Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников

лёжа на бетонном полу лицом в пыль, Бис пришёл в сознание. На голове его оказался мешок, чем — то крепко перемотанный через открытый рот, из которого по щеке текли слюни. Он не мог пошевелиться и по характеру несвободы догадался, что связан. Желая освободиться и собравшись с силами, напрягся как туго сжатая пружина и натяжением всех мускулов завоздушил пространство между лайнером и гильзой протеза, где обычно создавался вакуум, играющий роль присоски, предсказуемо освободив культю верхней конечности. Но, для Егора это не значило ничего, такая свобода не предоставляла неисчерпаемых возможностей для обрубка, оставшегося в рукаве рубахи в синюю клетку.

Где — то совсем рядом Бис услышал голоса и обрывки фраз. Разговор шёл поблизости, но разобрать речь не получалось, голова раскалывалась и отказывалась соображать, к тому же сквозь плотную ткань на лице Егор почти ничего не видел, кроме пятна солнечного света, вероятно, проникающего через окно или дверь помещения и безнадежно предположил, что очутился в известном ему подвале Ворошиловского района. Объём скудной информации, что ему удалось собрать и оценить за первые минуты говорил о том, что выход — окно, дверь, дыра или лаз, разделяющие его с улицей — находился в пяти — семи метрах, но он был связан по рукам и ногам и совершенно невидим постороннему глазу снаружи.

— Борман? — произнёс Егор с кляпом во рту. — Борман? — позвал он подвального палача.

— Кажется, очухался, — сказал Суслов.

— Иди, забери его протезы, — приказал Штык.

Ас без особых раздумий как над самым привычным обыденным действием подошёл к Егору обрезал складным ножом клейкую ленту — сначала на руках, а позже на ногах — и без каких — либо сантиментов сдёрнул с культей оба протеза, над чем особенно не усердствовал, выпутав один из рукава, второй из штанины вместе с пыльным ботинком и смятым носком, прикрывающим регулятор высоты каблука. И унёс прочь, предлагая Шлыкову.

Шлыков с интересом выбрал бионическую ногу. Осмотрел её, покрутив и повертев перед глазами, попробовал опереться как на костыль, уперев в пол. Будто взвесив, покачал в руках. Как бейсбольной битой замахнулся. Снова поставил на землю, разглядев ботинок и с малозначительным интересом оценил его. Попробовал преломить протез руками, как эксклюзивное гладкоствольное охотничье ружьё, с мыслью, какая посещает искушённого охотника: сможет ли он укротить оружие, которое так замечательно влияет на него своим видом и многовековой историей?

— Надо связать его покрепче! — наконец сказал он.

— Как связать? — уточнил Ас.

— Скотчем! — разозлился вдруг Шлыков на Суслова. — Руки вместе, ноги вместе!

— У него только одна рука…

— И что?!

— И нога — одна…

— Примотай руку к ноге! — обрадовался Штык своей находчивости. — Скотч не жалей!

Суслов с лёгким недоумением на лице растянул ленту перед глазами, будто проверяя на прочность и прозрачность, а на деле старался понять, что всё — таки происходит: собирались только ограбить калеку?

До этого Асу приходилось грабить дачи в пригороде и мелкие торгово — розничные палатки, продуктовые лавки, табачные киоски и киоски Союзпечати. Вскрыть табачный киоск считалось крупной добычей. А в остальном приходилось довольствоваться смехотворным уловом, чего — то сверхценного там никогда не было, наличка встречалась грошовая в основном размен, почти всегда брали товаром — сигаретами и продуктами. Грабить людей Асу не доводилось, даже не приходило в голову, но как это сделать — на этот счёт, казалось, в голове всегда имелась информация. А делалось это на первый взгляд просто — отследили, оглушили, обнесли карманы и скрылись. Как в кино. Однако никогда, даже в мыслях, Ас никого не глушил, не вязал и не прятал в заброшенных домах или подвалах. Никогда не связывался с мокрухой. Он был мелким вором. Не убийцей. И убийств в любой форме боялся. Последнее время многие из его корешей судачили о том, что развелось много уличных камер наблюдения, которые наводили на него куда больше страха, чем полицейский патруль явившийся из ниоткуда.

— …И ебальник ему замотай! — добавил Штык, выхватив Аса из воспоминаний о прошлом. — Вместе с зенками замотай, чтобы не пялился!

— Он же в мешке? — удивился Суслов.

— Замотай скотчем! — сказал Шлыков кривым ртом. — Чё долбаёбишь?

Суслов с обидой вернулся к Бису и, ухватив его за руку, стал натягивать тело к ноге. Егор оказал сопротивление и в то же мгновение получил по лицу своим же ботинком на бионической ноге, всё ещё находившейся в руках Шлыкова и моментально подоспевшего на помощь. Отшвырнув протез в сторону, Шлыков неуклюже подступился, прицелился, замахнулся снова на этот раз собственной ногой и размашисто ударил пленника в лицо, снова лишив его чувств, воли к сопротивлению и ориентации. Вместе они усадили беспомощного Биса на землю и, навалившись, связали безвольные конечности. Несмотря на тяжёлый удар Бис почти сразу пришёл в себя и зарычал, слабо и нерешительно сопротивляясь и довольно скоро проиграл эту схватку.

— Неплохие шузы? — вдруг обратил Штык внимание на «Ампато», сразу как справились с пленником. — Дай примерю, — он стянул с чужой ноги треккинговый ботинок, скинул стоптанный кроссовок и примерил. — Ничёшный. Малость жмёт. А где второй?

— На протезе был, — вспомнил Суслов.

— Точно. Заберу, пригодятся, — решил Штык и отвернулся. — Закручивай его в скотч, — приказал он Асу, подкинув дополнительный рулон из накладного кармана брюк, — а я пока найду место, где мы его схороним!

Ас принялся наматывать скотч поверх мешка на голове пленника, на лоб. Сделав полдюжины плотных витков, он, поразмыслив, добавил ещё два оборота и затем принялся наматывать ленту внахлёст, опускаясь на глаза. В своём невообразимом состоянии и нечеловеческой позе Егор едва ли мог шевелиться или сопротивляться, но стоило Асу перекрыть доступ воздуха, Бис завыл, издав поистине чудовищный зык и пуще прежнего забился головой и скрученным телом, как только что отловленная фантастически уродливая рыба. Ас испугался и отступил, отмотав скотч назад, а когда подступился снова, обернул голову клейкой лентой ниже, поверх старого скотча, которым был заклеен раскрытый рот. Происходящее сильно не нравилось Суслову, он не понимал сам и не мог объяснить, что и зачем делает.

Штык обернулся довольно скоро. С виду он был доволен происходящим, в отличие от Суслова, которому с самого начала сия затея не шибко нравилась, но возразить — ни тогда, ни сейчас — сильному и дерзкому товарищу смелости не хватило. К тому же Шлыков вёл себя вызывающе, был чрезмерно воодушевлён и стремился выкинуть что — то эдакое, будто находился под действием наркотика.

— Ну, что? — спросил Ас, совсем не надеясь, что Штык передумал о намерениях: Асу хотелось поскорее со всем покончить.

— Я там