Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

- Вы все еще беседуете о спиритизме? - спросила Мадзя, подойдя к ним.

- Хуже, - подхватил Сольский, - мы говорим о счастье. Панна Магдалена, думали ли вы когда-нибудь о том, что такое счастье?

- Счастье? - повторила Мадзя. - Человек чувствует себя счастливым, когда всем вокруг хорошо.

- Это чужое счастье! - сказал Сольский. - А как вы представляете себе свое личное счастье?

- Самое большое личное счастье, когда человек может творить добро. Не так ли? - спросила Мадзя, глядя удивленными глазами то на Дембицкого, то на Сольского.

- И вас удовлетворило бы такое счастье? - спросил Сольский.

- Ах боже! - воскликнула Мадзя. - Да ведь лучше нет ничего на свете, и человеку больше ничего ненужно...

- Нет, отчего же, - флегматически произнес Дембицкий, - человеку нужно еще носиться по волнам, катиться с крутых гор, драться на дуэлях...

- Что вы говорите? - удивилась Мадзя. - Ведь это несчастье!

- Мы, сударыня, не понимаем друг друга, - сказал Дембицкий, пожимая ей руку. - Вы человек нормальный и здоровый, а мы люди больные, дегенераты. Наши нервы уже так притупились, что мы не чувствуем не только чужой, но и собственной радости. Только физическая боль напоминает нам о том, что мы еще существуем...

- Ну-ну! - прервал старика Сольский. - Ни эгоизм, ни жажда сильных ощущений не доказывают, что нервы притупились.

- Доказывают, доказывают! - настаивал Дембицкий. - Превосходная скрипка рождает отзвук даже тогда, когда звук раздастся рядом. А для того чтобы камень родил отзвук, по нему надо ударить молотом. Альтруизм - это та превосходная скрипка, которую каждый здоровый человек носит в своем сердце. А ваши сильные ощущения - это молот, молот, которым надо бить камни.

- Я не понимаю, о чем вы говорите, - покраснела Мадзя и отошла к дамам.

- Что скажете? - спросил Дембицкий, показывая глазами на Мадзю. - Не лучше ли это отвесных скал?

- Сон! Небесное виденье! - задумчиво ответил Сольский. - Если... не хорошо сыгранная комедия! - прибавил он через минуту. - Эти бабочки, если захотят, могут явиться ангелами в облаках и радугой опоясаться. Вся наша мудрость заключается в том, чтобы, притворяясь, будто мы верим им, знать про себя, что эти милые ангелочки представляют собой на деле.

- Что же они собой представляют?

- Это самки, они слабее самцов и, чтобы использовать их, вынуждены прибегать ко всяким маневрам. Одни изображают из себя ангелов, другие демонов... смотря по надобности.

- А ваша сестра кого изображает? - спросил Дембицкий, строго глядя на Сольского.

- Ах! - вспыхнул тот. - Ада святая. Это исключительная женщина.

- Так будьте осторожны с вашими теориями, потому что исключений может быть больше.

Было уже поздно, разговор в гостиной обрывался, и гости стали прощаться.

- Вы позволите отвезти вас? - спросил у Мадзи пан Казимеж.

- Спасибо. Может, меня проводит пан Дембицкий, - ответила Мадзя.

- Вот видите, сударь, какая награда ждет вас за оптимизм, - обратился Сольский к Дембицкому.

- Неутешительная награда! - прибавил пан Казимеж.

- Поблагодари же, Мадзя, пани Арнольд за доброе предсказание, прервала его Ада. - Впрочем, я бы предпочла, чтобы твой избранник не был таким уж великим человеком.

По дороге домой Мадзя стала просить у Дембицкого извинения за то, что пани Коркович удалила Зосю. Но старик прервал ее.

- Зосю я посылал к Корковичам только ради вас, - сказал он. - Я доволен, что так случилось, это неприятные люди. Мне кажется, что и вы в скором времени распроститесь с ними.

Догадавшись, что до Дембицкого дошли слухи об ее отношениях с Корковичами, Мадзя переменила тему разговора и спросила у старика, что он думает о сегодняшнем собрании.

- Что ж? - ответил он, кривя губы при свете фонаря, мимо которого они проезжали. - Мы провели время не так банально, как на обычных вечерах. Что же касается людей...

Он потер кончик носа и продолжал:

- Оба Сольские прекрасные люди, - я давно их знаю, - но нет у них цели в жизни. Вот где полезна была бы бедность! Пан Арнольд, кажется, человек порядочный, а его жена полусектантка, полуистеричка. Женщины изнеженные и свободные легко становятся капризницами, а там и истеричками.

- Вы ничего не сказали о Норских, - вполголоса произнесла Мадзя.

- Что можно о них сказать? - ответил старик. - Разве только то, что они любят наслаждаться жизнью, но при этом не признают никаких обязанностей. Если Сольского терзает отсутствие обязанностей, побуждает придумывать себе какие-то цели, то пан Норский мучиться от этого никогда не будет.

- Вы не любите их? - спросила Мадзя, вспомнив старую ссору Дембицкого с Эленой.

Он покачал головой и сказал после раздумья:

- Сударыня, если бы я даже хотел, я никого не могу не любить.

- Я вас не понимаю.

- Видите ли, всякий человек, как учил нас катехизис, состоит из двух частей. Одна является очень сложным автоматом, который достоин сожаления, презрения, порой удивленья. Другая - это искра божья, которая горит ясней или слабей, но в каждом человеке стоит дороже всего мира. Если вы прибавите к этому, что обе части тесно соединены и человек как единое целое будит в нас одновременно и презрение и глубочайшее уважение, то поймете, что может родиться из этих чувств.

- Ничего? - сказала Мадзя.

- Нет. Симпатия там, где господствует дух, и равнодушие там, где возобладал автомат. Ненавидеть человека нельзя, ведь рано или поздно он потеряет свою тленную оболочку и станет бесконечно благородным творением.

- Вы тоже верите в духов?

- Стучащих? - спросил он. - Нет!

Экипаж остановился, Дембицкий помог Мадзе выйти и позвонил у ворот.

Не успела Мадзя войти к себе в комнату, как на пороге появилась пани Коркович в короткой юбке, с папильотками в волосах, в ночной кофте, которая рельефно обрисовывала ее мясистые прелести.

- Уже второй час! - сказала она с раздражением. - Вы все время были у Сольских?

- Да.

- Весело важные баре проводят время, не то что трудовой люд. Вас привез пан Сольский?

- Пан Дембицкий.

- Вы, вероятно... - Она замялась, а затем прибавила: - Пан Дембицкий, верно, сердится на меня!

Мадзя молчала. Однако тень пробежала по ее обычно доброму личику, и пани Коркович пожелала ей спокойной ночи.

Когда Мадзя погасила свет, перед ее глазами поплыли смутные виденья. Ей виделась гостиная Ады, львиная грива и грозные глаза пани Арнольд, а вокруг нее красивые лица Арнольда и Норских и безобразные Сольских и Дембицкого. И странное дело, только теперь, когда неясными стали отдельные черты, каждое лицо приобрело свое характерное выражение. Арнольд был всецело поглощен своей женой, Дембицкий погружен в задумчивость, в Сольском все словно кипело и клокотало. На лице Ады изображалось смирение, лицо Элены дышало гневом и гордостью, а у пана Казимежа казалось лишенным всякого выражения, вернее было веселым, и эта веселость производила на Мадзю отталкивающее впечатление.

Вдруг показалась новая тень: пани Коркович в ночной кофте, с головой в папильотках и глупо-самодовольным взглядом. У нее был такой забавный вид, что Мадзе и стыдно стало за свою хозяйку, и жаль ее.

- Не разгоревшаяся искра божья! - говорила она себе, силясь не глядеть на пана Казимежа, который со своей насмешливой улыбкой, со всей своей красотой и изящными движениями казался ей банальней даже пани Коркович с ее глупой спесью.

О том, что напророчила ясновидица, Мадзя и не вспомнила, сочтя все это просто недоразумением.

Глава восьмая

Участь гувернантки

Несколько дней пани Коркович сдерживала свой гнев, ограничиваясь полунамеками на богатых бездельников и позднее возвращение домой. Мадзя делала вид, что ничего не слышит.

Пани Коркович еще больше злилась. И вот однажды, за обедом, положив себе на тарелку жаркого, она велела лакею:

- Теперь подай барину.

А когда Ян, приученный к другим порядкам, заколебался, подтолкнула его к хозяину.

- А панне Бжеской? - удивился супруг.

- Бери, говорят тебе!

Коркович пожал плечами, но взял. Это была пора, когда в доме безраздельно властвовала супруга.

- Теперь подай панне Бжеской, - скомандовала пани Коркович.

Линка уставилась на мать, огорченная Стася на Мадзю, а пан Бронислав, ужасно довольный, показал Стасе язык. Однако Мадзя спокойно положила себе на тарелку жаркого, только побледнела немного, и видно было, что она заставляет себя есть.

То же самое повторилось и с другими блюдами.

После обеда девочки тут же бросились за Мадзей.

- Панна Магдалена, - наперебой уговаривали они ее, - не обращайте на маму внимания! Пройдет неделька, и она извинится перед вами, а сейчас на нее стих нашел, даже папа ее боится! Даже мы! Теперь только мама и Бронек правят домом, но пройдет неделька...

- А может, мама уже не хочет, чтобы я занималась с вами? - спокойно спросила Мадзя.

Тут Стася расплакалась, а Линка упала перед Мадзей на колени.