Меррик - Энн Райс

– Я согласна, – ответила Меррик, – но для начала мне нужно насытиться – разве нет?

Лестат кивнул, а потом коротким красноречивым жестом велел нам оставить его с Луи наедине.

Мы с Меррик спустились по железным ступеням и вскоре оказались за пределами квартала.

Шли молча, тишину нарушал лишь стук ее каблуков. Довольно быстро мы оказались в трущобном, обшарпанном районе, где стоял ее старый дом.

Однако мы не прошли мимо него.

Наконец с ее губ вырвался переливчатый смех. Меррик остановилась на секунду и поцеловала меня в щеку. Она намеревалась что-то сказать, но ей не дали.

К нам медленно подполз огромный американский автомобиль, из-за толстых стекол которого доносились низкие аккорды и отвратительные слова какой-то мерзкой песни. Все-таки современная музыка не более чем какофония звуков, призванная лишать людей разума.

Машина замерла всего в нескольких футах от нас, но мы не остановились. Я понял, что двое смертных, сидевшие в салоне, что-то замышляют, и мысленно пропел им реквием. Кажется, я даже улыбнулся. Зловеще.

Чего я не ожидал, так это короткого пистолетного выстрела и сияющей полоски, оставленной пулей, пролетевшей мимо моих глаз. Меррик снова расхохоталась – она тоже заметила сверкнувший перед глазами след.

Дверца машины распахнулась – и на Меррик двинулся темный силуэт. Она обернулась, протянула в приветственном жесте изящные руки и... И стремительно схватила свою жертву, только собиравшуюся сделать последний шаг. Когда она погрузила в шею мужчины зубы, тот сразу обмяк. Удивительно, с какой легкостью Меррик удерживала внушительную тушу. Я почувствовал запах крови.

Даже не выключив двигатель, из машины вылез водитель. Он был в ярости от того, что их маленький план грабежа не сработал. Прогремел еще один выстрел, но пуля затерялась в темноте.

Я накинулся на громилу и без труда поймал его. Молниеносный прокол – и я почувствовал великолепный вкус крови. Никогда прежде я не пил с такой жадностью. Никогда прежде я не исчерпывал источник до конца, погружаясь в отчаянные воспоминания и мечты этого горемыки. Когда все закончилось, я зашвырнул останки в высокую траву пустыря – подальше от посторонних глаз.

Меррик последовала моему примеру.

– Ты закрыла ранки от укуса? – спросил я. – Уничтожила следы, чтобы никто не догадался, как он умер?

– Конечно, – кивнула она.

– Почему ты его не убила? – задал я новый вопрос. – Следовало его умертвить.

– Я смогу их убивать, после того как получу кровь Лестата, – последовал ответ. – Кроме того, он и так не жилец. К тому времени, как мы вернемся на квартиру, он уже будет мертв.

Мы повернули к дому.

Меррик шла рядом со мной. Я не знал, догадывается ли она о моих чувствах, но мне казалось, что я предал ее и уничтожил. Мне казалось, что я причинил ей немыслимое зло, хотя поклялся его избегать. Размышляя о нашем с Луи плане, о том, как мы решили обратиться к Меррик с просьбой вызвать дух Клодии, я отчетливо понял причину произошедшего. Я был сломленный человек, униженный собственным провалом, но переживающим свои неудачи с той холодной вампирской невозмутимостью, которая способна самым ужасным образом уживаться рядом с невыносимой болью.

Мне хотелось рассказать Меррик, что она так и не познала в полной мере радость смертной жизни. Мне хотелось сказать, что ей, возможно, суждены были великие свершения, а я своим беспечным себялюбием, своим эго, не знавшим узды, разрушил ее судьбу.

Но зачем портить эти драгоценные для нее мгновения? Зачем накрывать саваном то великолепие, которое она видит вокруг себя благодаря новому вампирскому взгляду? Зачем отнимать у нее те несколько безоблачных ночей, когда сила и угроза покажутся священными и праведными? Зачем стараться окрасить все это болью и горем? Они и без того скоро придут.

Когда Меррик нарушила повисшее между нами молчание, по ее словам я так и не смог понять, прочла ли она мои мысли, хотя я их, разумеется, не старался скрыть.

– Всю свою жизнь, – говорила она милым голоском, – я боялась каких-то вещей, как боится их всякий ребенок или женщина Естественно, я лгала Я воображала себя колдуньей и отправлялась бродить по темным улицам, чтобы наказать саму себя за сомнения. Но я знала, что такое страх. А теперь, в этой темноте, ничего не боюсь. Если бы тебе пришлось оставить меня здесь, я бы ничего не испугалась. Продолжала бы себе идти, как иду сейчас. Как мужчина, ты не можешь знать, что я имею в виду. Тебе не понять женской уязвимости. Равно как не понять того ощущения собственной силы, которое я теперь обрела.

– А я все же полагаю, что могу понять многое, – ответил я примирительным тоном. – Не забывай, я ведь был стариком, а в старости познаешь страх, неведомый молодым.

– Да, в таком случае ты, возможно, действительно понимаешь, какую настороженность женщина постоянно носит в своем сердце. Тогда ты действительно знаешь, какая именно сила теперь во мне расцвела.

Я обнял ее, нежно повернул к себе и поцеловал, почувствовав губами неестественно холодную кожу. Аромат ее духов показался мне сейчас каким-то чужим, принадлежащим другому существу, хотя он был по-прежнему сладостен. Его обильно источали длинные пряди темных волос, в которые я с любовью запустил обе руки.

– Знай, я люблю тебя.

В моем признании, однако, отчетливо звучали нотки раскаяния и мольбы о прощении.

– Неужели ты не понимаешь, что отныне я останусь с тобою навсегда? – возмутилась она. – Почему кому-то из нас обязательно нужно порывать с другими?

– Так случается. Со временем так случается, – ответил я. – Не спрашивай меня почему.

Мы медленно направились к владениям Меррик.

Она вошла одна, велев мне терпеливо ждать, и появилась снова, держа в руках старый, уже знакомый мне гобеленовый чемодан. Мое острое обоняние уловило едкий химический запах – странный и совершенно мне незнакомый.

Я не придал этому никакого значения, и когда мы зашагали дальше, я то ли забыл о запахе, то ли привык к нему, то ли просто перестал замечать. Мне уже претили мелкие тайны. Слишком велико было терзавшее душу горе.

Возвратившись на квартиру, мы обнаружили новые разительные перемены, произошедшие с Луи.

Тихо сидя все в той же гостиной рядом с Лестатом, он выглядел теперь таким же бледным и неподвижным, как его создатель. При взгляде на него невольно возникал вопрос: не высечен ли он из мрамора? Появись такое создание где-нибудь в ярко освещенном месте, ему пришлось бы, как минимум, обсыпать себя пеплом, чтобы не сойти за изваяние.

Глаза Луи горели еще ярче, чем прежде.

Но что случилось с его душой? Осталась ли она такой, как прежде?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});