Пелопоннесская война - Дональд Каган

Калликратид в этой части моря, их пришлось отменить перед лицом очевидной угрозы окружения, и спартанцы так или иначе были вынуждены перейти к обороне. О передвижениях правого крыла афинян мы не знаем ничего конкретного, но, возможно, оно выполнило аналогичный маневр. Впрочем, даже если оно просто выступило вперед, у него все равно имелась возможность охватить противника с фланга на своем участке. В центре, судя по всему, афиняне не предпринимали никаких действий, а просто оставались на своей позиции перед островом.

Калликратид возглавлял правое крыло спартанцев, и его очень тревожило то, что он видел. Гермон из Мегар – личный кибернет наварха – призывал его прекратить битву, «так как афинские триремы были гораздо многочисленнее спартанских». Но молодой наварх не желал и слышать об этом. Он ответил, что «Спарта будет благоденствовать не хуже прежнего, если он умрет, а бежать позорно» (Ксенофонт, Греческая история I.6.32). Проявленная им стойкость хорошо укладывалась в великую традицию спартанского мужества и вполне соответствовала его смелому характеру, но именно в этой стратегической обстановке была неразумной. Продолжать битву в условиях численного и тактического превосходства противника никогда не являлось мудрым решением, и у спартанцев не было особых причин спешить. Время и так было на их стороне: у афинян кончились деньги, и они не могли долго держать флот в море. Промедление наверняка привело бы к росту числа перебежчиков с афинской стороны. Предусмотрительный командующий дал бы афинянам возможность проявить инициативу в выбранном спартанцами месте после того, как баланс сил склонится в пользу Спарты.

Однако время вовсе не играло на руку Калликратиду. Он желал победить быстро, прежде чем он окажется в еще большей зависимости от персидских денег и до того, как закончится сезон боевых действий, лишив его последних шансов на успех. А кроме того, что произошло бы в том случае, если бы он последовал совету Гермона и прервал битву? Ему, скорее всего, пришлось бы отправиться в Митилену, чтобы попытаться покончить с засевшим в ней Кононом, а афинский флот наверняка последовал бы за ним по пятам. Калликратид располагал бы 170 кораблями против 155 афинских, готовых атаковать его с фронта, а с тыла ему угрожали бы 40 судов Конона. Таким образом, его флот был бы на двадцать пять кораблей меньше афинского, – притом что при Аргинусах он уступал афинянам в тридцать пять кораблей, – но это небольшое улучшение в соотношении сил было бы сведено на нет необходимостью сражаться с врагом как спереди, так и сзади. Неизвестно, учитывал ли Калликратид эти факторы, но все же не следует объяснять его решение лишь пылким юношеским безрассудством и неопытностью.

Столкнувшись с угрозой на фланге, он сделал все, что мог. Не имея возможности вытянуть свою линию, чтобы помешать маневру противника, «он разделил свои силы на две части, каждая из которых должна была вести сражение самостоятельно» (Диодор XIII.98.4). Это оставляло его без центра и делало уязвимым для атаки со стороны афинских кораблей, выстроенных в один ряд перед островом, но сложившаяся обстановка вынуждала Калликратида идти на тактические компромиссы, а непосредственная угроза окружения была слишком велика, чтобы от нее можно было просто отмахнуться. На деле афинский центр не сдвинулся со своей позиции – по крайней мере, на первом этапе битвы, которая была долгой и упорной. «Сражались сперва сплоченной массой, а потом в одиночку» (Ксенофонт, Греческая история I.6.33). Фланговая атака афинян с самого начала сместила сражение к центру, практически не оставив спартанцам шанса применить те искусные маневры, в которых состояло их недавно обретенное преимущество. Чем дольше продолжалась битва, тем бóльшую угрозу для истощенных спартанцев представляло наличие у афинян еще незадействованного и сохранившего силы центра. Калликратид погиб, когда его корабль протаранил вражескую трирему, после чего левое крыло пало духом и обратилось в бегство. Когда строй спартанцев был нарушен, корабли афинского центра наконец вступили в бой, уничтожая и преследуя врагов. Им удалось потопить множество отступавших спартанских трирем, не понеся при этом никаких потерь. На правом фланге спартанцев ожесточенный бой продолжался до тех пор, пока не были потеряны девять из десяти лаконских кораблей, сражавшихся вместе с навархом, после чего остальные были вынуждены спасаться бегством. Правое крыло афинян не давало противнику отступить на север; те единственные спартанские корабли, что сумели спастись, плыли на юг в сторону Хиоса, Кимы и Фокеи. Когда спартанский командующий в Митилене узнал об исходе битвы, он также бежал, дав Конону возможность соединиться с основным флотом афинян.

По словам Диодора, при Аргинусах состоялось «величайшее морское сражение, в котором греки сражались против греков» (XIII.98.5). Спартанцы потеряли семьдесят семь кораблей, или шестьдесят четыре процента своего флота, что было поразительной цифрой. При Киноссеме, Абидосе и у мыса Нотий потери проигравшей стороны в среднем составляли двадцать восемь процентов. Конечно, при Кизике, где афиняне с помощью военной хитрости, внезапности и самостоятельных действий отдельных эскадр выманили противника в открытое море и окружили его, победителям удалось добиться полного уничтожения спартанского флота. Подобный же разгром произошел и при Аргинусах, где в результате блестяще спланированной операции спартанцы вновь оказались окружены и отрезаны от находившейся поблизости суши. Лишь потому, что левое крыло афинян не сумело захлопнуть ловушку, некоторому количеству спартанских кораблей удалось спастись.

Афиняне потеряли всего 25 кораблей из 155 и одержали блистательную победу. Поражение в этой битве означало бы для них поражение в войне, но вместо этого их разношерстные силы уничтожили качественно превосходящий их флот, обученный и подготовленный Лисандром, а молодой наварх, заступивший на его место, погиб в бою. Теперь Афины вновь правили морями, и у афинян были все основания верить в то, что их город устоит и сможет победить в войне.

СПАСЕНИЕ И ПОИСК

Триумфальная победа при Аргинусах стала для афинян спасением, но их ликование длилось недолго. Очень скоро они оказались втянуты в жаркий спор о том, чем именно завершилась битва. К ее окончанию афинский флот был разбросан на площади более чем в десять квадратных километров, а на море тем временем собирался шторм. Обломки двенадцати из двадцати пяти потерянных в бою кораблей еще плавали на поверхности. Вероятно, не менее 1000 человек еще боролись за свою жизнь, многие цеплялись за обломки, а вокруг и среди них плавали тела сотен погибших. Капитаны уцелевших трирем не останавливались, чтобы спасти живых или собрать мертвых для погребения. Они торопились назад в Аргинусы, чтобы обсудить свой следующий шаг.

С точки зрения греков, достойные похороны погибших были почти столь же важным делом, как и спасение выживших. В эпосе Одиссей отправляется в загробный мир, чтобы убедиться в том, что его павший товарищ похоронен надлежащим образом; в классической трагедии Антигона нарушает запрет царя и жертвует жизнью, лишь бы не оставить без погребения своего умершего брата. Что же могло заставить афинян пренебречь этим священным долгом?

Отчасти это объясняется неожиданным характером самой битвы. В ходе нее флот отошел от берега дальше, чем обычно, и рассредоточился на огромной площади, тогда как все другие морские сражения после 411 г. до н. э. проходили на ограниченной территории близ суши. Стандартная процедура после окончания битвы выглядела так: победители высаживались на берег и решали, как им собрать выживших и павших и кто именно этим займется. Времени на это хватало всегда. Нет никаких сомнений в том, что и эта битва должна была завершиться подобным образом, ведь план афинян по двойному охвату противника предусматривал участие всех афинских кораблей в формировании кольца окружения недалеко от Аргинусских островов. Однако в конечном итоге многим вражеским кораблям удалось прорваться и отойти на большое расстояние от места битвы. Афиняне были вынуждены преследовать их, что сделало невозможным проведение привычных процедур.

После того как триерархи привели свои корабли назад к Аргинусам, возникла еще одна проблема. Конон по-прежнему находился в двадцати километрах от них, блокированный спартанцами в гавани Митилены. Ожидалось, что Этеоник, командующий спартанскими силами у Митилены, узнав об исходе битвы, снимет осаду и поспешит соединиться со спартанским флотом на Хиосе. В результате у спартанцев образовался бы флот более чем из девяноста трирем, который послужил бы основой для новой армады и источником очередной угрозы для афинян. Эти весомые стратегические соображения заставили афинян направить основные силы флота к Митилене, чтобы отрезать спартанцам путь к отступлению, хотя выбор между военной необходимостью и долгом перед выжившими и павшими, тела которых еще можно