Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа - Наталья Литтера

– прекрасный педагог. Чтобы понять это, надо было просто повзрослеть.

* * *

Катя: Привет. У тебя все в порядке?

Дуня: Работаю. Почему спрашиваешь?

Катя: Ты несколько дней молчишь. Я забеспокоилась. Как работа?

Дуня: Клиент никак не может определиться насчет цвета отделки комнаты: голубой или бежевый.

Катя: А скомбинировать?

Дуня: Я предложила то же самое)))) он загрузился еще больше))) Как дети?

Катя: Младший разрисовал фломастерами коридор, так что я тоже скоро буду думать, в каких тонах отделать стены))))

Дуня:))))))))))))))))))))))))

Катя: Как Илюша?

Через 20 минут.

Катя: Дуня? Ты тут?

Дуня: Тут. Мы расстались.

* * *

– Вот чего тебе на месте не сидится, а, Ванятка? – Антонина Марковна накладывала внуку полную тарелку. – Три дня дома побыл, и все – уже снова куда-то надо. Чего ты в том Владимире забыл?

– Юрий Валентинович просил.

– А, ну это дело, конечно, нужное, – бабуля прищурилась, прикидывая, что бы еще положить к паре фаршированных перцев и горе картофельного пюре. – Да только все равно, Ванька, не сбежишь ты так.

– От чего не сбегу?

– А вот от чего ты там сбегаешь, – Антонина Марковна обернулась от плиты с полной тарелкой наперевес. – Или от кого.

– И с чего это ты взяла, что я сбегаю?

– Да уж глаза пока видят! – подбоченилась бабушка. – Вот что за парни пошли? Нет чтоб за девку сражаться, они – во Владимир.

– Мама! – теперь помощь Ване пришла с другой стороны.

– Не удирать надо, а за женщину свою биться! – не уступала Антонина Марковна. – Любовь, Ванька, никто на тарелочке с голубой каемочкой тебе не принесет.

– Я на любовь на тарелке не претендую, – такой разговор с матерью и бабушкой представлялся верхом абсурда. – Мне вот перчиков на тарелке можно?

Бабуля поставила перед ним еду с демонстративным стуком, а потом села напротив и своим фирменным жестом подняла указательный палец.

– А все одно, Ваня, от любви не удерешь. Даже хоть и во Владимир. Любовь ничем не перешибешь.

– Хлеба можно? – нарочито спокойно.

– Ты ешь да слушай старших!

– Мама, ну оставь его в покое. Взрослый. Сам разберется.

На кухне стало тихо. А потом Иван с удивлением услышал собственный голос:

– Не с чем там разбираться. И сражаться не с кем. И не за кого. Другого она любит. А любовь ничем не перешибешь, ты сама сказала, ба.

И снова тишина. А потом деловитый голос Антонины Марковны:

– А давай-ка я тебе, Ваня, еще лечо положу.

* * *

В пятницу Дуня уехала к Кате. Накупила кучу подарков детям, выбрала в магазине аксессуаров красивый палантин для подруги, а ее мужу приобрела бутылку виски.

Катя ждала. С того самого момента, как она узнала о разрыве с Ильей, вопрос был поставлен ребром: «Ты едешь, и я тебя жду».

Дороги из центра столицы переполнились спешащими за город машинами. Еще стояли теплые дни, дачи ждали своих владельцев. Дуня пристроилась в нужный ей ряд и стала частью общей длинной вереницы. Впереди ждали два дня счастья.

И они были. Эти дни. Именно счастья. По-другому не назовешь. Потому что иметь настоящего друга – это уже везение, а общаться с ним, вести понятные обоим разговоры, шутить, обмениваться новостями, да просто неторопливо чаевничать – настоящее счастье.

Ее встретили радушно и шумно, едва не задавив в объятьях, осмотрели внимательно со всех сторон, поинтересовались, что за духи, накормили так, что появилась угроза лопнуть, и отправили спать далеко за полночь.

А на другой день были шашлыки в саду под яблонями, и сладкие, но не очень сочные поздние ягоды малины прямо с куста, и игра в прятки с детьми, и просмотр мультиков прямо на покрытом ковром полу, и поход к реке с термосом. Дети остались дома под присмотром мужа Кати. Он был очень понимающим – дал возможность подругам уединиться.

Дуня с Катей спустились к песчаному берегу, расстелили маленькое теплое стеганое одеяло и сели. Дуняша смотрела на большую баржу, которая неспешно шла по реке, как посланница из другого измерения, где никто никуда не спешит, не боится опоздать и не зависит от бешеного ритма больших городов. Баржа просто степенно плыла. Дуня видела мужчину в кабине за штурвалом, второй сидел на открытой платформе и курил, глядя на берег.

– Бежит река, в тумане тает,

Бежит она, меня дразня,

– вдруг тихо запела Катя.

И Дуняша подхватила:

– Ах, кавалеров мне вполне хватает,

Но нет любви хорошей у меня.

Они так и сидели, обнявшись, и пели, пока слова не подошли к концу.

Танцую я фокстрот и вальсы,

Пою в кругу я у плетня.

Я не хочу, чтоб кто-то догадался,

Что нет любви хорошей у меня.

Стоит береза у опушки,

Грустит одна на склоне дня.

Я расскажу березе, как подружке,

Что нет любви хорошей у меня.

Все парни спят, и спят девчата,

Уже в селе нет ни огня.

Ах, я сама, наверно, виновата,

Что нет любви хорошей у меня.

– Это я оставила Илью, сама, – сказала Дуня, допев, – встретила другого человека.

– А Илья? Как он?

– Не знаю, – Дуня, не отрываясь, смотрела на реку. – Мы не виделись с тех пор и не общались. Он гордый, Катя, очень гордый. Все будет переживать в себе и виду не подаст. Молча принял мое решение. Ни слова не сказал. Вообще… Когда думаю, как он там, – вот здесь тяжело становится, – она прислонила ладонь к груди, – и дышать трудно.

– Но если тебе настолько плохо, зачем же было рвать отношения? – осторожно поинтересовалась подруга. – В каждой паре бывают кризисы. Может, не стоило до такой степени резко менять свою жизнь? Если болит, значит – любишь?

– Я тоже так считала и долго тянула с решением. Все очень сложно… в двух словах не расскажешь.

– А ты не торопись.

Дуня увидела на песке маленький камешек, подняла его и кинула по направлению к реке. Не долетел – упал у самой кромки, на мокрый песок.

– Помнишь, я тебе рассказывала про автостопщика?

– У которого тату?

– Да. Он оказался не автостопщиком. Хотя… автостопщиком, конечно, если таким образом проделал путь от Дальнего Востока до Москвы, но не настоящим. Это был фотопроект, свои работы сей любитель путешествий на перекладных продал потом в одно издательство. На самом деле он фотограф. Очень талантливый