Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

Именно тут, в Сусумане, она встретила Юрика Лапина.

Судьба к нему тоже была достаточно благосклонна. Конечно, странно говорить так о человеке, который почти десять лет провёл в одном из самых страшных мест на земле, но факт остаётся фактом. Во-первых, Юрик выжил, несмотря на все самые пессимистические предсказания по этому поводу на его счёт. А во-вторых, ему не довелось испытать в полной мере, что это такое – работа в золотоносной шахте на прииске. Дело в том, что Юрик прекрасно печатал на машинке, а для начальника прииска, латыша Лациса Эльмара Яновича, это была премудрость за семью печатями. Потея и проклиная всё на свете, он остервенело тыкал указательным пальцем по клавишам ненавистной ему машинки, и в результате документы из его "Ундервуда" выходили корявые, с множеством опечаток и исправлений. Поэтому, когда он случайно узнал, что в седьмой бригаде работает "доходяга", который печатает, как пишет, он тут же призвал "доходягу" к себе, усадил за канцелярский стол, заставил перепечатать передовицу из "Правды" и, когда убедился, что перед ним действительно высококлассный мастер машинописи, уже не отпускал "доходягу" от себя ни под каким видом. А когда Лапин внезапно заболел крупозным воспалением лёгких, страшно перепугался и даже отправил его с попутной машиной в Сусуман. А Сусуман – это, почитай, для тутошних зэков то же самое, что для французов Париж. Столица!.. Юрик едва доковылял до дверей больницы и рухнул на пороге без сознания. Состояние его было отчаянно безнадёжное. Как говорится в таких случаях: "заказывай панихиду". Но Марта Хеске категорически с этим не согласилась и буквально за уши вытащила Лапина с того света.

Ну, разве это не везение?

Потом они довольно долго не виделись и встретились нечаянно вновь только в управлении колымских лагерей, когда оформляли реабилитацию. Но и того времени, что провёл Юрик в больнице, хватило им для того, чтобы два одиноких и никому не нужных человека потянулись друг к другу. Можно назвать это притяжение взаимной приязнью, тоской о прошлом и навсегда утерянном, или даже любовью (какое в их ситуации это имело значение?), но новая встреча только укрепила в них желание быть вместе. Поэтому в Москву они вернулись вдвоём. И, пока шло оформление документов на получение Лапиным квартиры, поселились у подруги племянницы Юрика в Подольске. В Таллин Марта возвращаться не захотела. Слишком счастливые годы она там прожила и слишком большое горе там испытала. Поэтому Подольск и перспектива получить отдельную квартиру в Москве были для неё настоящим счастьем. Ведь даже из Сусумана ей не хотелось бежать на Большую землю, потому что там её никто не ждал и возвращаться ей было не к кому. А значит, незачем.

У Юрика ситуация была совсем иная. В Москве у него оставалась жена, и он вполне мог рассчитывать на то, что она ждёт его. Но за девять лет, проведённых в лагере, Лапин не получил от неё ни одного письма, хотя сам в течение нескольких лет писал ей регулярно – два раза в месяц. Не знал бедный Юрик, что его письма, отправленные по московскому адресу, никак не могли сами собой попасть в Архангельскую область, где отбывала свою ссылку его драгоценная Лилечка. Поэтому через три года, безплодных попыток как-то связаться с женой, он перестал писать, а ещё через год мысленно простился с нею и стал считать себя совершенно свободным от каких бы то ни было супружеских обязательств. Хотя глубоко запрятанное внутрь чувство вины нет-нет да и давало знать о себе острыми уколами ноющей совести.

Всё это рассказал Лапин своей… бывшей жене, время от времени целуя её вздрагивавшую руку, которую держал в своих длинных узких ладонях.

– Он всё повторял: «Прости меня!.. Прости меня!..» А в чём он виноват?.. Нет, Лёша, ты скажи, в чём он виноват?..

Алексей Иванович был смущён. Он понимал страдания этой несчастной женщины, он сочувствовал ей всей душой, но не знал, чем помочь… Как утешить?..

– Лиля ты не думай об этом… Никто ни в чём не виноват. Просто Господь так распорядился…

– Лукавишь, Богомолов!.. Ох, лукавишь!.. Нет, милый ты мой, я одна во всём виновата!.. Я одна!

– Извини, не понимаю! – Алексей Иванович действительно не понимал. – Ты-то в чём виновата?!..

– Я не ждала Юрика… Понимаешь?.. Он надеялся на меня, писал, ждал ответа, а я… Я почему-то решила… О!.. Какая я идиотка!., почти с самого начала решила, что он умер. Слабая, малодушная дура! И Господь поделом наказал меня!.. Ох, как наказал!.. Не веришь в чудо?.. Так вот – на тебе!.. Получи!.. Не смотри на меня так, Серёженька. Я не сумасшедшая, нет. Я маловерная! А за это надо наказывать, не жалея.

Серёжа, действительно, смотрел на Лилю широко раскрытыми глазами. Он не всё понял из того, что она рассказала (слова "Сусуман", "доходяга" он слышал впервые), а главное, мальчишка никак не мог понять и примириться с тем, что у человека может быть две жены. "Любовницы" ещё куда ни шло (он успел тайком от мамы прочитать томик рассказов Мопассана), но две жены – это уже слишком. Однако он понимал, что эта бедная женщина очень любила двоеженца Юрика, и мальчишке было искренне жаль её.

– Помнишь, как у Симонова? – неожиданно спросила Лиля. – "Как я выжил, будем знать только мы с тобой. Просто ты умела ждать, как никто другой". В этом всё дело: я не умела ждать. На Пинеге я знала одну женщину, тоже ссыльную… Так вот ей подробно рассказали, как расстреливали её мужа, а она всё равно… Ни за что не хотела верить, и помню, всё повторяла: "Пока не увижу его могилу, буду ждать. И дождусь!.." Дай-то ей Бог!..

Она замолчала и стала зачем-то очень внимательно рассматривать длинную трещину в штукатурке на потолке.

– Вот голова дырявая! – Алексей Иванович с досады хлопнул себя ладонью по лбу. – У меня же на сегодня два билета во МХАТ!.. На "Марию Стюарт" с Тарасовой.

И он достал из кармана пиджака две зеленоватые бумажки с вечной чайкой в левом верхнем углу.

– Что с ними делать?

– Дай мне, – Лиля протянула руку. – Билеты на Тарасову ни в коем случае не должны пропасть. Знаешь, какой лом на этот спектакль? Люди ночи в очереди выстаивают, лишь бы попасть. Даже на галёрку, а у тебя второй ряд бельэтажа. У билетных спекулянтов такие места втридорога идут. Я вас с Серёжей на следующий спектакль устрою, позвоню Эдельману, и дело в шляпе. А этими позволь мне распорядиться?

Алексей Иванович кивнул. Лиля страшно обрадовалась.

– Я позвоню, можно?

Она набрала номер и долго ждала, пока кто-нибудь возьмёт трубку.

– А кто такой этот всесильный Эдельман? – пока Лиля ждала ответа, шёпотом спросил Богомолов.

– Мхатовский администратор, мой приятель… Погоди… Марта, здравствуйте. Это говорит Лиля… – она на секунду замялась, видимо, не зная, как представиться, – … университетская подруга Юрика… Ах, он вам всё уже рассказал?.. Тем лучше, не надо притворяться… Я вам вот по какому поводу звоню… Не волнуйтесь, ради Бога!.. И просить прощения у меня вам абсолютно не за что… Марта, милая, выслушайте меня, пожалуйста!.. Да, да… Конечно, встретимся и обо всём поговорим… У меня на сегодня два билета во МХАТ… Послушайте!.. Очень хороший спектакль… "Мария Стюарт" Шиллера… Абсолютно серьёзно, и никакого подвоха тут нет… Давайте мы с вами так договоримся: я оставлю билеты у администратора, а вы вечером вместе с Юриком просто придёте в театр, только пораньше – минут за сорок… Иначе можете не успеть пробиться к окошку… К окошку администратора, естественно… Там огромная толпа будет… Ничего страшного… Скажете: "На фамилию Лапин", – и просто возьмёте два билета. Денег платить не надо… Как почему?.. Это мой подарок… И благодарить меня тоже не надо, ведь вы на Колыме, думаю, не часто ходили в театр… Всё!.. Всё!.. До свиданья! Я вам ещё позвоню… Обязательно… Может, завтра… Или послезавтра… Узнаю, понравился ли спектакль. Пока! – и она быстро положила трубку на рычаг. – Уф!.. Никогда бы не подумала, что разговор с… женой Юрика будет для меня таким… таким… – она так и не нашла слова, чтобы определить, каким был этот разговор, и тихо добавила: – Даже в пот бросило…

– Молодчина, Лиля, – улыбнулся Алексей Иванович. – Так и надо.

– Ты думаешь? – она ухмыльнулась и вдруг спросила резко и неожиданно. – У тебя водка есть?.

– Я здесь не хозяин, – ответил ошарашенный Богомолов, – не знаю.

– У мамы где-то спирт должен быть, – робко вмешался в разговор взрослых Серёжа. – Если хотите, я поищу.

– Поищи, пожалуйста, а то на душе такая слякоть и дрянь, что в пору вешаться. – взмолилась Лиля.

Мальчишка быстро вышел из кухни.

– Думаешь, поможет? – Богомолов спросил просто так, наперёд зная ответ.

– Помочь не поможет, но остроту чувств прибьёт. Прости, Алёша, просто я боюсь, не выдержу.

На кухню вернулся Серёжа. В руках у него был пузырёк тёмно-зелёного цвета.

– Кажется, это он.

Лиля взяла с кухонного стола первую попавшуюся чашку, вылила туда всё содержимое пузырька и залпом опрокинула в рот. Охнула, сморщилась, как сушёная груша, и с трудом вытолкнув из себя воздух, хриплым шёпотом произнесла: