Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов

части итальянцев «ариизация нации» совпала с падением уровня жизни, не слишком удачным (и крайне дорогостоящим) участием в испанской гражданской войне и милитаризацией фашизма, и без того, по мнению многих жителей страны, ставшего излишне воинственным. Если преследования евреев и не вызвали открытого взрыва возмущения, то все же радикальных антисемитов в Италии обнаружилось крайне мало.

В 1938 г. под удар властей попали и итальянские гомосексуалисты. До этого времени в своем отношении к нетрадиционной ориентации собственных граждан, фашистское государство не слишком отличалось от других, современных ему держав – в те годы гомосексуализм преследовался по закону в подавляющем большинстве стран мира, хотя в тоталитарных режимах формы этого преследования отличались особенной жестокостью. Но Италии, где «однополая любовь» во все времена находила достаточное число приверженцев, гонения на гомосексуалистов никогда не приобретали характера полномасштабной кампании, сравнимой по размаху с усилиями, предпринимаемыми режимом для решения других задач.

Разумеется, Муссолини и партийная идеология не желали признавать существования в Италии «сексуального меньшинства», а вплоть до середины 30-х годов, когда отношение диктатора к нацистам все еще оставалось прохладно-отстраненным, дуче не раз язвительно прохаживался по поводу большого количества «извращенцев» среди руководства национал-социалистического движения. Несмотря на это, в течение многих лет власти не слишком усердствовали в борьбе с итальянскими гомосексуалистами обоих полов, и хотя уличенные в «сексуальных извращениях» могли поплатиться за свою неосторожность несколькими годами ссылки или тюрьмы, основой политики фашистской политики в этом щекотливом вопросе было скорее замалчивание проблемы, нежели ее «разрешение».

Однако, в 1938 г. на острове Сан-Домино возник специальный лагерь, предназначенный для итальянских гомосексуалистов – его заключенными стали пять десятков сицилийцев, отправленных в ссылку по обвинению в «непристойном поведении». Ссыльные не могли общаться с остальными жителями острова и на ночь запирались в бараках, но в остальном условия в новом лагере не слишком отличались от принятых в аналогичных итальянских учреждениях порядков.

Начатый было «эксперимент» закончился уже в следующем году, когда лагерь был распущен, а его заключенные освобождены – в последующие годы власти еще подчас будут арестовывать итальянских гомосексуалистов, но большинство из них отделается проживанием под полицейским надзором и лишь немногие окажутся в тюрьмах или лагерях. а опыт создания специальных лагерей для них уже никогда не будет повторен.

Тем временем режим продолжал суроветь. По-настоящему мы разберемся с евреями позже, заявил дуче, пока достаточно и того, что они приколоты булавкой к бумаге, как жук в альбоме естествоиспытателя. Куда больше его беспокоила все чаще обнаруживавшая себя оппозиция со стороны двора, буржуазии и среднего класса. Муссолини, к этому времени почти утративший способность к самокритике, все же продолжал оставаться популистом и не мог не ощущать нараставшего недовольства внутри страны. Он не считал его опасным – да оно еще и не было таковым, – но для диктатора было довольно и самого факта попыток противодействия, даже в форме осторожной критики. Толстокожестью, позволяющей публичным людям хладнокровно воспринимать гомон толпы за спиной, Муссолини никогда не обладал, а с годами и вовсе стал чрезвычайно болезненно относиться к любым сомнениям в собственной гениальности. «Только один человек в Италии не ошибается», – без тени иронии сказал он о себе. Именно поэтому дуче так задевало явно обнаружившее себя недовольство короля – Виктору-Эммануилу не нравились и новый внешнеполитический курс страны, и продолжающаяся «фашизация Италии», и новоприобретенный его премьером антисемитизм.

Торжественная публикация «Протоколов сионских мудрецов» – явной фальшивки, состряпанной в начале XIX века по заказу тайной полиции Российской империи, – вызвала у монарха не меньше язвительных замечаний, нежели появившееся в 1938 году звание «Первого маршала империи» – звание, которое Виктор-Эммаунил и Муссолини получили одновременно. Какой взлет для капрала берсальеров, насмешничали аристократы. Такие остроты больно ранили дуче, не отличавшегося самообладанием. «Предательство» со стороны монархии оскорбляло его еще больше. Никогда еще недовольные реплики дуче в адрес своего короля не носили столь скандального характера – разумеется, полемика велась заочно, но в Италии такие вещи распространяются очень быстро.

Впервые с начала 20-х годов Муссолини начал поговаривать об упразднении монархии как таковой. Зачем она Италии? Выродившиеся аристократы со своим престарелым «королем-недомерком» – они никогда не понимали его. Сначала благодарили за социальный мир, сохранение своих титулов, а теперь упражняются в остроумии в великосветских салонах. Как же – посмел рассориться с их любимой Англией! Такого они ему не простят. С ними солидаризуются и трусливые буржуа, инстинктивно тянущиеся к своему французскому соседу, вместо того чтобы бороться с ним за Средиземное море!

«Клерикалы» (то есть римская курия) всегда были врагами Италии, ее национального единства, их «неблагодарность» не удивила его, заявлял Муссолини в доверительных разговорах, но монархия, монархия, для которой фашизм сделал так многое – не получив ничего взамен, – она предала его, предала Италию! Король, эта «маленькая жалкая развалина», скоро умрет, и тогда страна наконец-то освободится от «бесполезной государственной надстройки».

Налицо был подспудный кризис режима, впервые столкнувшегося с незначительным, но все же сопротивлением монархии. Пока еще этот конфликт не имел критического или необратимого характера, не угрожал он ни положению дуче, ни его партии, но само наличие противоречий между королевским дворцом и дворцом «Венеция» носило потенциально опасный характер. Муссолини мог сколько угодно насмехаться над «реликтом прошлого», но он хорошо помнил, что именно союз с монархией позволил фашистам утвердить свою власть в стране. Практика Эфиопской и Испанской войн показала, что фашистская милиция пока еще неспособна заменить офицерский корпус армии и флота, продолжавший хранить верность в первую очередь королю. На монарха устремляли свои взоры и те, кто опасался дальнейших шагов «закусившего удила» Муссолини, – в конце концов, Виктор-Эммануил был единственным в Италии человеком, способным отправить дуче в отставку. Разумеется, в конце 30-х годов никто в стране всерьез не помышлял о реальности такого развития событий, но все же монархия продолжала оставаться последним сдерживающим фактором на пути у фашистской партии, одновременно являясь при этом опорой режима, опорой, позволявшей Муссолини править страной без настоящего парламента. Будущее покажет, насколько катастрофическим станет для дуче этот конфликт, первые семена которого были посеяны в 1938 году.

Еще одним источником беспокойства стало постепенное ухудшение финансового и экономического положения Италии. Правительству Муссолини не удалось повторить «экономическое чудо» германской экономики 30-х годов – изобретенная фашистскими идеологами «корпоративная система» оказалась нежизнеспособной. Корпорации стали хорошим подспорьем для «политической унификации» Италии, служа диктатуре источником легитимации (вместо прежних представительских институтов), но они не могли разрешить реальных проблем Италии. Министерство корпораций было лишь инструментом, позволяющим правительству вмешиваться в частный сектор, но не более того. «Новая социально-экономическая модель» на поверку оказалась таким же мифом, что