Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - Ольга Евгеньевна Суркова

Это не только человек, который творит прекрасное, но который еще не умеет врать. А если он врет, то он уже не художник. Вот и все! Бывают у художников счастливые судьбы, но чаще они несчастны…

Тарковский. Словом, счастья нам ждать неоткуда…

Панфилов. Смотри, как интересно получается, если говорить о художниках. Мы, конечно, не будем говорить о себе или друг о друге – речь пойдет о настоящем искусстве, которое мы проанализируем в меру наших способностей… О нас, может быть, будут говорить другие, если мы оставим им повод для разговора… Но это уже не наша компетенция… Любопытно, что гениальный художник заведомо совершенно бессознательно ощущает новую тенденцию, верно?

Тарковский. Художник ощущает будущее почти как пророк, как собака, которая начинает выть первой при приближении землетрясения, грубо говоря…

Панфилов. Не собака, а мышь! Собака далеко не первая, совсем не первая, а первыми замечают самые простые создания – об этом нам предстоит еще, видимо, многое узнать, разобраться, в чем здесь дело…

Тарковский. Во всяком случае, именно художник ощущает все катаклизмы раньше других и потому впадает в немилость: ведь он говорит о вещах, скрытых от огромного большинства. И тем самым объективно служит катализатором развития общества, первым подмечает опасности того направления, по которому это общество устремляется… Понимаешь, о чем я говорю? ПРЕДУПРЕЖДАЕТ! А предупреждая, художник, естественно, становится неугодным…

Панфилов…Неудобным…

Тарковский. Неугодным, неудобным и так далее…

Панфилов. Несносным!

Тарковский. Боже! Ну конечно! И общество ему за это мстит, потому что не желает, не хочет видеть в общем своем развитии то, что сумел подметить художник раньше: какую-то опасность, тенденцию, сама мысль о которых показалась бы современникам дикой нелепостью. Как будто художник допускает несправедливую бестактность в отношении общества и самих себя. Но художник иначе не мог поступить: он просто делал то, что он делал… как Пушкин, который, кстати, при жизни был не таким уж знаменитым. Да каким уж там «знаменитым»? Вспомни! О «Борисе Годунове» почти ничего не говорили. Только сам воскликнул, когда написал «Годунова»: «Ай, да Пушкин! Ай, да сукин сын!» А другие-то пропустили все это мимо ушей – ну, были какие-то среды с чтениями новых кусков… ну и что? Ничего ТАКОГО не происходило ведь. Знаменит был тогда Жуковский, еще более – покойный Державин, Баратынский… То есть знаменитее-то были другие! А Бах? Извини меня – БАХ! – умер в полном забвении! После его смерти сын был известнее, а еще при жизни отца именно сын был «настоящим Бахом», сыном какого-то Иоганна Себастьяна… Ну что это такое? А? Что это такое? Разве люди меньше понимали в музыке? Нет! Просто не понимаю, что происходит… Ведь сейчас нам очевидно, каким гением был БАХ, а?.. А Достоевский? Ну, кому-то нравился, кому-то не нравился – правда, к концу жизни он сорвал аплодисменты, особенно после Пушкинской речи, но… Но стоит как раз проанализировать эту самую Пушкинскую речь, как заметишь, что все в ней разваливается… Правда, там есть кое-какие откровения…

Панфилов. Есть!

Тарковский. Ну конечно, не буду этого отрицать, но вместе с тем, скажем, Тургенев был знаменитее Достоевского…

Панфилов. Намного!

Тарковский. А Гоголь?! Его топтали ногами! Что с ним сделал Белинский за его «Мертвые души»?.. Да, Белинский был вообще страшный тип, но не будем об этом говорить… То есть, что я хочу сказать? Что гении всегда служили своему народу, а народ этот всегда принимал их в штыки. Ну, конечно, и в народе была какая-то сознательная часть, потому что сам художник тоже, в конце концов, народ… Да, не об этом сейчас… Мы о взаимоотношениях современников, об общественном мнении, о людях, которые являлись, скажем, цветом своего времени… Но в результате возникает странная картина: чем талантливее человек, который выражает свое время…

Панфилов. Чем лучше он его выражает…

Тарковский. И лучше, и правильнее, и нужнее, казалось бы, для своего времени, тем оказывается он невыносимее, нестерпимее для этого же времени, тем ужаснее его судьба… Что говорить?.. Этот бедный, затравленный Гоголь, который мечтал уехать в Италию и жить здесь из-за климата: ведь он действительно был болен, не переносил зиму и боялся ее, кстати, как мой отец… Ведь Гоголь писал царю, объяснял, почему он хотел бы жить в теплых краях, а его не пускали! Пушкин НИ РАЗУ не был за границей! Ха-ха! То есть можешь себе представить, сколько бы он еще написал, если бы все-таки выбрался? Но его заклинило на его Натали Гончаровой, заклинила эта страшная придворная хреновина, его камерюнкерство… А если бы в это время – представь себе! – он мог бы выехать за границу, пожить там свободно и пописать?! Он не остановился бы тогда на «Маленьких трагедиях» и «Дон-Жуане»…

Панфилов. Ну, этого мы не знаем… А может быть, он разменялся бы, и все?.. Трудно сейчас об этом говорить…

Тарковский. Мне трудно поверить, что Пушкин мог бы разменяться…

Панфилов. Увлекся бы…

Тарковский. В37лет?

Панфилов. Да. А почему бы нет? Растратился бы на другое. И может быть, именно потому, что ему было некуда деваться, все для него было перекрыто, он находил выход в поэзии… Это сложно… Тут я не убежден в твоей правоте…

Тарковский. Ну, не знаю… У Пушкина вообще был очень легкий характер, и он перестал творить только тогда, когда заболел манией преследования: ведь, по существу, вся его история с Натали…

Панфилов…Ужасная история…

Тарковский. Именно ужасная! Создается впечатление, что он просто искал свою смерть, точно ему нужно было умереть в 37…

Панфилов. А Лермонтов?

Тарковский. Да-а-а… А ты читал сценарий Хуциева о Пушкине?

Панфилов. Читал.

Тарковский. Какое великое счастье, что Бог уберег его, и он не поставил этот фильм!

Панфилов. А Бунин?

Тарковский. Я Бунина очень люблю.

Панфилов. Сколько у него отличных вещей!

Тарковский. Это был единственный русский писатель, который сказал недвусмысленную правду о русском человеке, крестьянине деревенском, о простом русском человеке, о «богоносце»… А? Ну, еще Чехов об этом говорил… Но Толстой, конечно, со своим Каратаевым, по существу, ничего не сказал на эту тему, ни Достоевский, ни Тургенев… Они все описывали идеализированных мужиков… Никто из них ничего в них не понимал. Толстой, собственно, писал, что ничего не понимает в русском мужике… А как страшно обернулось для России это незнание русского мужика! И вина в том тех «знатоков» русской истории и русского народа, которые были переполнены так называемой «любовью» к нему. А вот Бунин как бы ненавидел русского мужика… В двух словах хочу напомнить тебе один его гениальный рассказ, выражающий его понимание русского характера. Сюжет следующий: в лесу живет один совершенно обедневший и одичавший русский мужик. Он сторожит лес, следит за ним и живет по течению, потому что ему просто деваться