Побочный эффект (СИ) - "Miss Doe"

— Вы посмели жалеть меня! — Снейп резко встал на ноги с грохотом отодвинув кресло, на котором сидел. — Хвала Мерлину, я могу вытерпеть любой Круциатус без всякого зелья. И не нуждаюсь ни в вашей мерзкой жалости, ни в лицемерном сочувствии!

Глаза Луны наполнились слезами. Лицемерном? Он сказал — лицемерном? Он не верит в искренность её слов и думает, что она нарочно хотела унизить его?

— Господин профессор! — голос Луны звенел от обиды. — Я не смаковала то, что видела в вашей душе. Не получала удовольствия от ваших страданий и от всего, что вам довелось пережить. А сочувствие — оно не унизительно! Оно… Оно… Разве это плохо, когда есть человек, который переживает вместе с вами и чувствует так же, как и вы?

Лицо Снейпа исказила болезненна гримаса, но через мгновение оно вновь приняло обычное непроницаемое выражение. Да, когда-то давно он нуждался в сочувствии и понимании. Но всё это он мог принять лишь от одного человека. От той единственной, кого он любил всем сердцем и которую убил. Сам.

А эта девчонка… Она всё увидела в его душе. Всё! А что, если она делилась увиденным со своими друзьями? Снейп вперил взор прямо в глаза Луны:

— Кому вы говорили о том, что узнали? — злобно зашипел он. — Ну?

Внутри у Луны всё похолодело. Сердце ухнуло вниз, горло сдавил спазм. Он считает её способной на такую низость? Думает, что она может обсуждать его жизнь с кем бы то ни было? В её глазах, обращённых к Снейпу, было столько обиды, боли и удивления, что ему вдруг стало стыдно. Но он быстро подавил в себе это чувство. Необходимо проверить, не делилась ли девчонка с кем-нибудь своими знаниями?

Невербальный Легилименс позволил Снейпу без труда проникнуть в сознание Луны. Не встретив на своём пути ни малейшего сопротивления, он вошёл в её мозг, точно нож в масло. Луна вздрогнула, пошатнулась и едва устояла на ногах, непроизвольно схватившись за голову. «Идиот!» — мысленно обругал себя Снейп и ослабил напор. У девчонки не оказалось никаких окклюментных барьеров. Её сознание было полностью беззащитным перед его вторжением. Снейпу понадобилось совсем немного времени, чтобы увидеть и понять всё, происходящее с ней. А увидев, растеряться и задуматься. После того, что открылось его мысленному взору, весь его гнев прошёл, а решимость таяла на глазах. Перед ним стояло существо настолько любящее, преданное и верное, что у него сжалось сердце. Он понимал, что стереть девчонке память необходимо. Он не может зависеть от обстоятельств. Что, если кто-то ещё проникнет в её сознание и увидит там всё, что увидел он? А, не дай Мерлин, её начнут пытать?

При мысли о Белле с её горящими жаждой мук и крови глазами, Снейп внутренне содрогнулся. Но быстро одёрнул себя. С какой стати Белле пытать девчонку? Почему её вообще кто-то должен пытать? Ведь никто не догадывается о том, что она знает о нём ВСЁ. В том-то и дело — всё. Он не имеет права давать кому бы то ни было в руки подобный козырь. Но, Мерлин, как же ему не хочется терять любовь этой девочки! Почему? Что с ним происходит? Неужели он способен жалеть о потере чьей-то любви? Ещё как способен! Ведь он был уверен, что его любить невозможно. Эта девочка доказала ему обратное. Что ж, тем хуже для него. Это всего лишь дополнительная порция страданий — не более. Он вполне способен пережить их.

Снейп потянулся за волшебной палочкой, лежавшей в кармане его мантии. Луна уловила это движение и обречённо вздохнула.

— Господин профессор, — голос её был ровным и каким-то будничным. — Я знаю, что так нужно. Что вы не можете рисковать и ставить под угрозу победу вашего дела. Нашего дела, — поправила она себя. — Только выслушайте меня, пожалуйста.

— Успокойтесь, мисс Лавгуд. Пока что я собираюсь только избавить вас от головной боли как последствия легилименции, — холодно произнёс Снейп.

Луна недоверчиво взглянула на него. Голова у неё действительно начала болеть, лишь только она ощутила его присутствие в своём сознании. Но вдруг он не даст сказать всего, что ей так хотелось сказать и сотрёт ей память внезапно, чтобы она ничего не поняла?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Однако Снейп лишь провёл палочкой по лбу Луны от виска к виску и от переносицы к темени. Скорее всего, мысленно он произнёс какое-то заклинание. Головная боль прошла. Луна прислушалась к себе. Она всё ещё помнила всё о жизни Северуса. Значит, он не обманул её. Луна благодарно взглянула на Снейпа.

Его рука с зажатой в ней палочкой оставалась опущенной вдоль тела. Луна продолжила, не меняя интонации:

— Вы ведь уже сами поняли, что я не предам вас. Я никогда никому не говорила о том, что узнала о вас. И не скажу. Вы сами это видели. Я всё прекрасно понимаю. Оставлять всё это у меня в голове опасно и рискованно для вас. И самым правильным решением будет стереть мне память. Только… Даже после этого я не перестану относиться к вам так, как сейчас. Просто не буду знать, почему я это делаю. Буду мучительно искать и не находить ответа на свой вопрос. Теряться в догадках. Мне будет казаться, что я что-то такое знаю о вас, а вот что… Это будет постоянно терзать меня. Я знаю…

В глазах Луны блеснули слёзы, и она поспешила опустить голову, чтобы скрыть их. У Снейпа перехватило дыхание. Откуда она знает, как чувствует себя человек, которому стёрли память? Неужели кто-то уже проделывал с ней это? Он не знал. Но зато он был знаком с исследованиями сознания тех пациентов, к которым применяли Обливэйт. Их постоянно тревожило чувство, что раньше они знали что-то такое, о чём забыли впоследствии. И поиски ответа — что же такое ускользнуло от них, оставив лишь тень воспоминания, всегда были мучительными, лишали покоя, а в некоторых случаях и рассудка.

Снейп не хотел признавать, что такая перспектива его никак не устраивала. Он пытался доказать самому себе, что абсолютно равнодушен к этой девчонке, к её мыслям, чувствам, к её будущему… Пытался — и не мог. Он продолжал молча стоять перед ней, ожидая, пока она справится с собой.

Наконец Луна судорожно сглотнула и продолжила:

— Знаете, почему я так долго не хотела говорить вам о том, как на меня действует это зелье? Я ведь понимаю, как это низко с моей стороны… Я будто подглядываю за вами в замочную скважину. А вы ни о чём не догадываетесь… — Луна украдкой взглянула на Снейпа, но его лицо оставалось каменным, а взгляд — непроницаемым. — Сначала для меня была невыносима мысль о том, что, признавшись, я потеряю вас. Потеряю навсегда. А ведь вы — часть меня самой. Такая огромная и важная, что, потеряв её, я потеряю себя. Это как вдруг оказаться без рук и без ног…

— Не преувеличивайте масштаб вашей потери, мисс Лавгуд.

Снейп попытался вложить в свои слова побольше яда, но неожиданно для него в них прозвучала горечь. Она ждёт от него оправдания своего эгоизма? Жалости к себе? Не дождётся.

— Я знаю, что это эгоистично и неправильно, — словно прочитав его мысли, ответила Луна. — И я уже хотела признаться вам во всём, но подумала, что в таком случае вы не станете больше принимать зелье и будете терпеть Круциатусы Того-Кого-Нельзя-Называть… А я теперь знаю, как это невыносимо трудно — сохранять окклюментный щит, когда сознание разрывает боль. И я решила молчать. Но теперь, когда я узнала, что вам предстоит… — голос Луны вдруг стал хриплым и совсем пропал. Она стояла, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

Ни один мускул не дрогнул на лице Снейпа. Девчонка не должна понять, каких усилий стоит ему сохранять это выражение холодного безразличия. Она посмела жалеть его! Жалеть за то, за что все остальные будут ненавидеть и проклинать. За его навеки погубленную ещё не состоявшимся, но неизбежным убийством душу. Жалеть и страдать вместе с ним. И вот, вместо того, чтобы испытать привычный гнев и ярость, уничтожить эту пигалицу своим презрением и убийственным сарказмом, он вдруг опять ощутил в груди то самое неуместное, робкое, но такое приятное тепло, с которым ему не хотелось расставаться точно так же, как ей — с его болью. Он не понимал, что с ним происходит, старался подавить это дурацкое чувство, нарочно вызывая привычные эмоции — гнев, злость, насмешку… Но у него ничего не получалась! Вместо этого он испытывал благодарность к девчонке и ещё что-то такое… Он бы назвал это нежностью, если бы только позволил себе настолько распуститься и окончательно сойти с ума. Видимо, правы те, кто утверждает — сумасшествие заразно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})