позволили подойти поближе. Но и издалека я увидел, что на капоте множество вмятин. Тело несчастного Антонио уже сняли с дерева и собирались увозить. Кстати, настоятель тоже там был. Вероятно, его пригласили, чтобы опознать покойного. В какой-то момент приор вдруг подошел ко мне, взял под руку, отвел в сторонку и сказал: «Я предупреждал Тоньино, что с маркизом шутки плохи. Когда Альваро явился ко мне, он был в ярости. Я пытался остановить племянника, но тот и слушать ничего не хотел».

Глаза священника расширились от удивления.

— Думаешь, твоим коллегам настоятель сказал то же самое?

— Не знаю. Почему он не стал говорить со мной при всех? Я не исключаю варианта, что приор мог и промолчать, чтобы не создавать себе лишних проблем, но могло быть и иначе. — Ногейра недовольно щелкнул языком. — Как я уже сказал, пока мы не получим результатов вскрытия, все предположения — не более чем домыслы. А я не хочу огорчать Мануэля очередной порцией мерзостей.

— Но если допустить, что Антонио убил Альваро и столкнул его автомобиль с дороги, кто в таком случае расправился с ним самим? Какова хронология событий? Я ничего не понимаю.

— Поэтому я ничего не скажу Ортигосе. И ты тоже молчи.

— Иначе увезешь меня в горы и пристрелишь? — весело спросил Лукас.

— Он тебе рассказал… — Лейтенант улыбнулся, бросив взгляд на окна отеля. — У него выдался тяжелый день; вряд ли он сможет заснуть, он ведь не дурак. Наверняка подумал то же, что и мы: Альваро мог убить. И я сейчас не о той зловещей ночи в монастыре. — Гвардеец швырнул окурок в лужу и направился в гостиницу. — Идем, ты наверняка голоден.

Священник последовал за ним с выражением отвращения на лице.

— Скажи, неужели ничто не способно испортить тебе аппетит?

Ногейра остановился, подождал, пока Лукас его догонит, и обнял за плечи.

— Я же рассказывал, что жена хочет уморить меня голодом.

Священник рассмеялся, думая, что это шутка, но осекся, увидев выражение лица лейтенанта.

— Можем обсудить это за ужином.

* * *

Мануэль вошел в номер и первым делом зажег свет в ванной. Напротив находилась дверь, которая вела в смежную комнату, где остановились Элиса и Самуэль. Писатель приблизился, прикоснулся кончиками пальцев к неоднократно крашенной деревянной поверхности и прислушался, не доносятся ли звуки с той стороны. Посмотрел на задвижку, которая, в отличие от самой двери, выглядела новой и хорошо смазанной, и протянул к ней руку. Скрипнула половица. Мануэль отпрянул, словно его поймали за чем-то постыдным, выключил свет в ванной, вышел в коридор и негромко постучал в номер Элисы.

Та сразу же открыла. Она была без обуви, в носках. Улыбнувшись, посторонилась, и писатель увидел обстановку. Комната оказалась точной копией его номера, с той лишь разницей, что кровать здесь стояла двуспальная. Настольная лампа на тумбочке была накрыта синим платком, и в ее приглушенном свете незамысловатая мебель выглядела еще более уныло. По телевизору, который работал очень тихо, так что едва можно было разобрать слова, шли мультики, и отблески экрана освещали спокойное лицо Самуэля, лежащего на подушках.

— Он наконец уснул, — улыбнулась Элиса и отошла от двери, жестом приглашая Ортигосу войти. Он приблизился к постели, не сводя глаз с мальчика. Тот казался умиротворенным, хотя его веки были прикрыты не полностью, словно малыш устал бороться со сном и сдался.

— Сложно было его уложить? — спросил Мануэль, поворачиваясь к Элисе.

— Сложно было его угомонить… — Та рассмеялась. — Самуэль долго скакал на кровати, воображая себя цирковым акробатом. Когда мне удалось уговорить его посмотреть мультики, он вырубился через пять минут.

Писатель оглядел комнату:

— Вам здесь удобно?

Молодая женщина взяла руку Ортигосы в свои и улыбнулась.

— Спасибо, Мануэль. Мы прекрасно устроились, все хорошо, правда. Здесь лучше, чем в поместье.

Писатель почувствовал желание обнять ее, но пока он раздумывал, стоит ли это делать, Элиса сама обвила руками его шею. Она была высокой, ростом с него, и писатель ощущал прижавшуюся к его лицу щеку и прильнувшее к нему худенькое тело. Он вспомнил рассказ Гриньяна о том, что мать Самуэля была моделью. «А еще наркоманкой», — напомнил внутренний голос. Элиса высвободилась из его объятий, и Ортигоса увидел на ее глазах слезы. Она кокетливо отвернулась и вытерла их, затем указала на дверь, разделявшую номера.

— Я отодвинула засов. Если тебе что-то понадобится, можешь не выходить в коридор, а постучать прямо из своей комнаты.

Писатель бросил взгляд в ту сторону и понял, что его выдал скрип половиц.

— Послушай, Элиса, — серьезно сказал он. — Я должен кое-что тебе сказать.

Она села на кровать, скрестила ноги по-турецки и внимательно посмотрела на Ортигосу.

— Насчет того, о чем говорила маркиза.

Элиса не шелохнулась, но ее лицо заметно помрачнело.

— Я не имею права ни убеждать, ни просить тебя, ни требовать, чтобы ты придерживалась определенного мнения. Но я искренне надеюсь, что ты не поверила словам старухи.

— Мануэль…

— Нет, погоди. Помнишь, ты сказала, что знала Франа лучше, чем кто-либо другой?

Девушка кивнула.

— Так вот, я могу утверждать то же самое про себя и Альваро. Когда я приехал в Галисию, меня терзали сомнения. Но сейчас я уверен. Я прекрасно представляю, каким человеком на самом деле был Альваро, хотя кое-что он от меня скрывал. Помни об этом. Возможно, в скором времени ты многое услышишь.

— Я могу предположить, почему маркиза так сказала. Я хорошо ее изучила, она ничего не делает просто так. Но, как и ты, я не готова просто поверить ей на слово. Понимаешь?

— Понимаю. — Писатель обернулся и посмотрел на спящего Самуэля. — Элиса, я хочу попросить тебя об одолжении.

— Конечно, все, что угодно.

— Гриньян рассказал мне, что у семейства де Давила есть традиция: каждый мужчина при рождении получает ключ от церкви.

Девушка кивнула.

— И, насколько я понял, с ним же их и хоронят.

— Фран свой потерял… — начала Элиса.

— Ты не помнишь, был ли у него ключ в день похорон отца?

— Был. Он лежал на скамейке в церкви, когда я относила Франу бутерброд.

— Ты уверена, что это был именно его экземпляр, а не чей-то чужой?

— Совершенно уверена. Ключи отличаются, их головки