Сокровище - Трейси Вульф

Я не знаю, что мне делать. Моя мать говорит мне не лезть на рожон и не гнать волну, но как я могу сидеть тихо, если они постоянно воруют мои вещи, используют чары, чтобы нагадить мне, или устраивают засаду под трибунами стадиона. Я не обязана это терпеть.

– Нет, не обязана. – Меня захлестывает возмущение при мысли о том, что над Мэйси так издевались. О том, что какие-то засранцы нападают на нее под трибунами или в других укромных уголках школы. – Я не знала, что ты оказалась в таком положении.

– Я не хотела, чтобы ты об этом знала. Потому что это унизительно.

У меня разрывается сердце от сострадания к ней, и мне ужасно хочется посетить каждую из школ, из которых ее исключили в этом году, и показать там всем, что такое неравные силы.

Но поскольку это не выход, я говорю:

– Нет ничего унизительного в том, что тебя травят и притесняют, Мэйси.

– Это очень унизительно, если пять месяцев назад ты помогала спасать весь мир сверхъестественных существ. А теперь ты даже не можешь прийти на урок по продвинутому созданию порталов без того, чтобы другие ученики не накинулись на тебя толпой и не заперли тебя в одном из порталов.

– Какого черта? Они посмели сделать с тобой такое? – Ну нет, теперь мне хочется не просто преподать им урок, а стереть всю эту школу с лица земли. – А что сказал директор, когда ты выбралась из этого портала?

– Он заявил, что мой ответ, когда я подожгла их вещи, был непропорционален.

– Ты чертовски права, он был непропорционален, – рявкаю я. – На мой взгляд, куда ближе к пропорциональности было бы поджечь их самих. Ведь эти гребаные порталы причиняют боль.

– Да уж, – соглашается она и смеется. Это грустный смех, но она хотя бы больше не плачет.

А вот мне хочется заплакать. Я поверить не могу, что с Мэйси происходило такое, а я ничего об этом не знала. Да, она не рассказывала мне об этом, но все же. Я знала, что что-то идет не так, но не приложила усилий, чтобы выяснить, в чем дело.

Я не хотела выводить ее из равновесия, не хотела, чтобы она решила, будто я ожидаю, что она справится со всеми своими проблемами в ускоренном темпе. Я знаю, каково это – пытаться горевать, когда люди вокруг тебя считают, что ты должна просто жить дальше. И мне не хотелось, чтобы она думала, будто я ожидаю от нее чего-то в этом духе.

Поэтому я на нее не давила. Я пыталась быть деликатной, пыталась уважать ее чувства. И зашла слишком далеко в противоположном направлении, доведя дело до того, что она почувствовала себя брошенной. Я позволила другим сверхъестественным существам мучить ее и даже не подозревала, что это происходит.

Я чувствую себя такой сволочью.

– Поэтому за этот учебный год тебя и исключили из стольких школ? – спрашиваю я. – А не лучше ли просто остаться дома, пока не восстановят Кэтмир?

Она пожимает плечами, и мы обе замолкаем, слушая, как Хадсон заканчивает петь Yellow группы Coldplay и начинает распевать Bad Habits Эда Ширана.

– Что ж, во всяком случае, он сможет допеть свой концерт до конца, – замечает Мэйси и фыркает.

– Он всегда так делает, когда принимает душ, – говорю я. – Поющий вампир. Само собой, в те дни, когда он поет песни The Beatles, отдавая им дань уважения, все становится особенно интересно.

Но мы находимся здесь не затем, чтобы говорить о Хадсоне и его музыкальных предпочтениях.

– Ты так и не ответила на мой вопрос, – напоминаю я Мэйси после нескольких секунд молчания. – Насчет Кэтмира.

– О, Кэтмир откроет свои двери только в следующем семестре, и это самое раннее. – Мэйси улыбается грустной улыбкой. – Он уже почти восстановлен, но вокруг него плетутся всякие политические интриги с участием разных кланов сверхъестественных существ. А мой отец вместо того, чтобы контролировать ситуацию, пытается угодить им всем.

– А это верный путь к катастрофе, – сухо заключаю я. – Если, став королевой горгулий, я чему-то и научилась, то именно этому.

– Вот именно.

– Ну и что твои родители собираются делать? Неужели они хотят просто отправить тебя в еще одну школу? – спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

– Похоже на то.

– Но разве это решит проблему?

– Нет, не решит. Но моим родителям, похоже, плевать. – Она опускает голову, и ее темно-зеленая челка падает ей на лицо и заслоняет от меня ее глаза.

– О, Мэйси, не может быть. Я понимаю, что среди школьных учителей могут попадаться неприятные люди, но ведь дядя Финн может с ними поговорить…

– Он не хочет говорить с ними, Грейс. Он так занят, стараясь сделать мою мать счастливой, что ему насрать, счастлива ли я. А она не желает слушать, что я говорю об этих школах, – ей хочется только наказывать меня за то, что меня снова и снова исключают из них.

Она встает и начинает ходить взад и вперед как раз в тот момент, когда Хадсон начинает петь Should I Stay or Should I Go? [7] группы Clash. Секунду мы смотрим друг на друга, а затем начинаем смеяться. Потому что Хадсон, как всегда, идеально рассчитал время, когда надо запеть эту песню.

Отсмеявшись, Мэйси снова плюхается на кровать и прикрывает глаза тыльной стороной ладони.

– Они не понимают. Это так странно. Моя мать возвращается, и вдруг, ни с того ни с сего, у них появляется желание диктовать мне, как я должна одеваться, куда ходить, с кем дружить и как мне надо вести себя в школе

Она мотает головой с таким видом, будто до сих пор не может в это поверить.

– Я думала, что моя мать бросила меня много лет назад, а мой отец из-за обязанностей директора школы и своих отлучек, когда он якобы искал ее, был со мной почти что безучастен. А теперь они хотят просто сделать вид, будто ничего этого не было, просто продолжить с того места, на котором остановились много лет назад. Но это так не работает. Я больше не ребенок.

– Да, конечно. – Я накрываю ее руку своей. – Ты лучший человек и самая крутая ведьма из всех, кого я когда-либо знала. И они должны это понимать.

– Они вообще ничего не понимают. Вот в чем загвоздка. Они говорят, что любят меня, но на самом деле они любят ту милую маленькую девочку, которой я когда-то была. Ту, от которой никогда не было никаких хлопот и которая послушно делала все,