Меррик - Энн Райс

Почему сразу не отправился на встречу с Луи и Меррик? Почему, в конце концов, не пошел на поиски жертвы, хотя меня мучила жажда? Почему я стоял один в темноте, словно ожидал, что мое горе усилится, что одиночество станет ощущаться острее, что я выйду на охоту безжалостным и осторожным, как зверь?

Но затем глаза увидели то, что ум в отчаянии отказывался принять, и мною постепенно овладело другое чувство, полностью вытеснившее меланхолию. Все тело мучительно заныло.

Передо мной возникла Меррик. Она была в том самом красном шелковом платье, в котором я видел ее вчера, но весь ее облик изменился под действием Темного Дара.

Кремовая кожа светилась, как у вампира, зеленые глаза приобрели особый блеск – да, да, и еще раз да! – такой же, как у Лестата, Армана, Мариуса, такой же, как и у всех остальных обладателей Темной Крови. Длинные каштановые волосы приобрели неестественное сияние. Губы нечестиво блестели.

– Дэвид! – воскликнула она и полетела ко мне в объятия.

Даже голос Меррик свидетельствовал о том, что теперь в ее жилах течет совсем другая кровь.

– Боже мой, как я мог допустить такое! – Я боялся дотронуться до нее, а потом вдруг обнял ее и с силой прижал к себе. – Прости меня, Господи, прости! – выкрикивал я, стискивая ее так сильно, что, наверное, причинял боль.

Мне казалось, что так ее никто не сможет у меня отнять. Мне было наплевать, что меня мог услышать кто-то из смертных. Да пусть хоть весь мир знает!

– Нет, Дэвид, погоди, – взмолилась Меррик. – Ты не понимаешь, что случилось. Он сделал это, Дэвид! Он вышел на солнце. Он сделал это на рассвете, после того, как дал мне свою кровь, показал, как нужно прятаться, и научил всему, что умел. Он сделал это, Дэвид, хотя обещал встретиться со мной сегодня вечером Он ушел! И теперь от него ничего не осталось – все сгорело дочерна.

По щекам Меррик струились жуткие кровавые слезы.

– Дэвид, неужели ты не можешь его спасти? – захлебываясь рыданиями, причитала она. – Неужели ты не способен его вернуть? В том, что случилось, виновата одна я. Дэвид, я сознавала, что делала. Это я подвела его к этому шагу, умело подтолкнула. Я действительно воспользовалась его кровью, запекшейся на моем платье. Я воспользовалась всеми силами – земными и небесными. Придет время – и я признаюсь в большем. Все тебе расскажу. Я виновата, что он так поступил, клянусь! Но неужели ты не можешь его вернуть?

23

Он все сделал очень тщательно.

Вытащил гроб – поистине старинную реликвию – и отнес его на задний двор городского дома на Рю-Рояль, в весьма уединенное место, огороженное высокой стеной.

В доме он оставил прощальное письмо, положив его на письменный стол, которым одно время пользовались все мы – я, Лестат и Луи. Затем он спустился во двор, снял с гроба крышку и лег в него, отдавшись на волю лучей утреннего солнца.

Его предсмертная записка была адресована мне.

"Если я не ошибаюсь, солнечный свет сожжет меня дотла. Я недостаточно стар, чтобы получить всего лишь сильные ожоги, и недостаточно молод, чтобы оставить после себя кровавую плоть и вынудить кого-то ее убирать. Я превращусь в пепел, как когда-то превратилась в пепел Клодия, и ты, мой дорогой Дэвид, должен развеять этот пепел. Сделай это в память обо мне.

Сомнений в том, что я наконец-то обрету мир и покой, у меня нет. И ты станешь свидетелем моего окончательного освобождения. Прежде чем найти мои останки, ты уже повидаешься с Меррик и познаешь меру моего предательства и меру моей любви.

Да, я признаю, что создал из Меррик вампира. И совершил столь ужасное деяние из любви. Не могу тебе лгать. Но если это имеет хоть какое-то значение, то позволь уверить тебя, что поначалу я намеревался только испугать ее, подвести к смерти так близко, чтобы она сама взмолилась о пощаде, и тем самым удержать на краю.

Но все свершилось слишком быстро – едва успев начаться. Я поддался своим амбициям и желаниям. А теперь, оставаясь все тем же романтично настроенным глупцом, каким был всегда, оставаясь поборником сомнительных действий, совершенно не умея соизмерять свои желания и цену, которую за них приходится платить, я поручаю твоим заботам свое изумительное создание – Меррик, которую, я знаю, ты любишь всем своим мудрым сердцем.

Ты, наверное, меня возненавидишь, но прошу: передай Меррик те несколько драгоценностей и реликвий, которыми я владею. Передай ей также те живописные полотна, которые я собирал от случая к случаю в течение веков и которые успели стать шедеврами в моих глазах и в глазах всего мира. Все мало-мальски ценное должно перейти к ней, если только ты согласишься.

Что касается моего дорогого Лестата, то, когда он очнется, передай, что я ушел во тьму, не надеясь встретить его ужасающих ангелов, что я ушел во тьму, только ожидая угодить в хаос или вакуум, о которых он так часто рассказывал. Попроси простить меня за то, что я не дождался его и ушел, не попрощавшись.

А теперь о тебе, мой друг. Не надеюсь на твое прощение. И даже о нем не прошу.

Я не верю, что ты способен вернуть меня из пепла и обречь на прежние муки. Но если ты полагаешь, что справишься, и тебе действительно это удастся, значит, так тому и быть. Одно несомненно: я обманул твое доверие. Никакие заверения Меррик о ее всесильном колдовстве не могут оправдать мой поступок, хотя она на самом деле пытается уверить меня, что воспользовалась сильным приворотом. Впрочем, я ничего не смыслю в колдовстве.

Одно я понимаю, что люблю ее и не мыслю существования без нее. Но само существование теперь для меня бессмысленно.

Я ищу определенности, той самой смерти, которая унесла мою Клодию,– безжалостной, неминуемой, безусловной".

Таково было письмо, написанное ею старомодным почерком на новом пергаментном листе высокими и глубоко вдавленными буквами.

А что же тело? Неужели он был прав в своей догадке, что превратится в пепел, подобно тому ребенку, которого отдал на откуп горестной судьбе в далеком прошлом?

Нет, он ошибся.

В гробу без крышки, открытом ночному воздуху, лежали обгорелые черные останки того существа, которое я когда-то знал как Луи, – твердые на вид, как у любой древней мумии, освобожденной от бинтов. Плоть прочно облепила кости. Одежда на нем сильно обгорела, но осталась цела. Гроб тоже потемнел. Лицо и руки – да и вся фигура в целом – еще не были тронуты ветром и сохранили все мельчайшие детали.

А рядом с гробом стояла на коленях Меррик и, горестно сжимая руки, неотрывно смотрела на угольно-черное тело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});