Скитальцы - Марина и Сергей Дяченко

Декан сокрушённо покачал головой:

— Солль, вы не понимаете… Не понимаете, с кем тогда столкнула вас судьба. Заклятие, наложенное Скитальцем, может снять только Скиталец.

Запирающий ворота замок всё так же торжественно пополз вниз; народ у створок заволновался. Загрохотала в кольцах стальная цепь; стражники — новая, только что прибывшая смена — взялись поудобнее, ворота издали величественный скрип и плавно, почти грациозно принялись открываться.

— Что же теперь делать? — шёпотом спросил Эгерт. — Искать его… Скитальца? Кто он? Где его найти?

Верхушки крыш окунулись в солнце — заиграли жёлтые и белые блики на жестяных и медных флюгерах.

— Кто он — никто не знает толком, — чуть усмехнувшись, проронил декан. — Что до поисков… Отчего вы так уверены, что он… станет с вами разговаривать?

Эгерт вскинул голову:

— Но это же… Он поступил со мной так… Он сделал со мной… И не станет разговаривать?! — Солля трясло, он был почти что в ярости. — Из-за студента… Да, я убил! Но была дуэль… И со Скитальцем тоже была дуэль — пусть убил бы меня! Я стоял перед ним беззащитный… Смерть за смерть… Но то, что он сделал — хуже смерти, и теперь я… завидую студенту! Он умер с оружием в руках, уважая себя… И будучи… любимым…

Солль осёкся. Ему показалось, что по лицу декана пробежала мгновенная тень. На дне прищуренных глаз загорелись холодные огоньки, и под этим взглядом короткий Эгертов запал угас так же нежданно, как и вспыхнул.

— Я должен найти… Скитальца, — сказал Солль глухо. — Я отправлюсь… Найду его или… Или, может быть, погибну в дороге…

В последних словах прозвучала надежда, но декан с усмешкой покачал головой:

— Всё может быть, сказала рыбка сковородке…

Затем он повернулся и шагнул прочь — Эгерт беспомощно смотрел ему в спину.

Знаменуя новый день, у ворот тонко запела труба. Город распахнул свой кованный сталью зев, чтобы на мощёные улицы опустилась пыль дорог, чтобы любой домосед мог отправиться в странствия…

Уходящий декан вдруг остановился. Обернулся через плечо, потёр висок, будто не находя слов. Улыбнулся собственной неловкости; Эгерт смотрел на него широко раскрытыми глазами.

Декан неторопливо, в задумчивости вернулся.

— В любом случае, искать Скитальца вовсе не нужно, — он кашлянул и вроде бы заколебался, потом произнёс медленно, словно взвешивая каждое слово: — Каждый год, накануне Дня Премноголикования, он сам является в город.

Эгерт обомлел. Облизнул сухие губы; спросил шёпотом:

— И я… встречусь с ним?

— Необязательно, — усмехнулся декан. — Но… возможно.

Эгерт слышал, как бешено колотится его собственное сердце.

— День Премного… Премноголикования… Когда?

— Осенью.

Солль почувствовал, как сердце стукнуло ещё раз — и замерло.

— Так долго… — прошептал он, чуть не плача. — Так долго…

Декан в задумчивости снова потёр висок, потом шевельнул уголком рта и, будто приняв решение, взял Эгерта за локоть:

— Вот что, Солль… Я предоставлю вам место вольного слушателя в университете, но кров и стол вы получите, как полноправный студент. До предполагаемой встречи с вашим другом Скитальцем остаётся полгода — хорошо бы потратить это время с умом… Так, чтобы в конце концов он захотел-таки выслушать вас… Я ничего не обещаю, но просто хочу помочь вам, понимаете?

Эгерт молчал — предложение декана обрушилось на него и несколько оглушило. По дну его сознания прошёл образ бледной женщины в окне.

— И уж конечно, — добавил декан, видя его растерянность, — конечно, в университете никто и ничто не будет вам угрожать… Слышите, Эгерт?

В раскрытые ворота вереницей въезжали повозки — окрестные крестьяне вертели головами, отбиваясь попутно от нахальных мальчишек, чьи глаза безошибочно видели, а руки хватали с телег всё, что плохо лежит. Эгерт вспомнил вчерашнее приключение — и помрачнел.

— Что ж вы так долго раздумываете? — мягко удивился декан.

— А? — вздрогнул Эгерт. — А разве я… Я же сказал, что согла… Я согласен.

5

Две кровати с высокими спинками да старый столик под узким окошком — вот и всё, что могла вместить сырая комнатка с низким сводчатым потолком. Окошко глядело во внутренний двор университета — сейчас там было пусто, только неутомимая старушка, являвшаяся с уборкой дважды в неделю, расхаживала взад-вперёд то с тряпкой, то с метлой.

Эгерт слез с подоконника и вернулся на свою кровать. Теперь у него было полным-полно времени для того, чтобы лежать навзничь, глядеть в серые своды потолка и думать.

Минет весна, пройдёт лето, потом наступит осень — в который раз Эгерт загибал пальцы, подсчитывая оставшиеся месяцы. Наступит День Премноголикования, и в город явится человек с прозрачными глазами без ресниц, с нервными крыльями длинного носа, с жалящей шпагой в ножнах — человек, облачённый невидимой, но от этого не менее беспощадной силой…

Солль вздохнул и повернулся лицом к стене. Высоко вскидывая тонкие суставчатые ноги, по тёмному камню бежал мелкий паучок.

Университет полон был самой разношёрстной братии; во флигеле жили и столовались те, что победнее. Молодые люди побогаче — а их тоже было немало — снимали апартаменты в городе. Эгерт избегал и тех, и других. Спустя несколько дней после своего водворения в университете он написал в Каваррен, отцу; ничего не объясняя, сообщил только, что жив и здоров, и просил прислать денег.

Ответ пришёл раньше, чем можно было предположить — вероятно, почта ходила исправно. Эгерт не получил из дому ни упрёка, ни утешения, ни единого слова на клочке бумаги — зато смог расплатиться за стол и жильё, сменить износившуюся одежду и починить сапоги; положение вольнослушателя не давало ему права на гордость всех студентов — треугольную шапочку с серебряной бахромой.

Впрочем, ни шапочка, ни бахрома нимало его не занимали — глядя в белую стену сырой комнатушки, он видел дом с гербом на воротах — вот верховой слуга приносит письмо… Вот отец берёт смятую бумажку в руки — и руки дрожат… А на пороге стоит мать — измождённая, седая, и платок соскальзывает с плеч…

А может быть, и нет. Может быть, рука отца не дрогнула, когда под сургучной печатью он обнаружил имя сына. Может быть, только дёрнул бровью и сквозь зубы велел слуге отослать денег этому недоноску, позорящему честь семьи…

За спиной Солля распахнулась дверь. Привычно вздрогнув, он сел на кровати.

Сосед Солля по комнате, сын аптекаря из предместья, радостно ухмыльнулся.

Имя его было Гаэтан — но весь университет и весь город в глаза и за глаза звали его Лисом. И без того юный — года на четыре моложе Солля — он выглядел совсем мальчишкой из-за небольшого роста, узких плеч и по-детски открытой, скуластой физиономии. Задиристо вздёрнутый нос Лиса покрывали полчища веснушек, а маленькие глаза цвета мёда умели в одну секунду сменять обычное шкодливое выражение на мину трогательной наивности.