Талтос - Энн Райс

Девчонка исчерпала все его терпение. Где он оказался?! Никто и никогда не разговаривал с доктором подобным тоном! Новорожденный даже в такую грозу чувствовал себя под полотенцами превосходно.

Боже милостивый, спаси, они скользили над передней верандой обветшавшей развалины — прямо в открытую дверь!

— Мой Боже, здесь как в пещере, — заявил он. — Как вообще в нашем мире женщина отважилась рожать в таком месте? Вы только посмотрите на все это. Вон те книги на верхней полке книжного шкафа — ведь они прямо над водой!

— Ну и что, там никого не было, когда хлынула вода, — возразила Мэри-Джейн, напрягаясь и с силой отталкиваясь шестом

Он слышал звуки… Тонк-тонк — это ударялись друг о друга половые доски под ними.

— И я думаю, уйма предметов все еще плавает по гостиной. Кроме того, Мона Мэйфейр не хотела, чтобы ее ребенок родился здесь, внизу, она родила его наверху. Женщинам вообще не нравится, чтобы их малыши жили в передних комнатах, даже когда те не залиты водой.

Лодка натолкнулась на ступени и резко дернулась влево, так что он невольно схватился за осклизлые мокрые перила. Он отскочил в сторону и немедленно притопнул обеими ногами по ступеням, чтобы убедиться, что они не собираются затонуть прямо под ним.

Теплый поток света шел откуда-то сверху, и он услышал сквозь шум дождя другой звук, очень быстрый — кликети, кликети, кликети. Он знал этот звук. А с ним и женский голос, что-то про себя напевающий. Звучал голос довольно приятно.

— Почему бы этой лестнице не отцепиться от стены и не плавать свободно? — спросил он. Поднявшись из лодки, он вдруг ощутил тяжесть ящика для льда — словно в руках был мешок с камнями. — Почему бы всему этому дому уже не разрушиться до конца?

— Ну, некоторым образом, я полагаю, именно это с ним и происходит, — сказала Мэри-Джейн, — только это займет еще пару сотен лет, видите ли. — Она пошла перед ним, топая по ступеням и прокладывая ему путь в холл на втором этаже, после чего обернулась и непререкаемым тоном приказала: — Вы идете со мной наверх, на чердак.

Но откуда доносились эти звуки: кликети, кликети, кликети? Он слышал, как: кто-то тихо напевает, но Мэри-Джейн даже не дала возможности оглядеться, сразу потащив его вверх по чердачным ступеням

И тут он увидел старую бабушку Мэйфейр, стоявшую на самом верху в цветастом фланелевом платье и приветственно махавшую ему своей маленькой ручкой.

— Эй, смотрите-ка! Доктор Джек! Как поживает мой прекрасный мальчик? Иди, я тебя поцелую. Как я рада видеть тебя.

— Я тоже рад видеть вас, бабушка, — ответил он, поднимаясь, хотя Мэри-Джейн еще раз протиснулась мимо него, строго наказав покрепче держать ребенка. Еще четыре шага — и он с радостью опустил свою ношу на пол. И как так вышло, что именно он должен был тащить его все время?

Наконец он добрался до сухого и теплого чердака, и старая маленькая леди, привстав на цыпочки, прижала губы к его щекам. Он не мог не признать, что действительно любит бабушку Мэйфейр.

— Как поживаете, бабушка? Вы принимаете все свои таблетки? — спросил он.

Мэри-Джейн подхватила ящик для льда, как только он опустил его, и куда-то утащила. Здесь было не так уж плохо, на этом чердаке; по всей его длине светили электрические лампочки и висело чистое белье на веревках с деревянными прищепками. Везде стояла масса удобной старой мебели, и плесенью почти не пахло; напротив, здесь пахло цветами.

— Что за звук я слышал: кликети-кликети — там, на втором этаже? — спросил он, когда бабушка Мэйфейр взяла его за руку.

— Вы просто войдите сюда, доктор Джек, сделайте то, что должны сделать, и заполните свидетельство о рождении. Мы не хотим, чтобы у нас возникли какие-то проблемы с регистрацией малютки. Я никогда не рассказывала вам о проблемах, когда я не зарегистрировала Янси Мэйфейр, пока ему не исполнилось два месяца? Вы не поверите, какие неприятности у меня были с городским магистратом, когда они говорили мне, что…

— И вы действительно родили этого маленького озорника, не так ли, бабушка? — спросил он, похлопывая ее по руке.

Медсестры предупреждали его в первый же раз, как он ее увидел, что лучше всего не дожидаться, когда она закончит рассказывать свои истории, потому что сама она не остановится. Она была у него в кабинете на второй день после открытия, говоря, что ни один другой доктор в этом городе никогда не прикоснется к ней снова. Теперь это уже стало далеким прошлым!

— Конечно, доктор.

— Мать ребенка вон там. — Мэри-Джейн указала на другую нишу чердака, целиком задрапированную неотбеленной москитной сеткой, словно это была палатка с заостренной крышей и светящимся в отдалении прямоугольником окна, поливаемого дождем.

Внутри ниша-палатка выглядела почти прелестно. Горела масляная лампа, и он почувствовал ее запах и увидел закопченный стеклянный абажур. Здесь стояла большая кровать, накрытая стегаными одеялами и покрывалами. Внезапно на него хлынули печальные воспоминания. Он вспомнил собственную бабушку, умершую много лет тому назад, и кровати, столь похожие на эту, покрытые такими тяжелыми одеялами, что под ними невозможно было шевельнуть и пальцем, и как тепло было в постели холодными утрами в Кэрьере, штат Миссисипи.

Он поднял длинные, тонкие занавески и слегка опустил голову, как только оказался под крышей фронтона. Стены были обшиты кипарисовыми досками, темно-коричневыми, чистыми. Нигде не было видно ни одного следа протечки. Залитое потоками дождя окно пропускало тусклый свет.

Рыжеволосая девушка удобно расположилась на постели, полусонная, с запавшими глазами и ужасными темными кругами под ними, с растрескавшимися губами; дышала она с очевидным усилием.

— Эту молодую женщину надо срочно поместить в больницу.

— Она просто измучена, доктор, с вами было бы точно так же, — возразила Мэри-Джейн, как всегда скорая на ответ. — Почему бы вам побыстрее не покончить с этим? Тогда она смогла бы отдохнуть?

По крайней мере постель была чистая в отличие от временного приспособления, заменившего малышу колыбель. Девушка уютно лежала между свежими простынями — в модной белой рубашке, отороченной старомодным кружевом, с маленькими перламутровыми пуговками. Ее волосы были самыми ярко-рыжими, какие он когда-либо видел, длинные и густые, разметавшиеся по подушке. Малыш когда-нибудь может стать таким же рыжеволосым, но пока что его волосенки были немного светлее.

Что касается ребенка, то он, слава Богу, наконец начал производить какие-то звуки в своем ящике для льда. Доктор уже начал беспокоиться по этому поводу. Бабушка Мэйфейр подхватила его на руки, и, судя по тому, как она подняла младенца, можно было сказать, что он попал к опытной няньке, хотя кто мог бы подумать, что женщина в ее возрасте может справиться с каким-либо делом. Что ж, пора осмотреть девочку, лежащую в постели. Она даже моложе Мэри-Джейн!

Он подошел ближе, не без усилий опустился на колени — другого выхода не было — и положил руку на лоб юной матери. Глаза ее медленно открылись, поразив его своим глубоким зеленым цветом. Она сама была ребенком, и невозможно было представить, что она только что родила младенца!

— С тобой все в порядке, милая? — спросил он.

— Да, доктор, — ответила она бодрым, ясным голосом. — Будьте так любезны, оформите все необходимые бумаги на моего ребенка, пожалуйста.

— Ты прекрасно знаешь, что должна была…

— Доктор, но ребенок уже родился! — Теперь она уже полностью проснулась. — У меня прекратилось кровотечение. Я никуда не собираюсь отсюда уходить. Как вы можете убедиться, я в полном порядке и чувствую себя лучше, чем сама ожидала.

Кожа у нее под ногтями была чистая и розовая. Пульс был нормальный. Груди — полные, налитые. А возле кровати стоял большой кувшин с молоком, наполовину выпитый. Что же, это было для нее полезно.

Интеллигентная девушка, уверенная в себе и хорошо воспитанная, подумал он, и не из деревни.

— Вы, обе, оставьте теперь нас наедине, — велел он Мэри-Джейн и старухе, маячившим прямо у него за плечами, как два гигантских ангела Малыш слегка хныкал, словно только что понял, что остался жив и был не вполне уверен в том, что ему это нравится. — Выйдите отсюда, чтобы я смог осмотреть девочку и убедиться, что у нее нет кровотечения.

— Доктор, я сама позабочусь об этой малышке, — мягко возразила бабушка. — Как вы могли подумать, что я позволила бы ей лежать здесь, если бы открылось кровотечение? — И она удалилась, подбрасывая малыша на руках — слишком энергично, подумал он, для новорожденного.

Он ожидал, что маленькая мать тоже взволнуется, увидев это, но та осталась невозмутимой.

Ему пришлось самому держать масляный светильник, когда он пытался убедиться, что с роженицей все в порядке. Вряд ли это можно было считать тщательным осмотром.

Она села, опираясь на подушки; рыжие волосы в беспорядке разметались вокруг белокожего лица, и доктор откинул толстый слой покрывал. Все чисто и превосходно выглядит, он не мог их ни в чем упрекнуть. Она была просто безукоризненна, словно ее искупали в ванне, хотя в этих условиях такое едва ли было возможно, и они подложили под нее слой белых полотенец. Вряд ли теперь следовало опасаться каких-либо выделений. Она была матерью, это точно. После родов осталось множество кровоизлияний, однако белая рубашка была в безукоризненном состоянии.