Пелопоннесская война - Дональд Каган

было подобрать, наверняка дался им нелегко. В итоге они приняли компромиссное решение: две трети флота со всеми восьмью стратегами спешно направились к Митилене, а оставшиеся сорок семь кораблей под командованием двух триерархов – Ферамена и Фрасибула – образовали эскадру спасения.

По поводу этого решения также было высказано немало критики, но оно имело смысл. Если бы следовавшей к Митилене флотилии удалось перекрыть путь кораблям Этеоника, ей предстояла бы еще одна битва, поэтому было разумно послать стратегов – авторов и исполнителей плана победы при Аргинусах, – с тем чтобы они довели дело до конца. К тому же Ферамен и Фрасибул являлись не просто триерархами, а бывшими стратегами, обладавшими огромным талантом и опытом. Они приступили к выполнению своей задачи, но тут же столкнулись с новыми трудностями. Поднялась буря, и всколыхнувшееся море испугало людей, которые должны были заниматься спасением выживших и сбором трупов.

Любой, кто ходил под парусом в водах Эгеиды, знает, какими внезапными и яростными здесь бывают бури. Их силы хватает на то, чтобы представлять опасность даже для современных судов. Насколько же страшнее они были для моряков на гораздо менее прочных триремах, плохо приспособленных к подобным условиям! На Аргинусах команды Ферамена и Фрасибула, «уставшие в бою, отказались бороться против волн, чтобы поднимать трупы» (Диодор XIII.100.2). Триерархи изо всех сил старались переубедить их, но вскоре погода испортилась настолько, что дальнейшие уговоры потеряли смысл.

Кроме того, из-за шторма основная часть флота была вынуждена вернуться на острова. Вероятно, встреча не обошлась без неприятных сцен. Стратеги наверняка были в гневе от того, что их приказы не выполнены, и обвиняли в этом двух триерархов, которым была поручена спасательная миссия. Ферамен и Фрасибул не могли не возмутиться несправедливыми, с их точки зрения, обвинениями и, скорее всего, полагали, что самим стратегам следует заняться спасением и поиском тел, не дожидаясь, пока шторм разойдется в полную силу.

Когда погода улучшилась, весь флот двинулся в Митилену, но Конон встретил его в пути с известием, что Этеоник со своими пятьюдесятью триремами бежал. Сделав остановку в Митилене, афиняне пустились в погоню за спартанской эскадрой, которая успела укрыться на базе на Хиосе. Этеоник был не настолько глуп, чтобы ввязаться в новую битву, поэтому афинянам не оставалось ничего иного, как вернуться на свою базу на Самосе. Их без преувеличения великая победа была омрачена неспособностью провести спасательную и поисковую операцию и в конечном итоге незавершенностью всего предприятия. Мысль об этом, должно быть, сильно тяготила стратегов, раздумывавших над тем, какой доклад они представят перед народным собранием в Афинах. Вначале они собирались во всех подробностях рассказать о том, что произошло после битвы, включая неудачу триерархов при проведении спасательной миссии, но затем под воздействием уговоров решили ни словом не упоминать об этом инциденте и возложить вину за все неудачи на разразившуюся бурю. Вероятно, они понимали, что обвинения в адрес конкретных лиц непременно приведут к конфликту, тогда как и Ферамен, и Фрасибул были популярными и искусными ораторами, имевшими солидную поддержку в политических кругах, а потому стали бы опасными противниками.

СУД НАД СТРАТЕГАМИ

Известие о победе было встречено в Афинах с облегчением и радостью, а народное собрание поддержало предложение о чествовании участвовавших в битве стратегов. В то же время неспособность командующих спасти выживших и собрать тела павших вызвала ожидаемый ими гнев. Ферамен и Фрасибул немедленно вернулись с Самоса в Афины. По всей вероятности, они готовились защищаться от возможных упреков, но, поскольку никто в городе не знал всех подробностей того, что произошло при Аргинусах, им, как и стратегам, не было предъявлено никаких обвинений.

Однако возмущение афинян продолжало расти, и народ стал задавать все больше вопросов о поведении стратегов, которые, как было известно каждому жителю Афин, отвечали за все аспекты военной кампании. Когда на Самосе узнали о царивших в столице настроениях, стратеги естественным образом предположили, что за попытками их дискредитации стоят двое триерархов. Поэтому они отправили в Афины еще одно послание, в котором сообщали, что проведение спасательной миссии фактически было поручено Ферамену и Фрасибулу.

Это было серьезной ошибкой, ведь теперь триерархам не оставалось ничего другого, как перейти к защите. Они не отрицали масштабов бури, но возлагали вину за неудачное спасение на стратегов. Должно быть, они сетовали на то, что стратеги потратили драгоценное время на бессмысленное преследование врага, вместо того чтобы самим помочь пострадавшим в битве, и на запоздавший из-за споров на Аргинусах приказ о начале спасательной операции. К тому моменту, когда этот приказ дошел до триерархов, выполнить его уже было невозможно из-за шторма. Такая защита возымела эффект: когда письмо стратегов прочли на собрании, народ тут же вознегодовал на триерархов, «но, после того как те высказались в свою защиту, гнев вновь был направлен на стратегов» (Диодор XIII.101.4). Собрание постановило отрешить стратегов от их постов и приказало им явиться в Афины и предстать перед судом. Двое из них бежали немедля; остальным же, по-видимому, предстояло пройти процедуру, которая называлась эвтина, – обычный итоговый доклад полководца по завершении им срока службы, начинавшийся с финансового отчета, но включавший в себя и все прочие аспекты деятельности военачальника.

Первым был допрошен, а затем привлечен к суду Эрасинид. Его признали виновным в незаконном присвоении государственных денег и пренебрежении должностными обязанностями, после чего заключили в тюрьму. Вероятно, с него начали потому, что он был легкой мишенью, или же по той причине, что именно он, как стало известно, предложил в ходе совещания на Аргинусах забыть о пострадавших и погибших в битве и двинуться всем флотом в Митилену. Далее перед Советом пятисот со своими докладами выступили остальные пять стратегов. Следуя своей изначальной тактике, они заявили, что в произошедшем виновата только погода. Возможно, узнав, что оба триерарха избежали ответственности по предъявленным им обвинениям, стратеги надеялись восстановить единую линию защиты, но если так, то они опоздали. Совет вынес решение взять оставшихся пятерых стратегов под стражу и передать их дело на рассмотрение народного собрания в его функции судебного органа. Там Ферамен зачитал первое письмо стратегов, в котором они указывали на бурю как на единственную причину произошедшего, и вместе с другими обвинил их в гибели выживших и непогребении павших.

Как мы можем догадаться, Ферамен и Фрасибул были рассержены тем, что стратеги отступили от согласованной версии событий и сыграли против них. Триерархи также могли считать, что возвращаться к первоначальной тактике уже слишком поздно. Теперь, зная все подробности, афиняне наверняка станут искать виноватых и сурово их покарают. Вопрос был лишь в том, кто попадет под удар. Ферамен преуспел в своем напоре, и злость афинян обрушилась на стратегов. На собрании их сторонников криками заставили замолчать и не дали обвиняемым положенного времени на то, чтобы произнести речь в свою защиту. Оказавшись под таким давлением, они, разумеется, выступили против тех, кто их обвинял. Они настаивали на том, что ответственность за спасение пострадавших и сбор трупов была возложена на Ферамена и Фрасибула: «Если уж хотеть во что бы то ни стало кого-нибудь обвинить за то, что жертвы морского боя не были подобраны, то в качестве обвиняемых могут предстать только те, кому это было поручено сделать». При этом они не отрекались и от исходной линии защиты, заявляя, что «ужасная буря была единственной причиной того, что пострадавших в бою не удалось подобрать» (Ксенофонт, Греческая история I.7.6). Для подтверждения своих слов они привлекли свидетельства кормчих и моряков, и это произвело на слушателей сильное действие. Собрание было готово согласиться с тем, что стратеги последовательно придерживались единой версии произошедшего, но при этом умолчали о поручении, данном триерархам, из соображений порядочности, а также потому, что буря в любом случае сделала его выполнение невозможным.

Ксенофонт сообщает, что стратеги уже «склоняли народное собрание к снисхождению» (Греческая история I.7.6), и всем казалось, что будет принято умеренное и разумное решение, но тут в дело вмешался случай. Раньше, чем могло начаться голосование, стемнело, и поэтому собрание решило отложить оглашение вердикта до следующего дня и постановило, что Совет пятисот должен внести предложение по процедуре судебного процесса.

По еще одному стечению обстоятельств всего через пару дней должны были состояться Апатурии – праздник, в ходе которого проводились торжественные обряды, посвященные рождению, возмужанию и вступлению в брак. Апатурии собирали вместе членов семей со всей Аттики. Обычно эти торжества сопровождались всеобщей радостью и буйным весельем, но в тот год