Сунь Укун – царь обезьян - У Чэнъэнь

– Брат наставник! – обрадованно ответили девицы-оборотни. – Мы поможем тебе бить их.

– Зачем же бить? – сказал даос. – Мы по-другому поступим. Идите за мною.

Девицы пошли вслед за даосом, а он достал лестницу, влез на нее и снял с балки маленький кожаный сундучок с медным замочком. Затем он поспешно вытащил из рукава носовой платок из тонкого блестящего шелка, с привязанным в одном из его уголков маленьким ключиком. Этим ключиком он открыл сундук и вынул оттуда пакетик с зельем.

– Сестрицы! – сказал даос, обращаясь к девицам-оборотням. – Это мой самый драгоценный талисман. Простой смертный испустит дух всего от одной его крупицы, ну а праведнику надо чуть больше. Боюсь, что эти буддийские монахи имеют кое-какие заслуги и причисляются к праведникам, потому им надо будет дать по три ли. Живей несите сюда аптекарские весы!

Одна из девиц быстро достала весы и сказала:

– Ты взвесь один фэнь и два ли, а затем раздели на четыре части!

Даос тем временем взял двенадцать красных фиников, надломил их и стал закладывать по одному ли зелья в каждый финик, после чего разложил финики по четырем чайным чашкам. Затем он взял еще два черных финика и положил в другую чайную чашку. Расставив чашки на подносе, даос сказал девицам:

– Вы обождите, пока я пойду разузнаю у монахов, откуда они. Если не из Танского государства, то и говорить не о чем, а если оттуда, то я велю служкам сменить чай на горячий, и вы прикажете им подать эти чашки. Монахи, как только выпьют, сразу же помрут, вот вы и будете отомщены за обиду, которую негодяи-монахи нанесли вам.

Девицы принялись благодарить даоса, а он сменил одежды, со смиренным видом вернулся к гостям, выказывая им всяческое почтение, и предложил снова занять почетные места. Когда все сели, даос обратился к Танскому монаху.

– Дозволь спросить тебя, уважаемый наставник, – промолвил он, – на какой святой горе ты спасаешься от мирских треволнений? По каким делам соизволил прибыть сюда?

– Я бедный монах из восточных земель великого Танского государства, – отвечал Сюаньцзан, – меня послали на Запад в храм Раскатов грома за священными книгами. По пути нам встретился этот монастырь, и мы решили зайти поклониться святым.

У даоса от этих слов заиграла на лице самая радушная улыбка, приятная, как весенний день.

– Прости меня, почтенный наставник мой! – сказал даос – Я не знал, что ты благочестивый последователь отца великой добродетели – самого Будды, а то бы мне следовало выйти как можно раньше, чтобы достойно встретить тебя!

Сказав это, даос обернулся к дверям и громко крикнул:

– Эй! Отроки! Живей подайте свежего чая, погорячее, да быстрее готовьте трапезу.

Когда служки пришли за чаем, девицы-оборотни подозвали их и сказали:

– Здесь уже приготовлен свежий чай. Подайте его!

Служки схватили поднос с пятью чашками и понесли. Даос поспешно обеими руками взял чашку с красными финиками и поднес Танскому монаху. Заметив, что Чжу Бацзе велик ростом, он счел его за старшего ученика, Шасэна – за второго, а Сунь Укуна, который ростом был ниже всех, за младшего, поэтому Великому Мудрецу досталась только четвертая чашка.

Отличаясь необыкновенной зоркостью, тот успел заметить, что на подносе осталась чашка с двумя черными финиками.

– Учитель! – сказал он, обращаясь к даосу. – Давай поменяемся чашками!

Даос улыбнулся и обратился к Танскому монаху.

– Не стану таиться от тебя, – проговорил он, – я, бедный даосский монах, живу в горах очень скудно, и у меня не нашлось фруктов к чаю. Только что на заднем дворе я сам сорвал с деревьев эти плоды, но красных фиников оказалось всего двенадцать, и я разложил их на четыре чашки, чтобы почтить вас, а себе пришлось положить финики другого цвета. Поверьте, я хотел этим выразить свое особое почтение и уважение к вам.

– Еще древние говорили: «Кто у себя дома, тот не беден, беден тот, кто в пути», – произнес Сунь Укун. – Так что нечего прибедняться. Давай лучше поменяемся чашками!

Тут в разговор вмешался Танский монах.

– Сунь Укун! – промолвил он. – Сей почтенный настоятель в самом деле хочет выказать нам свои добрые чувства гостеприимства, так что ешь и пей что дают. Зачем меняться чашками?

Сунь Укуну ничего не оставалось, как замолчать, но пить он не стал, взял чашку левой рукой, правой накрыл ее и принялся наблюдать, что будет дальше.

Жадный до еды Чжу Бацзе сразу вытащил из чашки все три финика и разом проглотил. Наставник и Шасэн тоже съели финики. В следующий миг Чжу Бацзе позеленел, у Шасэна из глаз потекли слезы, а у Танского монаха на губах выступила пена, после чего все трое повалились на пол.

Великий Мудрец сразу смекнул, что финики ядовитые, швырнул чашку в лицо даосу, но тот успел прикрыться рукавом, и чашка со звоном упала на пол, разбившись вдребезги.

– Скотина! – процедил сквозь зубы Сунь Укун. – Смотри, что сделал с моими братьями! Разве мы причинили тебе какой-нибудь вред? За что ты опоил их отравленным чаем?

– А не ты ходил за подаянием в пещеру Свитых шнуров? – заорал в ответ даос. – Не ты купался в источнике Омовения от грязи?

– В этом источнике купались семь девиц-оборотней! – вскричал Сунь Укун. – Теперь мне все ясно! Ты с ними заодно!

С этими словами Сунь Укун вытащил свой посох и ринулся на даоса, а тот выхватил меч и бросился на Великого Мудреца.

Девицы-оборотни прибежали на шум и крикнули:

– Брат наставник! Не трать напрасно силы. Мы сейчас схватим его!

При виде девиц-оборотней Сунь Укун еще больше рассвирепел и стал колотить их посохом, но тут заметил, что девицы расстегнули одежду на животе, произнесли заклинание и из пупка у них повалили шелковые шнуры, которые придавили Сунь Укуна.

С трудом удалось Великому Мудрецу вырваться. Он прочел заклинание, совершил прыжок через голову, пробил плотную сеть из шнуров и умчался. Он остановился высоко в небе и, сдерживая ярость, наблюдал за тем, как блестящие шелковые шнуры, переплетаясь рядами крест-накрест, словно плел их ткацкий челнок, очень быстро окутали весь даосский монастырь со всеми его башнями и строениями, так что и тени от него не осталось.

– Ну и здорово! Вот здорово! – восклицал Сунь Укун, пораженный этим зрелищем. – Хорошо, что я не попался им в лапы! Нет ничего удивительного в том, что бедняга Чжу Бацзе столько раз падал и разбивался! Как же мне справиться с ними? А тут еще наставник и оба моих брата наглотались яду. Видно, эти оборотни действуют заодно. Интересно бы узнать, откуда они взялись. Сейчас вызову к себе местного духа.

Сунь Укун щелкнул пальцами, прочел заклинание, и дух, дрожа от страха, предстал перед ним.

– Скажи мне, откуда взялись эти оборотни? – спросил Великий Мудрец. – Если скажешь, не буду тебя бить.

– Эти оборотни поселились здесь лет десять назад, – ответил дух. – При очередной проверке оказалось, что все они оборотни пауков, а шнуры их не что иное, как паутина.

Услышав это, Сунь Укун очень обрадовался, отпустил духа, а сам направился к монастырю. По дороге он выдернул у себя из хвоста семьдесят шерстинок, дунул на них своим волшебным дыханием, произнес заклинание, и шерстинки сразу же превратились в семьдесят двойников Сунь Укуна, совсем крошечных; затем Сунь Укун дунул на свой посох с золотыми обручами, снова произнес заклинание, и посох сразу же превратился в семьдесят рогатин, каждая с двумя остриями. Сунь Укун раздал двойникам по рогатине, себе тоже взял одну и стал в сторонке. Двойники начали дружно наматывать шнуры на рогатины и вскоре изорвали их в клочья, причем на каждую рогатину намоталось более десяти цзиней; затем из середины они вытащили семь огромных пауков величиною с целую мерку для риса. Пауки отчаянно шевелили своими лапами, вытягивали головы и вопили: «Пощадите! Помилуйте!» Но семьдесят двойников Сунь Укуна крепко прижали к земле семерых пауков и не отпускали.

– Вы их не бейте пока! – крикнул Сунь Укун. – Пусть раньше освободят моего наставника и его учеников!

– Брат! – вскричали тут пауки. – Отпусти Танского монаха! Этим ты спасешь нам жизнь!

– Сестрицы! – ответил даос. – Я уже собрался есть Танского монаха, так что мне теперь не до вас!

При этих словах Сунь Укун так разъярился, что снова превратил рогатину в железный посох и перебил всех до единого пауков. После этого он ринулся на даоса. И между ними разгорелся бой.

Противники схватывались уже раз пятьдесят, и даос почувствовал, что силы у него на исходе. Тогда он сбросил одежду, поднял обе руки, и в том месте, где находятся ребра, у него появилась тысяча глаз, излучающих золотистый блеск.

Блеск ослепил Сунь Укуна. Он споткнулся, упал и разбил себе голову.

– Вот невезенье! – горестно восклицал Сунь Укун. – Даже хваленая моя голова на этот раз подвела! Было время, ее рубили топорами и тесаками, но она оставалась невредимой. А тут от каких-то золотистых лучей пострадала! Чего доброго, не заживет да еще начнет гноиться! А если и заживет, все равно останется след, и она утратит свою былую славу.