Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов

через зятя итальянского короля, немецкого князя Филиппа Гессенского. Дуче воспринял эти новости достаточно равнодушно – еще за несколько лет до этих событий он уже «списал» Австрию и рассчитывал лишь затормозить процесс ее поглощения немцами, надеясь при этом добиться определенных преференций для своей страны, получив благодарность Берлина за итальянское согласие на аншлюс. Вопрос, таким образом, упирался лишь в цену, хотя Муссолини понимал, что она не может быть слишком высокой.

Так и случилось. В конечном счете фюрер расплатился заверениями в неизменной личной преданности и германских гарантиях на Южный Тироль, доставшийся Италии после Первой мировой войны. Гитлер до конца сдержал первое обещание, но в дальнейшем, после краха фашистского режима в 1943 году, пересмотрел свои взгляды на итало-германскую границу.

Оправданием для дуче может служить тот факт, что пространство дипломатического маневрирования в австрийском вопросе было довольно узким – ключи от Вены уже давно не лежали в Риме. В чисто военном отношении Италия никак не могла помешать парадному шествию вермахта по Австрии, даже если бы у Муссолини и возникло такое желание. На дворе был не 1934 год: единого фронта версальских союзников-победителей давно не существовало, испанская война поглощала итальянские ресурсы, к тому же было очевидно, что итальянская и немецкая армии уже несоизмеримы по своей мощи. В сложившейся ситуации дуче можно было бы, пожалуй, упрекнуть лишь в том, что он психологически оказался неспособен вести с фюрером рискованный торг – недопустимая слабость для волевого политика, каковым Муссолини себя искренне считал. Вместо этого он предпочел застыть в надменной позе равнодушного наблюдателя, удовлетворившись гитлеровскими гарантиями неизменности новых итало-германских границ.

Намного больше дуче беспокоило, что его репутации как выдающегося государственного деятеля был нанесен изрядный ущерб. Общественность Италии, привыкшую за два десятка лет «фашистской эры» к безостановочно подаваемой пропагандой череде внешнеполитических успехов, откровенно разочаровали события в Австрии. Внезапно рухнул казавшийся когда-то таким перспективным проитальянский блок из Австрии и Венгрии. Влияние Рима на Балканах резко упало. А что Италия получила за согласие на аншлюс? Фактически ничего – признание ее границ, и только. По мнению многих, дружба с Берлином приобретала несколько односторонний характер. Такая оценка, не вполне справедливая и основанная скорее на эмоциях, нежели на здравых размышлениях, была достаточно популярна среди итальянцев, насмехавшихся теперь над собственной дипломатией.

Муссолини, приучивший нацию переоценивать ее собственные возможности, теперь расплачивался за это. И хотя дуче в своих выступлениях неизменно подчеркивал всю грандиозность «оси Рим-Берлин», на фоне которой «австрийская мелочь» не стоила и выеденного яйца, трудно было не заметить все большего изменения баланса сил между двумя режимами. Дуче оставалось лишь маскировать это бахвальством о многомиллионной итальянской армии, самом большом подводном флоте в мире и сверхсовременной авиации. Восхищенные депутаты, перед которыми Муссолини весной 1938 года развернул это впечатляющее полотно итальянской военной мощи, наградили его специально введенным званием Первого маршала империи.

И все же глухое недовольство итальянского общества австрийскими событиями подтолкнуло Муссолини заключить с англичанами в апреле 1938 года ни к чему не обязывающее соглашение о «добрососедских отношениях» – дуче явно желал продемонстрировать немцам «свободу рук», но в Берлине не приняли англо-итальянские переговоры всерьез, и оказались правы. Активное участие Рима в испанских делах, углубляющаяся пропасть в отношениях с Парижем и средиземноморские притязания Италии делали любое сближение с Лондоном иллюзорным. Итальянские обещания сократить свои вооруженные формирования в Ливии так и остались невыполненными.

В мае 1938 года в Италию с визитом прибыл Гитлер, пожелавший лично поблагодарить своего итальянского друга за «понимание» в австрийском вопросе. Муссолини пригласил фюрера еще после своего путешествия по Германии в прошлом году, и подготовка к встрече германской делегации началась едва только дуче вернулся из Берлина. На этот раз, в отличие от не слишком удавшегося визита Гитлера в 1934 году, гости должны были пробыть целую неделю, планировалось посещение не только Рима, но и ряда других городов. Диктатору хотелось, чтобы немцы получили достойное впечатление о мощи «новой Италии», а потому к организации намеченных торжественных мероприятий итальянцы подошли со всей ответственностью.

Не слишком доверяя бодрым рапортам своих подчиненных, Муссолини вникал в каждую деталь подготовки визита. Он даже проехал по дороге от железнодорожного вокзала до Квиринальского дворца, придирчиво оглядывая римские улицы. Волнение дуче разделял и итальянский король, но совсем по другой причине: Виктор Эммануил не любил ни немцев, ни нацистов, ни австрийца Гитлера, а потому заранее не ожидал от приезда «германских варваров» ничего хорошего. Муссолини считал занятую монархом позицию «жалкой», но, в свою очередь, закрывал глаза на то, что, стремясь поразить немцев «современной» итальянской военной техникой, его генералы отправили на римский парад бронеавтомобили с деревянными пулеметами. Закаленный суровыми африканскими условиями маршал Грациани удивлялся такому подходу, но для Муссолини и начальника Генерального штаба Бадольо это было в порядке вещей. Грандиозное военное шоу должно было убедить немцев, что Италия обладает не только великой культурой, но и первоклассными вооруженными силами.

Муссолини и король встретили Гитлера в Риме 3 мая 1938 года. Германская делегация оказалась необычайно многочисленной (около пятисот человек) и шумной, но сам фюрер вел себя почти безупречно. Капризный по натуре, он, тем не менее, был очень доволен переменой в отношении к нему со стороны дуче и сумел выдержать даже утомительный королевский этикет. Это была настоящая жертва со стороны Гитлера, поскольку он вообще с трудом сохранял терпение, даже если это имело крайне важное для Германии значение. Однако, даже несмотря на то что королевское гостеприимство оставляло желать лучшего, Гитлер все же не скрывал своего удовольствия от визита на Апеннины. Шесть дней в Италии стали для него счастливейшим временем, к воспоминаниям о котором он будет возвращаться и годы спустя.

В свою очередь итальянцы постарались показать достижения своей страны в максимально выгодном свете. Переняв у нацистов игру с прожекторами, организаторы устроили второй, после устроенного Нероном, пожар Рима, восхитив Гитлера мастерским сочетанием светотехники и фейерверков на фоне Колизея. Собранные для парада 30 тысяч солдат, карабинеров и милиционеров старательно демонстрировали «римский шаг», а проехавшие перед Гитлером 400 танкеток и такое же количество грузовиков неопровержимо свидетельствовали о высоком уровне моторизации итальянской армии. Жители Вечного города с южной горячностью приветствовали немецких гостей, хотя немало нашлось и тех, кто, как и король, скептически и надменно смотрел на «северян». Характерным отличием итальянского фашизма было то, что владельцы римских магазинов, не пожелавшие выставлять в витринах портреты германского фюрера, – могли ограничиться цветами и флагами. В Третьем рейхе или СССР такое своеволие было попросту невозможно.

Переночевав в королевском дворце, Гитлер осмотрел Рим