Скитальцы - Марина и Сергей Дяченко

За спиной Солля распахнулась дверь. Привычно вздрогнув, он сел на кровати.

Сосед Солля по комнате, сын аптекаря из предместья, радостно ухмыльнулся.

Имя его было Гаэтан — но весь университет и весь город в глаза и за глаза звали его Лисом. И без того юный — года на четыре моложе Солля — он выглядел совсем мальчишкой из-за небольшого роста, узких плеч и по-детски открытой, скуластой физиономии. Задиристо вздёрнутый нос Лиса покрывали полчища веснушек, а маленькие глаза цвета мёда умели в одну секунду сменять обычное шкодливое выражение на мину трогательной наивности.

Лис был единственным человеком во всём университете — не считая, разумеется, декана Луаяна — с кем Эгерт Солль успел сказать более двух слов за всё это немалое время. В первый же день, преодолевая неловкость, Эгерт спросил у соседа, не видел ли он здесь девушки, молодой девушки с тёмными волосами. Задать вопрос было нелегко — но Солль знал, что остаться в неведении будет хуже. В какой-то момент он почти уверился, что Лис рассмеётся и заявит, что в столь солидном учебном заведении девушек не держат — и тот действительно рассмеялся:

— Что ты, братец! Это не нашего неба птичка… Её зовут Тория, она дочка декана, красивая, да?

Лис всё говорил и говорил — но Эгерт слышал только стук крови в ушах. Первым его побуждением было бежать куда глаза глядят — но он немыслимым усилием сдержался, заставив себя вспомнить о разговоре у колодца…

Декан — её отец. Проклятая судьба.

Всю ночь, последовавшую после этого открытия, он провёл без сна — хоть это и была первая за много дней ночь в чистой постели. С головой накрывшись одеялом — чтобы не так бояться полной шорохов темноты — он тёр воспалённые глаза и лихорадочно думал: а вдруг всё это — колдовство? И город, и университет, и декан встретились ему не случайно — его привели сюда, в ловушку, привели и заперли, чтобы мстить…

На другой день в узком коридоре ему повстречался декан. Спросил что-то незначительное, и под спокойным пристальным взглядом Эгерт понял: если это и ловушка — он слишком слаб, чтобы вырваться.

На него косились с любопытством — надо было отвечать на какие-то вопросы, бесконечное число раз повторять своё имя, вздрагивая от неожиданных прикосновений… Немного помогали защитные ритуалы, но Солль боялся, что их заметят со стороны — и поднимут на смех.

Скоро студенческая братия решила, что Эгерт — необычайно замкнутый и хмурый субъект, а посему просто оставила его в покое. Солль был необычайно рад такому повороту событий, и даже посещение лекций стало для него чуть менее тягостным.

Все студенты, сообразно количеству проведённых за учёбой лет, делились на четыре категории: студенты первой ступени звались «вопрошающими», поскольку учились первый год и преуспевали скорее в желании познать, нежели в самой науке; студенты второго года именовались «постигающими», третьего — «соискателями», поскольку претендовали уже на некую учёность, и, наконец, студенты четвёртой ступени звались «посвящёнными» — по словам всё того же Лиса, далеко не все замахнувшиеся на учёность юноши удостаивались этого звания, множество их валилось на летних экзаменах и так, недоучками, возвращалось по домам.

Сам Гаэтан учился второй год и звался «постигающим»; Эгерту казалось, что Лис постигает в основном премудрости весёлых пирушек и ночных похождений. Студенты разных степеней учёности охотно водились друг с другом; каждая группа время от времени собиралась на отдельные занятия — однако на общие лекции, проводимые в Большом Актовом зале, являлись все подряд, и каждый пытался извлечь из мудрых речей педагога всё, что в состоянии был переварить: так из единственной миски, поставленной на стол в большой крестьянской семье, старик вылавливает овощи, ребёнок — крупу, а хозяин — кусок мяса.

Всякий раз, переступая порог лекционного зала, Эгерт стискивал зубы, сплетал в кармане пальцы и переступал через собственный страх. Огромное помещение казалось ему зловещим; с лепного потолка смотрели плоские каменные лица, и в белых слепых глазах Соллю чудилась не то усмешка, не то угроза. Забившись в угол — скамья казалась неудобной, быстро затекали колени, немела спина — Эгерт тупо смотрел на высокую, украшенную резьбой кафедру; обычно смысл того, о чём говорил лектор, ускользал от него уже через несколько минут после традиционного приветствия.

Господин ректор обладал скрипучим голосом и внушительной манерой вещать; говорил же он о предметах столь сложных и отвлечённых, что Эгерт, отчаявшись, прекращал всякие попытки что-либо понять. Сдавшись, он ёрзал на скамье, прислушивался к чьим-то отдалённым перешептываниям, шорохам, смешкам, смотрел танец пылинок в солнечном столбе, разглядывал линии на своей ладони, вздыхал и ждал конца лекции. Иногда, сам не зная почему, он поднимал глаза к маленькому круглому окошку под самым потолком, окошку, невесть зачем глядящему из зала в библиотеку…

Дородный и громогласный профессор естественных наук походил скорее на мясника, нежели на учёного; из его речей Эгерт понимал только вводные слова — «кстати», «как видим», «чего и следовало ожидать»… Время от времени профессор занимался и вовсе диковинными вещами: смешивал жидкости в стеклянных колбах, зажигал огоньки над узкими горлышками спиртовок — ни дать ни взять, фокусник на ярмарке… Иногда в зал приносились живые лягушки, и профессор резал их — Эгерт, в своё время бестрепетно посещавший бойню, закрывал глаза и отворачивался, сгорбившись.

Студенческая братия внимала речам с кафедры с переменным вниманием, то притихая, то усиленно ёрзая и перешёптываясь. Среди студиозусов случались и ротозеи, и болваны — однако и распоследний из них понимал в происходящем куда больше, нежели Солль.

Интереснее всего были лекции декана Луаяна. Личность его вызывала у Солля множество сильных и противоречивых чувств — и страх, и надежду, и любопытство, и желание просить о помощи, и содрогание от одного только взгляда; к тому же, сколь ни был Эгерт занят собой, он не мог не заметить того особенного почитания, которым декан окружён был в университете.

Все шорохи и смешки затихали, стоило декану появиться в зале; встретив его в сводчатом коридоре — Эгерт видел своими глазами — даже сам господин ректор спешил засвидетельствовать своё внимание и уважение, а студенты — те просто замирали, как кролики перед удавом, и счастливцем считался всякий, получивший персональный ответ на своё приветствие или заслуживший деканову улыбку.

Господин Луаян был маг — об этом говорили и перешёптывались, но в лекциях его ничего не было магического: он говорил о древних временах, о давно разрушенных городах, о войнах, некогда опустошавших целые страны… Эгерт слушал, пока хватало сил — но слишком часто повторялись незнакомые имена и даты, Солль уставал, ничего не мог запомнить, терял нить рассказа и, запутавшись, отчаивался. Однажды он решился-таки спросить у Лиса — разве декан не учит студентов колдовству? Ответом Эгерту был сочувственный взгляд и красноречивый, но не вполне приличный жест, означающий, что Солль, мягко говоря, не в своём уме.