Невидимый человек - Ральф Уолдо Эллисон

была призвана расширить число сторонников нашего движения.

— Братья, это был сговор, — снова встрепенулся Рестрам. — Говорю вам, этот оппортунист загодя организовал командировку сотруднице редакции и надиктовал статью.

— Гнусная ложь, — возмутился я. — Ты же присутствовал при телефонном разговоре и слышал, как я просил, чтобы редактор вместо меня пригласил для интервью брата Клифтона.

— По-твоему, я говорю неправду?

— Ты лжец, горлопан и мерзавец. Да, лжец, и больше ты мне не брат.

— Теперь он меня оскорбляет. Братья, вы свидетели.

— Давайте сохранять спокойствие, — негромко произнес брат Джек. — Брат Рестрам, ты выдвинул серьезные обвинения. У тебя имеются доказательства?

— Доказательства имеются. Прочтите журнал — и получите доказательства.

— Журнал будет прочитан. Что-нибудь еще?

— Да, езжайте в Гарлем и поговорите там с людьми. Его имя не сходит у них с языка. О нашей с вами работе — ни полслова, как будто нас не существует вовсе. Говорю же вам, братья, этот человек представляет угрозу для жителей Гарлема. Гоните его взашей!

— Это будет решать комитет, — подытожил брат Джек и обратился ко мне: — Что ты можешь сказать в свое оправдание, брат?

— В оправдание? — переспросил я. — Ничего. Мне не в чем оправдываться. Я добросовестно выполнял свою работу, но если братья об этом не знают, то сейчас объясняться поздно. Ума не приложу, что скрывается за этим разговором, но смею вас заверить: у меня не тот статус, чтобы влиять на работу журналистов. Я и помыслить не мог, что надо мной устроят судилище.

— Мы никого не судим, — ответил брат Джек. — Но если тебя отдадут под суд — чего, я надеюсь, никогда не произойдет, — ты узнаешь об этом заранее. Однако, коль скоро комитет собрался на чрезвычайное заседание, прошу тебя покинуть зал на то время, которое потребуется нам для прочтения и обсуждения спорного интервью.

Выйдя из зала, я зашел в ближайший свободный кабинет; меня трясло от злости и отвращения. В разгар заседания одного из ведущих комитетов Братства Рестрам отшвырнул меня назад, на Юг, да так, что прилюдно сорвал с меня все покровы. Я готов был своими руками придушить Рестрама, который на глазах у всех втянул меня в какую-то дворовую перепалку. Тем не менее мне пришлось по мере сил отбиваться понятными ему средствами, пусть даже мы с ним походили на водевильных персонажей, размахивающих опасной бритвой. Наверное, мне стоило упомянуть об анонимном письме, но некоторые могли бы счесть его лишним доказательством отсутствия у меня должного авторитета в нашем районном отделении. Будь там Клифтон, уж он бы нашел способ приструнить этого шута. Неужели члены комитета отнеслись к нему с такой серьезностью только по причине его цвета кожи? Что на них нашло, разве они не видели, что имеют дело с клоуном? Но вместе с тем, случись братьям хохотнуть или по меньшей мере заулыбаться, я бы сошел с ума, потому что в данных обстоятельствах они неизбежно смеялись бы над обоими… Правда, смех сделал бы эту ситуацию менее абсурдной… Боже, куда я попал?

— Можешь зайти, — позвал меня один из братьев, и я вернулся в зал заседаний, чтобы узнать приговор.

— Итак, — начал брат Джек, — мы прочли статью, брат, и рады сообщить, что находим ее вполне безобидной. Жаль, конечно, что в ней мало сказано о других членах гарлемского отделения. Но доказательств твоей вины мы не обнаружили… Брат Рестрам допустил ошибку.

Мысль о том, сколько времени потрачено впустую на установление очевидной истины, да и сам обходительный тон заявления вывели меня из равновесия.

— По-моему, Рестрам допустил преступную ошибку, — огрызнулся я.

— Состава преступления здесь нет, он просто перестарался, — сказал брат Джек.

— Мне видится и состав преступления, и сверхретивость, — ответил я.

— Нет, брат, криминала здесь нет.

— Он подрывал мою репутацию…

Брат Джек улыбнулся.

— Только в силу своей искренности, брат. Он пекся о благе Братства.

— Но зачем было клеветать? Не понимаю тебя, брат Джек. Я не враг, ему это известно. Я такой же брат, как и он, — добавил я, когда увидел его оскал.

— У Братства много врагов, поэтому давай относиться терпимее к ошибкам братьев.

Видя придурковатую, униженную физиономию Рестрама, я остыл.

— Ладно, брат Джек, — сказал я, — наверное, мне положено радоваться, что вы признали меня невиновным…

— Что касается журнальной статьи… — Брат Джек поднял кверху палец.

У меня вдруг окостенел загривок, я даже вскочил.

— Что касается статьи?! Хочешь сказать, вы поверили в прочую галиматью? Неужели все начитались комиксов про Дика Трейси?

— Дик Трейси тут ни при чем, — отрезал Джек. — У нашего движения врагов предостаточно.

— Теперь уже и меня к ним причислили, — сказал я. — Что на вас нашло? Можно подумать, вы никогда не имели со мной дела.

Джек посмотрел на сидящих за столом.

— Брат, тебя вообще интересует наше решение?

— О да, — ответил я. — Еще бы. Меня интересуют любые формы нестандартного поведения. Кто бы не заинтересовался, если один безумец сумел убедить лучшие, как я привык считать, умы нашей страны принимать его всерьез. Кроме шуток: мне интересно. Иначе я поступил бы как любой вменяемый человек: развернулся и ушел.

Собравшиеся шумно запротестовали, и залившийся краской Джек часто застучал молотком, призывая к порядку.

— Позвольте мне сказать несколько слов брату, — вызвался брат Мак-Афи.

— Давай, — хрипло ответил брат Джек.

— Брат, нам понятны твои чувства, — заговорил брат Мак-Афи, — но и ты должен понимать, что у Братства немало врагов. Такова реальность, а потому мы вынуждены прежде думать о нашей организации, а потом уж о своих личных чувствах. Братство есть нечто большее, чем мы все вместе взятые. Когда под вопросом оказывается безопасность Братства, интересы любого из его членов отходят на второй план. Будь уверен, все присутствующие подходят к тебе лично с позиций доброй воли. Твоя работа выше всяких похвал. Но просто в целях безопасности нашей организации мы обязаны проводить тщательную проверку всех обвинений такого рода.

Я не чувствовал ничего, кроме опустошенности; Мак-Афи привел логичные доводы, и мне волей-неволей пришлось с ними согласиться. Да, они ошиблись, но на них лежала обязанность вскрыть свою ошибку. А пока — вперед, пусть установят, что все обвинения против меня ложны, и тогда я буду полностью оправдан. И все же, откуда такая зацикленность на врагах? Сквозь дымную завесу я вглядывался в их лица и впервые за все время работы в Братстве душу бередили большие сомнения, каких я не знал даже в непростые студенческие годы. Но Братство — это совсем другое: человек мог отдавать себя этой организации без остатка — в том заключалась ее сила, но и моя тоже, ибо ощущение целостности служило залогом грядущих изменений