Красная Страна - Джо Аберкромби

— Ты уверен? — хриплый голос Улстала был еще более хриплым от вдыхания Пара Видения.

— Я говорил с ними! Скарлаер?

Молодой охотник встал, высокий и сильный, и жажда действий горела в его глазах. Иногда он так напоминал Ваердинуру его самого в молодости, что это было, как смотреть в стекло Иувина, через которое, как говорят, можно заглянуть в прошлое.

— Возьми лучших следопытов и следуй за ними. Они были в руинах в северной части долины.

— Я их выслежу, — сказал Скарлаер.

— Это были старик и молодая женщина, но они могут быть не одни. Иди вооруженным и будь осторожен. Они опасны. — Он подумал о мертвой улыбке мужчины и о его черных глазах, таких, словно смотришь в великую бездну, и серьезно обеспокоился. — Очень опасны.

— Я их поймаю, — сказал охотник. — Можешь на меня положиться.

— Да. Иди.

Он вышел из зала, и Ваердинур занял его место у ямы для огня; жар от нее был почти болезненным; он сидел на закругленном камне, где ни одна поза не была комфортной, поскольку Делатель сказал, что те, кто рассматривают великие темы, не должны сидеть в комфорте. Он взял черпак и вылил немного воды на угли, и зал стал еще более мрачным от пара, наполнился ароматами мяты и сосны, и всех священных специй. Он уже потел, и тихо просил Делателя, чтобы пот вывел всю его глупость и гордость, и чтобы он сделал чистый выбор.

— Чужаки у Озера Поиска? — морщинистое лицо Хирфак скривилось от недоверия. — Как они прошли на священную землю?

— Они пришли к курганам с двадцатью Чужаками, — сказал Ваердинур. — Как они прошли дальше, я не могу сказать.

— Наше решение об этих двадцати Чужаках стало более неотложным. — Слепые глаза Акарина сощурились. Все знали, какое решение он бы одобрил. Акарин тяготел к крови, и все более с каждой прошедшей зимой. Возраст иногда очищает человека — спокойного делает более спокойным, а жестокого более жестоким.

— Почему они пришли? — Уто наклонилась в свет, тень скрыла впадины ее черепа. — Что они хотят?

Ваердинур глянул на старые покрытые потом лица и облизал губы. Если бы они узнали, что мужчина и женщина пришли за его детьми, они могли бы попросить его отдать их. Призрачный шанс, но шанс, а он не отдаст их никому, кроме смерти. Было запрещено лгать Собранию, но Делатель не установил запретов на то, чтобы говорить половину правды.

— Чего хотят все чужаки, — сказал Ваердинур. — Золота.

Хирфак развела заскорузлые руки.

— Возможно стоит дать его им? У нас его достаточно.

— Они всегда будут хотеть больше. — Голос Шебата был низким и грустным. — Их голод никогда не утолить.

Была тишина, пока они раздумывали, и угли шипели в яме, и искры кружились и светились в темноте, и сладкий запах Пара Видения размывался среди них.

Отблески огня двигались по лицу Акарина, когда он кивнул.

— Мы должны послать всех, кто может держать клинок. Здесь восемьдесят из нас, готовых выступить, из тех, кто не отправился воевать с шанка?

— Восемьдесят мечей на моих полках. — Шебат покачал головой, будто это было поводом для сожаления.

— Меня беспокоит, что Ашранк будет охраняться лишь стариками и детьми, — сказала Хирфак. — Нас теперь так мало…

— Скоро мы разбудим Дракона. — Улстал улыбнулся от мысли.

— Скоро.

— Скоро.

— Следующим летом, — сказал Ваердинур. — или возможно через лето. Но сейчас мы должны защитить себя.

— Мы должны их изгнать! — Акарин шлепнул узловатым кулаком по ладони. — Мы должны отправиться к курганам и изгнать дикарей.

— Изгнать? — фыркнула Уто. — Называй это как есть, коль ты не будешь среди тех, кто держит меч.

— Я достаточно держал меч в свое время. Значит, убить их, если ты предпочитаешь называть это так. Убить их всех.

— Мы убили их всех, и вот их уже больше.

— Что нам тогда делать? — спросил он, насмехаясь над ней. — Пригласить их в наши священные земли с распростертыми объятьями?

— Возможно пришло время рассмотреть эту идею. — Акарин фыркнул с отвращением, Улстал наморщился, как от богохульства, Хирфак покачала головой, но Уто продолжала. — Разве все мы не родились дикарями? Разве Делатель не учил нас сначала говорить мирно?

— Учил, — сказал Шебат.

— Я не буду это слушать! — Улстал с трудом поднялся на ноги, дыша тяжело и с трудом.

— Ты будешь. — Ваердинур взмахом руки вернул его. — Ты сядешь, и будешь потеть, и слушать, как все здесь сидят и слушают. Уто заслужила свое право говорить. — И Ваердинур посмотрел ей в глаза. — Но она ошибается. Дикари у Озера Поиска? Сапоги Чужаков на священной земле? На камнях, где ступала нога Делателя? — Остальные охнули от нового возмущения, и Ваердинур знал, что зацепил их. — Что нам следует сделать, Уто?

— Мне не нравится, что здесь только шестеро, чтобы сделать выбор…

— Шестерых достаточно, — сказал Акарин.

Уто видела, что они все остановились на пути стали, вздохнула и неохотно кивнула.

— Мы убьем их всех.

— Тогда Собрание высказалось. — Ваердинур встал, взял священный кисет с алтаря, встал на колени и сгреб пригоршню земли с пола, священной земли Ашранка, теплой и смоченной жизнью, положил ее в кисет и предложил Уто. — Ты говорила против, ты должна вести.

Она соскользнула с камня и взяла кисет.

— Меня это не радует, — сказала она.

— Не обязательно радоваться. Нужно лишь сделать. Приготовь оружие. — И Ваердинур положил руку на плечо Шебат.

Шебат медленно кивнул, медленно поднялся, медленно надел робу. Он был уже не молод, и это заняло время, особенно когда в его сердце не было страсти, даже если он видел необходимость. Он знал, смерть сидела близко к нему, слишком близко, чтобы наслаждаться, принося ее другим.

Он двинулся из пара в проход под аркой, когда резко и скрипуче зазвучал горн: «К оружию! К оружию!» Молодые люди откладывали свои дела и шагали в вечер, готовясь к путешествию, целуя близких на прощание. Останется не более шестидесяти, дети и старики. Старые, бесполезные и сидящие у смерти на пороге, как он.

Он прошел мимо Хартвуда[24], сердечно похлопав его, и почувствовал необходимость поработать над ним; так что он вынул нож, подумал и наконец срезал маленькую стружку. Это будет сегодняшнее изменение. Завтрашний день может принести другое. Он размышлял, сколько Людей Дракона работало над ним до его рождения. И сколько будет работать после его смерти.

Он шел в каменную тьму, вес гор нависал над ним, мерцающие масляные фитили освещали чертежи Делателя, вплавленные в камень пола трижды священным металлом. Шаги Шебата эхом отзывались в тишине, он шел через первый зал к оружейной, подволакивая больную ногу. Старая рана; старая рана, что никогда не заживает. Слава победы длится мгновение, раны — навсегда. И хотя он любил оружие — поскольку Делатель учил любви к металлу и к хорошо сделанным вещам, подходящим для их целей — выдавал его лишь с сожалением.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});