Книга белой смерти - Чак Вендиг

гадая, зажгу ли я тебе огонь маяка или же снова вышвырну из окна все твое дерьмо на Пятую авеню.

– Ты говоришь какую-то ерунду! – грозно заявил Пит.

– Это очень похоже на то, как когда ты отправился в Индию, чтобы стать… как это называется, йогом? И когда ты после этого пытался пешком пересечь Австралию. – Пит слышит резкое шипение сигареты и звук глубокой затяжки. – Ну а потом ты еще отправился во Флориду, чтобы строить дома для Обители человечества. Сколько времени ты там провел, два дня?

– Три. Я построил дом.

– Никакого дома ты не построил.

– Я построил лестницу.

– Ты уложил три ступени в лестницу.

– И я сделал это совершенно бесплатно, хотя, позволь тебе напомнить, мои расценки за час составляют десятки тысяч! Я привлек внимание прессы.

– Ты был вне себя от злости, поскольку эти люди мало того что заставили тебя заниматься физическим трудом, но и раскусили твою фальшивую благотворительность – те, кто действительно строит жилье для бездомных, не увидели в тебе своего спасителя, поэтому ты…

– Ты сейчас говоришь мне просто очень страшные гадости!

– Поэтому ты подал на них в суд…

– Это… это ревизионистский подход к истории! Я привлек к их жалкой группе огромное внимание, они получили от этого большую выгоду, если честно, гораздо больше, чем я…

– А сам сбежал домой. Сначала ты сбежал от нас к ним, а затем сбежал к нам от них.

– Грубо, грубо и абсолютно неправильно, твою мать, – вот что я тебе скажу. – Пит погрыз ноготь большого пальца. – Вот что я тебе скажу – это неправильно, ты неправа. Я звоню не для того, чтобы сказать, что я возвращаюсь домой, вовсе не для того. – «Я звонил только для того, чтобы сказать, что возвращаюсь домой, однако теперь я определенно тебе этого не скажу». – Я звоню, чтобы поговорить с ребятами.

– Ребят нет дома. У Коннора занятия, он играет на ударных.

«Барабаны – музыкальный инструмент пещерных людей! – подумал Пит. – Как раз то, что подходит Коннору».

– А Сиобан готовится к выездке.

– Что такое выездка, твою мать? – Какое-то дурацкое слово. Кто выезжает, куда?

– Ну… не знаю, как это объяснить, Пит… это когда лошади танцуют.

– Лошадиные танцы.

– Танцы лошадей. Это совсем не одно и то же.

– Знаешь, раз уж ты об этом заговорила, пожалуй, мне следует вернуться домой. – Стадо и пастухи прошли мимо, и Пит помахал им вслед. – Вернуться домой и навести порядок. Засадить Коннора учиться играть на гитаре – это благородный инструмент, я вам покажу, что к чему, – и сказать Сиобан, что лошадиные танцы – не занятие для нормальных людей, а дерьмо, выдуманное богачами. Какое-то мошенничество. Быть может, финансовая пирамида, как это было с «Альпакой»[91]. Я собираю вещи и…

– Нет.

– Что нет?

– Нет, ты не возвращаешься домой.

– Если захочу, я вернусь.

– Я сменю замки. Сменю код сигнализации. Если дело дойдет до этого, я вышвырну твой хлам на Пятую авеню или отнесу в ближайший приют для бездомных. Мне все равно, Пит. Ты сбежал от нас, сбежал от воссоединения «Мерзкого пошляка» – кстати, не думай, будто я ничего не знаю, – и мне это надоело. Ты там – так оставайся там. Те люди рады тому, что ты с ними, а нам ты сейчас не нужен.

– Ты хочешь со мной развестись?

– Нет, но считай это временным расставанием. Я не хочу, чтобы ты возвращался сюда до тех пор, пока не побудешь там столько, сколько тебе надобно, и не определишься с тем, кто ты такой, что тебе нужно и почему ты постоянно от нас сбегаешь.

– Какая же ты стерва! – пробормотал Пит.

Снова резкое шипение глубокой затяжки.

– От такого слышу. Всего хорошего, крошка. Надеюсь, твоя разбитая голова скоро заживет.

Прежде чем жена окончила разговор, Пит услышал в трубке пару фальшивых поцелуев.

Шлюха! Дрянь! Блистательная проклятая женщина!

Питу захотелось перезвонить Лине и рассказать ей все. «Я тебя люблю, но я тебя не люблю. Я люблю мужчин. У меня есть на стороне парень по имени Лэндри, я дал тебе двух детей, но ради этого мне пришлось накачаться двумя разными наркотиками, и еще Злобный Элвис – полное дерьмо, и я жутко боюсь успеха, жутко боюсь разрушить свой успех и… о боги, я ничего не знаю!»

Он заскрежетал зубами.

И набрал другой номер.

Ответил Лэндри.

– О, это ты.

«Да, это я».

– Мне нужно было услышать твой голос, – сказал Пит, стараясь скрыть в своем голосе отчаяние и понимая, что ему это абсолютно не удалось.

* * *

Шана сблизилась с Аравом. Каждый день он снимал на ночь номер в гостинице или мотеле вместе с другими сотрудниками ЦКПЗ – с теми, кто остался, поскольку количество лаборантов и техников значительно сократилось. Арав ехал туда вместе со своими товарищами, и Шана тоже ехала с ними, что очень ее смущало, поскольку все выразительно смотрели на нее и многозначительно молчали. Иногда доктор Рэй пытался завести с ней разговор, но она отвечала односложно, и на том все заканчивалось. Однако сегодня утром ни его, ни Сэди не было видно. Шана и Арав ждали на стоянке, как всегда. Девушка радовалась возможности побыть вдали от стада. Ей было стыдно в этом признаться, однако здесь она чувствовал себя свободной, чего никогда не бывало рядом с путниками. Там вся ее сущность сводилась лишь к тому, чтобы быть пастухом – человеком, присматривающим за другим человеком. За Несси. Здесь же перед ней простиралась широкая дорога, у нее не было никаких обязанностей…

Шане казалось, будто она может делать все, что угодно. Быть всем, кем угодно. И это ощущение подкреплялось новеньким фотоаппаратом, висящим в футляре у нее на шее.

Это был «Кэнон-5Д», купленный на пухлую пачку денег, которую ей четыре дня назад вручил Пит Корли. Денег хватило, чтобы купить дополнительный объектив – помимо штатного, Шана обзавелась еще и телеобъективом. На самом деле ей хотелось иметь объектив для макросъемки, однако, поскольку работала она со стадом, от него не было бы никакого прока. А вот телеобъектив – это была весьма полезная штука. Шана чувствовала себя настоящим шпионом. Следящим за людьми издалека…

Развернувшись, она быстро щелкнула Арава – тот стоял на фоне старого сарая, полуразвалившейся реликвии минувшей эпохи. Диск солнца только-только поднялся над крышей сарая, наполняя кадр полосами света и яркими пятнами. Девушка сделала еще несколько снимков. Арав, заметив это, изобразил смущение, отворачиваясь от объектива.

– Ох уж эти папарацци! – томным голосом произнес он. – Я просто хочу… выпить кофе с обезжиренным молоком и съесть сэндвич с авокадо, но эти папарацци неотступно преследуют меня! О, какая же нелегкая жизнь у такой звезды тысячелетия, как я!

– Кого ты изображаешь, Пита Корли? – спросила Шана, продолжая делать фотографии. Щелк, щелк, щелк…

– Хотелось бы. Я был бы богатым.

– Но он несчастлив. Деньги