Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века - Михаил Ильич Якушев

Оттоманскими властями62 отправить немедленно в Константинополь» (77, л. 19—20об). В Иерусалиме был созван очередной собор всего духовенства, на котором было принято единогласное решение обратиться к султану с коллективной петицией, подписанной духовенством и почетными мирянами, в которой они просили признать избрание архиепископа Иерофея Фаворского патриархом. Аналогичная просьба была направлена матери султана (78, л. 35). Тем не менее Порта не спешила утверждать патриархом Иерофея, против которого упорно интриговал Фанар. Сирийские униаты не скрывали ликования «по случаю смут в Греческой церкви» (там же, л. 35). После того как кандидатура архиепископа Иерофея была заблокирована Стамбулом, в январе 1845 г. из Иерусалима пришло неожиданное для всех сообщение о почти единодушном63 избрании на престол Св. Иакова одного из патриарших наместников архиепископа – Лиддского Кирилла (77, л. 19—20об; 80, л. 51–52). Новое избрание патриарха создало парадоксальную ситуацию, когда одними и теми же избирателями были избраны сразу два патриарха-святогробца, не признанные султаном в патриаршем сане. И вновь Фанар прибег к испытанному средству, обвинив перед Портой новоизбранного иерарха Кирилла в лояльности к России. В качестве доказательства константинопольские фанариоты привели факт награждения архиепископа Кирилла Николаем I бриллиантовой панагией. В противостоянии между Фанаром и Святогробским монастырем для греков-святогробцев было принципиально важно, чтобы патриархом был избран их представитель, а не ставленник константинопольских фанариотов. Не менее важным обстоятельством стало и то, что сами выборы прошли не в Фанаре (где более двух веков проживали святогробские патриархи), а в Иерусалимской патриархии без открытого вмешательства в их ход рум миллет баши. Тем не менее, по информации К.М. Базили, тайным претендентом от Константинопольской патриархии оказался митрополит Наплусский, который сразу после избрания Кирилла Лиддского патриархом в приватной встрече с ма’муром (комиссаром) Порты Неби-эфенди еще раз напомнил османскому сановнику о том, что архиепископ Кирилл, как и Иерофей Фаворский, был также предан России, за что и был высочайше пожалован бриллиантовой церковной наградой (77, л. 19—20об; 90, л. 284-286об).

В Петербурге поначалу надеялись, что султан все-таки признает патриархом «их человека», архиепископа Фаворского Иерофея, через которого можно было бы влиять на ситуацию в Иерусалимской церкви. Когда же стало ясно, что для Порты наиболее предпочтительной кандидатурой является архиепископ Лиддский

Кирилл, то Петербург через своего посланника В.П. Титова начал лоббировать в пользу кандидатуры Кирилла, чтобы султан признал его фирманом в патриаршем сане. В марте 1845 г. Абдул Меджид утвердил наконец его патриархом Иерусалимским под именем Кирилла II (1845–1872 гг.) (там же; 383, л. 1—5об; 384, л. 23—24об). В российской императорской миссии в Царьграде и Министерстве иностранных дел были в принципе довольны результатом своего заступничества перед Портой, поскольку в конечном итоге автокефальные права Сионской церкви были соблюдены, и на ее престол взошел не фанариотский представитель, а святогробский иерарх, к тому же ранее награжденный императором Николаем бриллиантовой панагией (559, ч. 2, с. 198)64. Петербургский синод, сделавший ставку на архиепископа Иерофея Фаворского как будущего патриарха Иерусалимского, был настолько раздосадован из-за избрания архиепископа Кирилла Лиддского, что даже не счел нужным ответить на известительную («приветственную») грамоту новоизбранного патриарха и поздравить его с восшествием на патриарший престол и признанием его султаном в патриаршем сане (737, с. 224). Только митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов) в переписке с новоизбранным патриархом Кириллом по проблемам Иерусалимского подворья в Москве исправил этот промах Правительствующего синода.

Живой интерес российского двора к избранию патриарха на Иерусалимскую кафедру из числа святогробцев, помимо политических соображений, был также продиктован и личными мотивами императора. В июле 1844 г. Николай I пережил смерть своей дочери (589, с. 44)65. Патриарх Афанасий сообщил Николаю I через российскую миссию о совершении его наместниками в Иерусалиме у Святого Гроба Господня панихиды по усопшей великой княгине. Император выразил патриарху Афанасию глубокую признательность «за торжественное поминовение» и дал четкое указание своему новому посланнику в Константинополе В.П. Титову на случай, если Порта во второй раз отвергнет кандидатуру святогробцев, «оградить права Святого Гроба от посягательств Фанара» (79, л. 392-392об).

Настойчивые ходатайства посланника В.П. Титова перед Портой возымели действие, и вскоре султан Абдул Меджид выдал на имя архиепископа Кирилла берат с признанием его в патриаршем сане (там же, л. 392—392об). Базили доложил Титову, что «берат на имя новаго патриарха и алмазный знак его предшественника были доставлены в Иерусалим чиновником Порты Решид-Эфендием в 11-й день текущаго месяца (23 марта 1845 г. по нов. ст. – М.Я.)» (80, л. 51–52). Российская миссия на Босфоре восприняла признание султаном архиепископа Кирилла в патриаршем сане как важную дипломатическую победу. В Правительствующем синоде же были недовольны тем, что в патриархи не прошел их протеже архиепископ Иерофей Фаворский (737, с. 222).

Таким образом, серьезные сомнения в Серале и Порте (с подачи Фанара) в «благонадежности» Иерофея Фаворского в конечном итоге стали решающими при назначении перевыборов в Иерусалиме.

После своего избрания в Иерусалиме патриарх Кирилл II на время остался в Святом Граде и даже обещал генконсулу Базили навсегда переселиться из османской столицы к своему престолу и своей пастве в Иерусалим (80, л. 51–52; 89, л. 272-275об; 559, т. 2, с. 208–209;). Исполнил же он свое обещание лишь в начале 60-х гг. XIX века.

В 1847 г., когда здоровье престарелого Антиохийского патриарха Мефодия пошатнулось, он также вспомнил о древнем церковном обычае предстоятелей Восточно-православной церкви назначать себе преемника. Мефодий предложил своим архиереям кандидатуру святогробского архиепископа Фаворского Иерофея, того самого, который в 1845 г. не был утвержден султаном в патриаршем сане на Иерусалимской кафедре. Вопрос об «избрании преемника патриарху Мефодию» стал особой темой секретной переписки временно управляющего императорской миссией М.М. Устинова с государственным канцлером К.В. Нессельроде (103, л. 2–3; 104, л. 4-4об; 105, л. 5-9об; 106, л. 10-11об). Для российской миссии в этом вопросе было принципиально важным то, чтобы выборы преемника были осуществлены с соблюдением древних канонов и чтобы Константинопольский престол «не преступал границ своей власти» (107, л. 12–13). Однако произошедшие в Константинопольской церкви перемены и волнения в Бейрутской епархии отвлекли внимание Дамаска и Петербурга от вопроса о преемнике на целых три года (121, л. 135–139). После кончины патриарха Мефодия (ф24 июня 1850 г.) на Антиохийский престол был избран архиепископ Фаворский Иерофей, святогробец, которому пятью годами раньше так и не удалось занять Иерусалимскую кафедру.

Вторично Россия вмешалась в ход избрания предстоятеля Иерусалимской церкви уже в 1882 г., когда после смерти патриарха Иерофея на кафедру «Матери Церквей» был избран святогробец архимандрит Фотий «Младший»,