Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

часть времени он провел статистиком медицинской канцелярии и библиотекарем культурно-воспитательной части, а повредив на выкорчевке пней пальцы руки, работал в каптерке и бухгалтерии.

Освободился и был реабилитирован Д. не то чтобы одним из первых, но все-таки без проволочек — 14 июня 1954 года. Вернулся в Москву, восстановился в партии, стал работать — редактором в издательстве «Советский писатель», заведующим редакцией художественной литературы в издательстве «Советская Россия». И в этой роли впервые публично засветился — 30 октября 1958 года явившись в редакцию ялтинской «Курортной газеты», чтобы — вместе с В. Шкловским, И. Сельвинским и заместителем главного редактора журнала «Москва» Б. Евгеньевым — выразить, как сказано в газетном отчете, «гневное возмущение предательским поведением Б. Пастернака, опубликовавшего в буржуазных странах свое художественно убогое, злобное, исполненное ненависти к социализму антисоветское произведение „Доктор Живаго“».

Когда пятью годами позже в журналах «Звезда» (1963. № 3) и «Октябрь» (1964. № 7) была напечатана «Повесть о пережитом», никто об этом эпизоде Д. не напомнил. Зря, наверное. Хотя подлинное объяснение причин того, почему воспоминания об Озерлаге вышли, — процитируем редакционное предисловие, — повестью «о настоящих советских людях, об истинных коммунистах», которые и в лагере «были верны своим партийным идеалам», — конечно, не в том или ином досадном инциденте, а в главной тайне Д.

Она открылась только тогда, когда вслед за «огоньковской» публикацией «Хамелеон меняет окраску» (1988. № 20)[1056] Виталию Шенталинскому удалось в архиве прочесть следственное дело Д. вместе с его многостраничными письмами-исповедями своим хозяевам — Госбезопасности и ЦК ВКП(б). И стало ясно, что Д. — доносчик по призванию и вдохновению, еще в Воронеже доброхотно разоблачивший вредительскую деятельность десятков людей, а в 1936 году официально завербованный в агентурную сеть Управления госбезопасности Сталинградской области под псевдонимом Дятел «для разработки контрреволюционных учетников», и «вскоре все эти лица были арестованы как участники правотроцкистской организации…»[1057].

А дальше, и очень подробно, имена, фамилии, судьбы — вот уж точно: никто из жертв нашим героем не забыт, и ничто им не забыто.

Так на свободе, но так же, когда Дятел общей не ушел судьбы, и в заточении.

В октябре 1950 г. в Озерлаге, на лагерном пункте 02, — пишет Д. очередному гражданину начальнику, — я выдал Органам письменное обязательство содействовать им в разоблачении лиц, ведущих антисоветскую агитацию. Это содействие я оказываю искренне, честно и нахожу в этом моральное удовлетворение, осознание, что я здесь, в необычных условиях, приношу известную пользу общему делу борьбы с врагами СССР[1058].

Это действительно многое объясняет — и в биографии Д., и в «Повести о пережитом», и в вопле, обращенном к тем, от кого зависит его будущее:

Ведь вся моя сознательная жизнь, вся моя работа должны убедить Вас в том, что я заслуживаю политического доверия…

Не допустите, чтобы зря была загублена моя жизнь, мои творческие способности. Я могу, я хочу, я должен принести еще большую пользу…

Окажите мне политическое доверие, и я всесторонне оправдаю его…

Спасите мою жизнь!..[1059]

Ее спасли, и Д. мирно, не боясь возмездия, дожил свой век, уже после ухода на пенсию в 1970 году изредка выпуская книжки с выразительными названиями «Символ веры» (1977), «Свет жизни» (1978), «Мужество любви» (1982), «Потомки Прометея» (1985) и охотно, — как вспоминают, — выступая перед молодежью с рассказами о том, что он, даже находясь в лагере, наряду с негодяями встречал людей, не потерявших веру в силу ленинской правды, в конечное торжество социальной справедливости.

Благодаря Солженицыну он, собственно, в последний раз и прославился, когда 20 февраля 1974 года внес свою лепту в напечатанную «Литературной газетой» подборку откликов «Конец литературного власовца»: мол, «в лаконичных, высокого достоинства строках Указа о выдворении Солженицына за пределы страны Ленина — сила советского закона».

Соч.: Пережитое. М.: Сов. Россия, 1987; Человек без имени: Повести. М.: Авторская книга, 2014.

Лит.: Хамелеон меняет окраску // Огонек. 1988. № 20; Косинский И. Борис Дьяков, стукач // Новое русское слово. 1988. 10 июня; Шенталинский В. Рабы свободы. М.: Парус, 1995. С. 215–218.

Е

Евтушенко Евгений Александрович (1932–2017)

Символ Оттепели, Е. стал известен еще до ее начала. «2 июня 1949 года в газете „Советский спорт“, — как он вспоминает, — напечатали мой первый стишочек»[1060]. И жизнь понеслась стремительно: лавина стихов обо всем на свете в московских газетах, а мглистый для всех 1952-й и вовсе становится для Е. звездным — в апреле у него выходит «ходульно-романтическая»[1061], — по собственной оценке, — но замеченная первая книга «Разведчики грядущего», в сентябре его без школьного аттестата зрелости принимают в Литературный институт и в том же году кандидатом в члены Союза писателей.

Это еще не слава, но уж точно ее предвестие, так что Е. торопится, ловит воздух времени и — навязывает этому времени себя. Или, может быть, свой образ: «Я разный — я натруженный и праздный. / Я целе- и нецелесообразный. / Я весь несовместимый, неудобный, / Застенчивый и наглый, злой и добрый. / Я так люблю, чтоб все перемежалось! / И столько всякого во мне перемешалось» …

И неустоявшемуся времени этот протеистически переменчивый образ приходится удивительно впору. Е. мирволит начальство, 1 мая 1953 года со стихами о любви выпуская молодого поэта на первую полосу «Литературной газеты», а 6 ноября 1954 года на сцену Большого театра как участника торжественного концерта во славу Великого Октября. 25 мая 1955 года Е. переводят из кандидатов в члены Союза писателей, дают слово на писательских пленумах и собраниях и в декабре того же года приглашают (вместе с таким же удачником Ю. Трифоновым) в редколлегию журнала «Физкультура и спорт». Что же до публикаций, то они заполняют страницы едва ли не всех столичных журналов, а книги — «Третий снег» (1955), «Шоссе энтузиастов» (1956), «Обещание» (1957), «Лук и лира» (Тбилиси, 1959), «Яблоко» (1960), «Взмах руки» (1962)[1062] — выходят все чаще и все более завидными тиражами.

И все идет к славе — от недолгого (1955–1958) брака с необыкновенной Б. Ахмадулиной и исключения по политическим будто бы причинам из Литературного института[1063] до сначала пристрелочных, а вскоре ожесточенных нападок рептильной критики и румяных комсомольских вождей, что только подогревает ажиотаж в читательской среде, и близок тот день, когда после публичных выступлений, — по словам Л. Брик, — Е. будут в буквальном смысле «уносить на руках»[1064].

Он уже рвется за границу. На первых порах его не выпускают, и на одном