Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря - Сантьяго Постегильо

рядом с другом и смочил тряпку пресной водой из бурдюка.

– Ты слишком великодушен ко всем, – заметил он, расправляя пропитанную водой ткань. – Твоя щедрость ко всем без разбора однажды погубит тебя.

Больше в ту ночь разговоров не было. У Цезаря не было сил спорить, а у Лабиена – желания говорить что-нибудь еще.

Лабиен уснул.

Цезарь бодрствовал.

То ли из-за лихорадки, то ли из-за крайней слабости его вдруг начали одолевать сомнения: какой смысл в его бунте, в стремлении ни за что не подчиняться Сулле? Не проще ли последовать примеру Помпея, уступить давлению, развестись с Корнелией и жениться на той, кого выберет тиран? Чего он добьется своим сопротивлением, упрямством, постоянным непослушанием? Разве Корнелии, матери и всей семье не станет лучше, если он согласится покорно выполнять приказы Суллы? Корнелия, конечно, будет страдать, и сам он тоже, но не проще ли ей развестись с ним, чем влачить свои дни, будучи замужем за мятежником, беглецом, которого сам Сулла объявил врагом римского государства?

Цезарь обливался потом.

И сомневался, сомневался во всем.

Теперь он сам не знал, что правильно, а что неправильно.

Но ведь Корнелия не желала разводиться. Она согласилась на развод лишь из стремления защитить его. Даже мать поддерживала его в бунте против тирана, да и Лабиен не отступил, помогая во всем. Но зачем все это юноше, которому еще не исполнилось двадцати? За кого они его принимают?

Он повернулся на бок и съежился, как зародыш во чреве.

На самом деле он знал, каким видят его другие и, прежде всего, сам Сулла: он племянник Гая Мария, величайшего из популяров, единственного человека, которого Сулла по-настоящему боялся всю свою жизнь. Мысли потекли по новому руслу: почему всемогущий диктатор обрушился на него с такой яростью? Что, если его судьба, как предсказывала мать, великолепнее, чем он ее представлял? Если Сулла боится его настолько, что послал десятки тысяч легионеров прочесывать всю Италию, возможно, он, Юлий Цезарь, действительно опасен.

И это его взбодрило.

Он – племянник Мария, и он оправдает надежды матери, жены, сестер, всей своей семьи и друзей. Он не может их подвести, прекратить сопротивление, сдаться. Он не сделал этого, когда на него напал Серторий – на Марсовом поле, под пристальным взглядом Мария. Цезарь понял, что именно желал выяснить Марий тогда, в Риме, осыпая его бесконечным градом ударов: дядя хотел посмотреть, как поведет себя племянник – сдастся, будет молить о пощаде или покажет, что он из тех, кто никогда не сдается в бою, не уступает, что бы ни случилось.

Он происходил от Энея, Марса и Венеры.

Затем он вспомнил, как обошелся Сулла с прахом дяди, осквернив его могилу. Да, в тот миг он, Цезарь, поклялся себе, что никогда, ни за что не покорится тирану: его судьба – сражаться с Суллой и прочими диктаторами, которые придут ему на смену. Его судьба – изменить Рим.

Посреди этих размышлений Морфей наконец заключил его в свои объятия и Цезарь уснул.

Склон горы

На заре

Лабиен проснулся с первым утренним светом и огляделся, словно что-то учуял.

– Во имя Геркулеса, они идут! – воскликнул он и встряхнул спавшего Цезаря, измученного лихорадкой.

– Кто?

– Легионеры. – Лабиен посмотрел вниз, на подножие горы. – Либо за мной следили, либо врач нас предал, либо то и другое. Они уже близко. – Он повернулся к Цезарю. – Ты должен бежать. В болота, если необходимо.

Цезарь покачал головой:

– Нет… Я не могу… Я очень слаб… И этот врач, предатель он или нет, знал, о чем говорил… Болота сейчас не помогут… Я просто не встану…

– Но тогда они схватят тебя, отведут к Сулле и…

Цезарь перебил его. На рассвете лихорадка отступила, как и предсказывал врач; мысли прояснились.

– Забирай мои деньги и беги. Ты успеешь.

– Я не собираюсь тебя бросать. Тем более сейчас, когда ты слаб и одинок. И зачем мне твои деньги? Какой в них смысл? Ты бредишь. Должно быть, от лихорадки.

– Нет, сейчас я чувствую себя лучше и все вижу ясно. – Цезарь встал и посмотрел на приближавшихся легионеров. – Деньги мне ни к чему. Солдаты немедленно все отберут. А если ты их прибережешь, они помогут выкупить меня. Большая часть моего состояния, которое я забрал у матери, спрятана на твоей вилле, возьми и эти деньги тоже. Уходи, ступай к себе и скоро получишь весточку от меня. Они не выдадут меня Сулле. Вот увидишь. Последние выборы кое-чему меня научили: любого человека можно купить за хорошие деньги. – Он улыбнулся. – Я учусь у врага. Сулла – ничтожество, но у этого ничтожества можно поучиться тому, как считать на несколько ходов вперед.

Лабиен наконец-то понял замысел друга. Рискованно, но смысл есть. Он не стал возражать – взял деньги, положил руку Цезарю на плечо, затем молча развернулся и ушел, скрывшись среди деревьев. Легионеры, поднимавшиеся по склону, его не заметили.

Цезарь сидел и ждал, когда его задержат.

Вскоре его окружили вооруженные солдаты.

– Кто здесь главный? – спросил Цезарь так, словно был не беглецом, а начальником.

– Я.

Корнелий Фагит добрался до вершины холма с трудом и теперь никак не мог отдышаться. Он определенно был слишком стар для подобных приключений.

– Я хочу все обсудить. Наедине, – предложил Цезарь.

– Не думаю, что ты в состоянии что-либо обсуждать, беглец, – возразил Корнелий, досадуя из-за того, что для поимки этого разыскиваемого преступника пришлось столько лазать по горам.

– Я в состоянии обсуждать многое, но главное – наедине, – настаивал Цезарь.

Центурион втянул ноздрями воздух и посмотрел на солдат. Те служили под его началом не один месяц и поняли, что означает этот взгляд. Они отошли на достаточное расстояние, чтобы их начальник и беглец могли побеседовать с глазу на глаз.

– Тебе было трудно подниматься на холм, – заметил Цезарь.

– Это не холм, а гора, – возразил центурион.

Цезарь позволил себе улыбнуться:

– Нет, центурион, это всего лишь холм, но годы берут свое. Пора бы тебе уволиться из войска, получить заслуженный отдых… А вместе с ним – хорошее вознаграждение.

Корнелий не нуждался в разъяснениях:

– О какой сумме идет речь?

Цезарь решил сразу перейти к делу. Перед ним был военный. Это ему нравилось. Простотой обращения центурион напоминал его дядю Мария.

– Достаточной для того, чтобы тебе хватило на всю оставшуюся жизнь и не было нужды снова записываться в войско.

Корнелий задумался. Ему оставалось служить всего несколько месяцев, и он подумывал о том, чтобы бросить это занятие, но требовались деньги. В последние годы он получал хорошее жалованье, однако бережливость