Побочный эффект (СИ) - "Miss Doe"

А Снейп, вернувшись к себе, ещё долго мерил шагами комнату, пытаясь унять вспышку ярости в душе. Как она посмела?! Как посмела эта девчонка его поцеловать? Ведь это немыслимо! Писать письма, стишки глупые, пусть даже рисовать портреты — это ладно, пусть. Что взять с юных влюблённых идиоток? Но поцеловать! До чего же он докатился! Слабак. Тряпка. Нужно было сразу стереть ей память — начисто, к драккловой матери. Он не сделал этого, проявил преступную слабость — и она тут же воспользовалась ею.

Ну нет, мисс Лавгуд. Ничего у вас не выйдет. Завтра же хороший Обливэйт навсегда отобьёт у вас охоту жалеть слизеринских чудовищ и сочувствовать всяким сальноволосым ублюдкам. Злость на Луну постепенно перерастала в злость на самого себя. Как он мог настолько раскиснуть и расслабиться? Почему? Почему он оставил всё как есть? Неужели потому, что ему была приятна любовь этой сумасшедшей девчонки? Настолько приятна, что он не смог заставить себя расстаться с этим чувством? А как же любовь к Лили?

Эта мысль обожгла Снейпа, словно Адским пламенем. Неужели ради чувств какой-то девчонки он посмел позабыть о той, кого безответно любил всю жизнь и кому хранил верность все эти годы? Да что же в этой девице такого, что заставило его настолько забыться? Что?!

Снейп метался по комнате, точно хищник по клетке. Он не понимал, что с ним происходит. Задавал себе вопросы и не находил на них ответов. Наконец, измученный, он повалился в кресло с твёрдым намерением завтра же стереть память Лавгуд. Это решение его немного успокоило. Он откинул голову на спинку и закрыл глаза. И тут же ощутил слабое прикосновение девичьих губ к своей щеке. Её прикосновение. Что-то задрожало в его груди, какое-то неведомое, доселе ни разу не испытанное им чувство. Оно пугало его и согревало одновременно. Хотелось немедленно избавиться от него, но сердце сжималось от страха при мысли, что оно вдруг куда-то исчезнет.

Снейп долго прислушивался к себе. В конце концов он подался вперёд, уронил голову на мучительно сцепленные руки и тихо застонал. Он должен стереть девчонке память. Он обязан сделать это. Ради неё, ради себя, ради Дамблдора и их общего дела. И ради памяти о женщине, которую он любит. Но, Мерлинова борода, как же ему не хочется делать этого!

Урок Защиты от Тёмных Искусств был последним перед обеденным перерывом. Луна ждала его со страхом и каким-то непонятным ей самой нетерпением. Она боялась встречи с профессором и одновременно жаждала её.

За завтраком в Большом зале Луна время от времени пыталась украдкой поймать его взгляд, но ей ни разу это не удалось. И это при том, что он всё время спокойно оглядывал Зал своими холодными непроницаемыми глазами. Его равнодушный взгляд скользил по Луне, как по всем остальным ученикам, сидящим за столами и казалось, что он вовсе не замечает её. И хоть Луна понимала, что это всего лишь игра на публику, что в душе профессора сейчас, возможно, бушуют нешуточные страсти, его равнодушие невольно ранило девочку. Однако она не могла не отдать должное его выдержке, хладнокровию и умению носить маску на непроницаемом лице. На котором сегодня особенно заметны были тёмные круги под глазами. Наверное, он плохо спал? Переживал? Но отчего? Не оттого же, что какая-то девчонка набралась наглости и чмокнула его в щёку, пользуясь своей невидимостью?

Луна вздохнула и продолжила вяло ковырять ложкой овсяную кашу. Есть не хотелось. Неприятный комок под ложечкой сжимался и вызывал у Луны томительное чувство беспокойства, лишая её возможности нормально позавтракать. Оставив попытки проглотить овсянку, Луна отправилась на занятия. Все её мысли в течение дня вращались вокруг предстоящей встречи с профессором Снейпом. Даст ли он ей возможность сказать те слова, которые Луна придумывала и репетировала полночи? Или вовсе не станет с ней разговаривать?

В течение учебного дня напряжение Луны росло и к началу урока по ЗОТИ стало настолько сильным, что ей едва удавалось сдерживать нервную дрожь. Луне стоило неимоверных усилий высидеть положенное время и не броситься навстречу Снейпу, как только он появился на пороге класса и велел всем войти. В течение урока Снейп не обращал на неё никакого внимания, за что Луна была ему бесконечно благодарна, поскольку сосредоточиться на том, что происходит в классе, у неё не было ни малейшей возможности. Луна с нетерпением ждала окончания занятий, решив остаться, когда все покинут класс и поговорить с профессором. Она в сотый раз прокручивала у себя в голове всё, что собиралась ему сказать, как вдруг в сумбурный вихрь её мыслей неожиданно вторгся холодный голос Снейпа:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мисс Лавгуд. Какое контрзаклятие нужно применить в данном случае?

Луна вздрогнула. Конечно, она не слышала, о каком заклятии идёт речь. Но даже если бы и слышала — что толку? Всё равно она не смогла бы сосредоточиться и вспомнить контрзаклятие к нему.

Снейп несколько мгновений бесстрастно взирал на неё, а потом брезгливо скривил рот и процедил:

— Пять баллов с Райвенкло. И задержитесь здесь после урока.

Луна молча вздохнула. Он всё-таки нашёл способ оставить её в классе, не вызывая ничьих подозрений. Теперь всё будет зависеть от того, насколько убедительными покажутся профессору её слова. Если он вообще станет их слушать.

Луна попыталась сглотнуть. Под ложечкой от волнения защемило ещё сильнее. Когда же закончится этот урок? Хоть бы он вообще не заканчивался! Да скоро там уже этот колокол?

Противоречивые мысли и желания разрывали Луну на части. Минуты ползли так медленно, что казались липкими слизняками. Нервы Луны были на пределе, поэтому от звука колокола, возвещавшего окончание урока, она подпрыгнула, словно он ударил прямо у неё над ухом.

Ученики торопливо покидали класс. Джессика бросила на Луну ободряющий взгляд, полный сочувствия и направилась к выходу. Класс опустел. Снейп стоял перед учительским столом, чуть присев на него и сложив руки на груди. Его пустой взгляд, направленный на Луну и одновременно куда-то сквозь неё, не выражал никаких эмоций. Луна решительно поднялась со своего места, сделала несколько шагов по проходу между партами и остановилась прямо напротив профессора, глядя ему в глаза. Она заговорила быстро, словно боялась, что он не даст ей высказаться:

— Господин профессор, выслушайте меня, прошу вас, — Луна молитвенно сложила руки. — Позвольте мне сказать, а потом делайте, что хотите.

Снейп молча ждал. Правильнее всего было бы сейчас же, немедленно стереть девчонке память и покончить с этим раз и навсегда. Но что-то мешало ему сделать это. Снейп убедил себя в том, что ему необходимо послушать, о чём ей хочется сказать. «Последнее слово подсудимого перед казнью», — усмехнулся он про себя.

— Я знаю, что поступила нагло, дерзко и…и что так недопустимо себя вести. Тем более что я воспользовалась своей невидимостью, и мой… моё поведение стало неожиданностью для вас… — Луна говорила очень быстро, что было ей вовсе несвойственно. Она торопилась, иногда комкая слова, но Снейп не прерывал её. — Я знаю, что виновата. И я… я прошу у вас прощения за мою дерзкую выходку. Обещаю вам больше никогда так не делать. И прошу вас, несмотря на мой поступок, не стирать мне память. Пожалуйста, господин профессор!

Луна сильнее сжала руки и взглянула на него с такой отчаянной мольбой, что сердце Снейпа на миг сжалось. Было в облике этой девчонки что-то такое, что не позволяло ему просто взмахнуть палочкой и произнести: «Обливэйт». Но вот что? Что сдерживало его? Почему его вообще трогает её голос, её взгляд и эти по-дурацки сложенные руки? Может быть потому, что, побывав в его шкуре, она стала частью его самого? И лишиться её означало для него потерять часть себя? Кто добровольно решиться отрубить себе руку или ногу? Кто откажется от существа, понимающего и чувствующего его так же, как самого себя? Да у кого вообще есть настолько близкое существо? По иронии судьбы — только у него, у человека, решившего не подпускать к себе никого. А это существо, нечаянно оказавшееся настолько близко, что стало им самим, вдруг оказалось таким необходимым, что он теперь не в состоянии оторвать его от себя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})