Когда отцветает камелия - Александра Альва

навощённых причёсок выглядывали изогнутые рога.

Осмотревшись, Эри смогла по достоинству оценить город Нурарихёна – кварталы, украшенные красными фонарями, уходили вдаль, спускались с холма и непрерывным потоком перетекали на следующие возвышенности, создавая впечатление бесконечности. На улицах царил полумрак, словно вечер плавно переходил в ночь, и потому все огни уже горели, освещая окия151, чайные домики и игорные дома.

– Прошу прощения, уважаемые гости! – обратился к ним появившийся как будто из ниоткуда человек. Он был одет в парадную одежду – богато украшенное платье тёмно-фиолетового цвета, из-под которого выглядывали лиловые шаровары, а на его маленькой голове еле держалась высокая чёрная шапка – эбоси. – Мне приказано сопровождать вас.

Эри ещё плохо разбиралась в аурах и движении энергий, но ёкаев всегда определяла с первого взгляда: они ощущались как прикосновение ледяной руки к шее. Но при встрече с этим существом художница ничего не почувствовала, словно перед ней стоял обычный мужчина.

– Вы человек! – выпалила она, делая шаг навстречу провожатому.

Мужчина никак не отреагировал: его губы всё так же расплывались в снисходительной улыбке, а голова медленно опустилась, обозначая вежливый поклон.

– Нужно поторапливаться. Владыка ждёт.

Он развернулся и засеменил по мостовой, не обращая внимания на проходящих мимо ёкаев, которые при виде его останавливались и почтительно кланялись.

– Почему здесь человек? – прошептала Эри, обращаясь к Юкио, когда им пришлось последовать за мужчиной в высокой шапке и пересечь улицу на виду у всех обитателей города.

– Нурарихён не против общества людей, поэтому в царстве верховного аякаси можно встретить человеческих слуг, которых он называет чиновниками. Они часто занимают высокое положение при дворе и пользуются уважением жителей.

– Как в древности?

– Да. Нурарихён же любит играть в аристократа.

Сопровождающий чиновник обернулся к ним, будто услышал весь разговор, хотя до этого держался немного поодаль, и произнёс ровным голосом:

– Будьте осторожны в высказываниях: здесь повсюду глаза и уши владыки.

И правда, стоило присмотреться, как взгляд сразу цеплялся за выделяющихся на фоне ярких красок города путников в чёрных одеяниях и соломенных шляпах, наполовину прикрывающих бледные лица. Они стояли у каждого дома и на каждом перекрёстке, неподвижные, словно каменные изваяния, и все как один держали ладони на рукоятях своих длинных катан.

Эри обернулась – всего в десяти шагах бесшумно двигались такие же воины, следуя за ними по пятам. Она дёрнула Юкио за руку, но он покачал головой:

– Не переживай, это обычная охрана. Иначе нас бы даже близко не подпустили к Нурарихёну.

Чиновник остановился на середине арочного моста, раздражённо махнув рукой своим отставшим спутникам, и засеменил дальше, не дожидаясь гостей. Эри и Юкио вскоре тоже зашли на мост и на мгновение остановились, разглядывая тёмную воду реки, в которой отражались тысячи красных фонарей.

Если Лес сотни духов показался художнице диким местом, где жил и веселился простой народ, то в царстве верховного аякаси царила иная атмосфера – этот город поглощал, затягивал, вынуждая двигаться в одном с ним ритме. Весь шум здесь смешивался в одну знакомую Эри мелодию: дребезжащую колёсами поездов и сигналами автомобилей песню большого города. Только сейчас звуки несколько отличались от привычных – это были крики зазывал в красном квартале, шорох деревянных сандалий по гравию и высокие напевы сямисэна, звучащие из каждого открытого окна.

– Проходите сюда! – позвал чиновник, приподнимая бамбуковую штору, над которой висела табличка с надписью: «Чайная».

Эри подметила симпатию могущественных ёкаев к местам, где можно выпить чая, и прошла следом за Юкио, исчезая за покачивающимися на ветру циновками.

* * *

Нурарихён был совсем не похож на того умудрённого опытом старичка с тыквообразной головой, каким его всегда изображали на гравюрах. Скорее он напоминал императора, решившего почтить своим присутствием простых смертных.

Многослойные одежды верховного аякаси раскинулись по татами, подобно крыльям стрекозы, а нежный аромат цветов сливы, исходящий от его длинных рукавов, заполнил всю комнату. Если бы Эри попросили описать Нурарихёна, то она бы сказала: величественный и возвышенный, но не смогла бы подобрать более конкретных слов, ведь лицо ёкая, хоть и напоминало шедевр, написанный лучшим художником на самой дорогой бумаге, всё же нисколько не запоминалось.

Комната, в которую привели Юкио иЭри, оказалась просторным помещением на втором этаже чайного дома. Около одной из стен, как и полагалось, находилось углубление – токонома, где стояла неприметная ваза с веточкой фиолетового клевера и колоском серебряной травы, а над цветочной композицией висел длинный свиток с каллиграфией, читающийся так: «Слива в прошлом году, ива в нынешнем – их краски и ароматы всё те же, что и в старину»152.

Нурарихён сидел на татами рядом с зимним очагом, на котором уже грелся пыхтевший от пара чугунный котелок, и смотрел на тлеющие угли. Как только вошли гости, верховный аякаси поднял глаза с алыми радужками и снисходительно улыбнулся, прямо как чиновник некоторое время назад, словно к нему на поклон пришли не Посланник богини Инари и единственная оставшаяся акамэ, а просто нерадивые дети.

– Как и всегда, без приглашения, Юкио, – сказал он бархатным, тягучим голосом.

– И всё же ты меня впустил, – ответил хозяин святилища и, не дожидаясь дозволения, сел в позу сэйдза153 перед Нурарихёном. Эри последовала его примеру.

Верховный аякаси усмехнулся и раскрыл небольшой белый веер, который до этого лежал рядом с ним на татами, – два взмаха, и по комнате вновь разнёсся аромат цветущей сливы.

– Мой потерянный подчинённый вернулся домой, разве я мог не впустить его?

– Это место никогда не было моим домом, и я уже давно не твой подчинённый.

Воины в чёрных одеждах, что стояли у входа, опустили руки на катаны, издав тихий металлический звон, от которого спина Эри покрылась мурашками. Она лишь надеялась, что Юкио не собирался создавать проблемы в самом крупном городе ёкаев.

– Наглости тебе не занимать, – хмыкнул Нурарихён после долгого молчания. – Но тебе повезло, что я люблю непокорных. Так с какой просьбой пожаловал на этот раз? Снова смертная девушка? – Он пронзил Эри алым взглядом, без стеснения рассматривая её лицо.

– Я хочу позаимствовать гребень Идзанаги.

Тишина слишком затянулась, и комнату заполнило громкое шипение котла, в котором кипящая вода уже достигла «шума ветра в соснах»154.

– Что ж, тогда приготовь мне чай! – ответил Нурарихён, указывая в сторону места для чайного мастера. – Я слышал, что раньше ты был одним из лучших среди ками в этом искусстве, но потом сошёл с Пути. Как давно ты не брал в руки хисяку?155

– Двести семьдесят восемь лет.

– Понимаю, именно в то время случилась трагедия, но теперь-то маленькая художница снова с тобой!