Хранитель мечты - Пенелопа Уильямсон

Рейн скатился с нее и распростерся на спине, упершись взглядом в дамасскую парчу балдахина. Арианна лежала очень тихо, и даже частое движение ее груди вверх и вниз было теперь бесшумным. Она плакала в ту минуту, когда давала ему ничего не стоящую клятву верности, но сейчас она не плакала.

— Ты беременна, — сказал он, наконец.

— Если не веришь мне, спроси Талиазина.

Ребенок! Сын! Внезапно Рейн понял все значение того, что только что узнал. На мгновение его переполнила радость... и тут же растаяла бесследно, стоило ему вспомнить о предательстве Арианны.

Он спустился с кровати так тяжело, что кожаные пружины застонали протяжно и жалобно, как живые. У самой двери он остановился и обернулся. Рука, сжимающая щеколду, дрожала крупной дрожью, но он прекратил это усилием воли.

— Будь ты проклята... — сказал он едва слышно, мертвым голосом. — И будь проклят я, доверчивый дурак.

Он хотел обернуться и бросить хоть один-единственный взгляд на жену, но понял, что не вынесет ее вида, поэтому поспешил выйти. Навстречу, наигрывая на своем круге, поднимался по лестнице Талиазин. При виде Рейна он широко улыбнулся и запел:

Прими меня, дева — и тело, и кровь, И сердце, в котором отныне любовь, Чтоб были мы вместе навек...

Рейн услышал собственный гневный рык, который против его воли вырвался из горла. Он выхватил крут из рук оруженосца и изо всех сил швырнул об стену. Изящная вещица разлетелась на куски, струны лопнули и завились спиралями со скрипучим болезненным звуком.

Талиазин в оцепенении уставился на валяющийся у ног разбитый инструмент, потом медленно поднял взгляд на каменную спину удаляющегося хозяина. Опустившись на колени, он бережно собрал обломки крута, поднялся и продолжал путь вверх по лестнице, к хозяйской спальне.

Дверь так и оставалась приоткрытой, и можно было видеть Арианну, лежащую поперек кровати. Плечи ее бесшумно содрогались, пальцы конвульсивно сжимались и разжимались, комкая серый мех покрывала. Талиазин печально покачал головой, прошептал: «...и сердце, в котором отныне любовь...» — и умолк.

Он отвернулся от двери и прислонился спиной к стене, глядя на обломки музыкального инструмента, по-прежнему зажатые в руке. Пальцы разжались, как бы внезапно обессилев, и куски дерева со стуком упали на пол, но юная женщина, горько рыдавшая совсем рядом, не услышала этого.

***

Рейн стоял у кромки прибоя и смотрел вдаль поверх невысоких волн прилива. Он запретил себе вспоминать (запретил думать вообще о чем бы то ни было) и сумел добиться желанного бесчувствия. Краешки волн набегали на сапоги, все выше захлестывая их и все глубже засасывая в песок.

Время от времени он наклонялся поднять кусок плавника, бездумно его оглаживал и швырял в воду, наблюдая за тем, как волны уносят добычу в море. Он вернулся в Руддлан не раньше чем закатное солнце проложило к берегу дорожку из расплавленной красной меди.

У дверей главной залы его встретил мрачный сэр Одо. Массивная всклокоченная голова рыцаря была так втянута в плечи, что он напомнил Рейну старую жабу, в больших карих глазах поблескивало знакомое неодобрение. Никогда еще Рейн не чувствовал себя таким одиноким: даже его правая рука, соратник и первый помощник, принял сторону женщины, способной на столь вероломное предательство.

— Если ее имя слетит с твоего языка, я затолкаю его обратно в рот кулаком! — прорычал он угрожающе, стоило только здоровяку шевельнуть губами.

— Милорд, мне пришлось послать за повитухой, — процедил сэр Одо, скалясь, как загнанный в угол волк. — Состояние леди, чье имя вы запретили произносить, очень серьезно.

Сердце Рейна болезненно застучало, но он не сказал в ответ ни слова, только кивнул, напрягая волю, чтобы на лице не выразилось абсолютно ничего. Когда он шел через всю залу к лестнице, ведущей в спальню, он старался держаться прямо и ступать размеренно.

В происшедшей суматохе слуги забыли зажечь факелы, на лестнице царила почти полная тьма. На промежуточной площадке из ниши в стене внезапно появилась человеческая фигура. Инстинкт самосохранения, отточенный за годы сражении и поединков, сработал мгновенно: Рейн выхватил из ножен кинжал и занес его, готовясь вонзить в глаз тому, кто маячил впереди привидением.

— Нет, милорд, нет! Это я, Родри!

— Ты что, белены объелся, парень? Никогда больше не выскакивай из темноты навстречу вооруженному рыцарю.

Рейн спрятал кинжал в ножны. Только тогда Родри осмелился подойти поближе, материализовав-шись из густой тени, как настоящий дух. Лицо его так осунулось и побледнело, что это было заметно даже в полумраке. Слезы проложили по щекам блестящие дорожки.

— Милорд, это я передал Кайлиду послание о том, что в аббатство повезут зерно, — зачастил он, в своем отчаянии забывая страх и хватая Рейна за руку. — Когда мы были детьми, Арианна старалась взять на себя вину за все наши проделки, потому что у отца не поднималась рука пороть ее и вполовину так сильно, как нас... — Ломающийся голос подростка пресекся, и он вытер мокрый нос рукавом. — Я подумал, что лучше вам будет узнать это на тот случай... в общем, лучше вам будет узнать.

Что-то сломалось в груди Рейна с почти слышимым звуком, словно лопнул обод или распалась цепь. Он попробовал глубоко вдохнуть, и это удалось, хоть и не сразу. Веки сами собой опустились, тяжелые и как будто чужие.

— Мы поговорим об этом позже. — Он хотел сказать это сурово, даже угрожающе, но голос был полон бесконечной усталости. Родри, однако, ничего не заметил.

— Как прикажете, милорд, — с трудом ответил он, сгорбился и побрел вниз по лестнице.

Дверь в спальню была плотно прикрыта. Рейн подумал: не постучать ли, но решил не поднимать шума. Он бы не удивился, если бы обнаружил, что его не собираются впускать, но щеколда изнутри оказалась поднятой. Он сжал ручку так, что побелели пальцы.

— Она ведь не умрет?..-робко донеслось от подножия лестницы.

Рейн стиснул зубы и толкнул дверь.

Над кроватью склонилась женщина. Похоже, она только что прикрыла Арианну, закончив осмотр. Тело жены выглядело мертвенно неподвижным, и Рейн с ужасом решил, что все кончено, что он опоздал, но в следующую секунду рука слабо потянула на себя покрывало.

Повитуха оправила постель и направилась к Рейну. Это была степенная дама средних лет, с тяжелым мужским подбородком и носом до того крючковатым, что он почти упирался кончиком в верхнюю губу.

— Я мать Беатриса, — сообщила она важно. Рейн мог в ответ только склонить, голову. Ему стоило большого труда заговорить.

— Она потеряла ребенка?

— Кровотечение есть, но совсем слабое, — ответила повитуха, еще больше сузив щели изучающих глаз. — Такое случается в первые месяцы, милорд, поэтому отчаиваться рано, но хочу вас предостеречь. Вам бы надо смирить свой характер. Когда муж бьет жену, страдает дитя в ее чреве, а оно-то ни в чем не виновато.