Дорога неровная - Евгения Изюмова

Грызла старуху зависть, грызла досада: пророчила она себе в зятья соседа, а Физка-дура где-то подхватила Ваську голозадого. И хоть бы пользовался тем, что шофер, так нет же. Она бродила по дому, ворчала на всех: «Взял бы вас дедушко лесной». За эту присказку старуху и прозвали - «дедушко лесной».

Ворчала-ворчала теща и допекла-таки Василия: он уехал к другу под Ленинград в Рощино, где нужны были опытные шоферы. Позвал к себе жену, да та обиделась, что тайком уехал, ответила отказом. Василий женился вновь. Однако не повезло Василию и со второй женой: постоянно ссорились они, а все же терпели друг друга, воспитывая двух сыновей.

Лишь Павла «куковала» одна. Никак не могла найти себе пару. Заглядывались на нее мужчины - стройную, моложавую, но с женатыми Павла путаться не хотела, среди холостяков ровни не было. И вдруг неожиданно, как снег в июне, свалилась на нее любовь.

Шел пятьдесят второй год с начала века…

Павла собиралась уходить домой, когда к ней в кабинет заглянула старший администратор - Альбина Осиповна, крашеная блондинка еще в полном соку. До гостиницы она работала в торговле, почему оттуда ушла - неизвестно, да Павла, впрочем, и не докапывалась, так как в трудовой книжке значилось: «Уволена по собственному желанию…» Одевалась она в «Севере» лучше всех, у нее одной были драгоценности и золото.

- Павла Федоровна, не знаю, что и делать. Постоялец один уже целый месяц не платит - Смирнов из четвертого люкса.

- Что же вы не требуете с него плату? Если не платит - выселяйте. Кто он такой?

- Экономист из Белояровского леспромхоза. Живет у нас два месяца, - Альбина сделала таинственное лицо и перешла на шепот. - Тут такая романтическая история… Он ждал квартиру, чтобы вызвать семью, вот-вот должны были квартиру дать, а семьи… - она злорадненько хихикнула. - Все нет! А знаете, он такой обходительный, ин-те-рес-ный мужчина!

- Ну и что из этого? - пожала Павла плечами. - Платить все равно должен вовремя. Куда вы смотрели и почему мне раньше об этом не сообщили?

- Ну… - Альбина замялась: не говорить же директору, куда она и на что смотрела, проводя часть своего ночного дежурства в четвертом люксе. Ведь Смирнов - не просто обходительный, он - красавец мужчина, всегда элегантно одетый, шутливый, и в постели - ах! - Альбина от восторженных воспоминаний закатила глаза. Ах! Но вовремя освободилась от них, потому что Дружникова пристально смотрела на нее, ожидая объяснений. - Ну, жалко стало его. Он всегда такой вежливый, всегда так убедительно просил подождать, когда ему дадут зарплату.

Она, конечно, не сказала Дружниковой о том, что долг Смирнова могла бы и далее скрывать, если бы тот не повел себя по-свински: неделю уже пьет, а вчера, когда Альбина зашла к нему в номер, послал ее далеко-далеко, где она и так была у него прошлой ночью. Да к тому же и обозвал драной лахудрой. Этого чувствительное сердце Альбины, которая считала себя первой красавицей в городе, вынести не могло, и она решила наказать наглеца, глядишь, одумается, прибежит к ней прощение просить, ведь финансовое положение Смирнова она прекрасно знала. Тогда можно будет покуражиться слегка, а потом завести «вороного» в стойло. Естественно, в своей квартире.

- Хорошо, - сказала Павла, выслушав администраторшу. - Позовите его ко мне. Он здесь?

- Нет, нет, - испугалась Альбина, что директорша догадается о пьянстве Смирнова и немедленно вышвырнет его из гостиницы, а это пока в планы Альбины не входило: там, на улице-то, красавца-мужчину быстренько кто-нибудь приберет к рукам. - Он еще на работе. Знаете, он так много работает, возвращается обычно поздно.

Альбина Осиповна ушла, а Павла вышла из кабинета и, закрывая дверь на ключ, вдруг услышала где-то в глубине коридора пьяную песню:

- «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага…»

Павла быстро пошла на голос, певший с жалобным, плачущим надрывом, и поняла, что поют в четвертом люксе. Она постучала в дверь. Песня продолжалась.

Она постучала сильнее. Дверь по-прежнему не открывалась, песня не стихала. Тогда Павла в сердцах грохнула по двери кулаком. Через несколько секунд дверь распахнулась: на пороге стоял взлохмаченный мужчина, которого, казалось, окунули с головой в коньячную бочку - так густо несло от него коньяком. На нем была голубая, заляпанная красным соусом рубашка, и такие же грязные светло серые парусиновые брюки. Глаза мужчины, с налитыми кровью белками, бессмысленно уставились на Павлу.

- Ну-у… - промычал он. - Чего надо, мать вашу… - пока ошарашенная и онемевшая Павла стояла перед ним и соображала, как поступить, мужчина, выгнув левую бровь дугой, пристально всматривался в нее. Наконец, уяснил, кто перед ним, и заухмылялся. - О, женщина! Заходи, мне нужна женщина, - он внезапно взял обеими руками ее голову и влепил поцелуй прямо в губы.

Павла мгновенно вышла из столбняка и с силой оттолкнула пьяного от себя. Тот полетел на пол, ударившись о край прикроватной тумбочки, что-то загремело и зазвенело, а Павла, разгневанная, уже бежала вниз, ожесточенно стирая слюнявый поцелуй с губ. Она зашла в туалет, умылась, причесалась, и лишь потом вышла в фойе, подошла к барьеру, за которым находилась администратор, и ровным голосом, едва сдерживая бешенство, приказала:

- Смирнова из четвертого люкса завтра утром выселить! Если вздумает буянить - вызовите милицию.

Сидящая за стойкой Альбина Осиповна злорадно усмехнулась: этого она и добивалась - насчет Смирнова у нее были далеко идущие планы.

На следующий день Павла задержалась на работе: следовало срочно проверить отчет бухгалтера. Неожиданно в дверь кто-то робко постучал.

- Войдите! - разрешила Павла, не поднимая головы.

В дверях деликатно кашлянули, произнесли:

- Доброе утро, Павла Федоровна.

Павла вскинула взгляд на вошедшего и узнала Смирнова. Конечно, он был не таким, как вчера: тщательно выбрит до синевы, волосы, мокрые после душа, зачесаны назад, открывая высокий чистый лоб. Одет он был в кремовую отглаженную рубашку, светло-коричневые с острыми «стрелками» брюки. Только мешки под глазами да красные по-прежнему белки глаз напоминали Смирнова вчерашнего. Но глаза - Павла это заметила - карие, немного виноватые и в то же время ироничные. И еще отметила Павла, что Смирнов назвал ее по имени-отчеству, и это ей было почему-то приятно слышать. Она кивнула на стул, стоящий рядом с ее столом:

- Присаживайтесь.

- Доброе утро, Павла Федоровна, - повторил визитер и представился: - Моя фамилия - Смирнов. Я живу в четвертом люксе. И вы сказали, чтобы я… - он сделал лихой жест, словно отгоняя что-то от себя.

- Да. Я это сказала. И чтобы к вечеру вас в гостинице не было. Но прежде заплатите за проживание, и за то, что в номере разбили. В противном случае я вынуждена буду обратиться в милицию.

- Да… - Смирнов смущенно улыбнулся. - Представляете, я нашел себя сегодня ночью на полу среди осколков разбитого графина. Шишка на затылке здоровенная, - и он потрогал осторожно свой затылок.

- Да уж, - усмехнулась Павла, вспомнив, как отшвырнула она его вчера, - шишка, думаю, и впрямь у вас приличная.

- А вы откуда знаете? - удивился Смирнов. - Не помню, как упал, наверное, плохо стало.

- Еще бы! В таком состоянии, в каком вы были вчера, это и немудрено - ничего не помнить, и что плохо стало - тоже ничего удивительного.

- Да, да, - Смирнов еще больше смутился и с ужасом неожиданно вспомнил, что, пожалуй, уже видел это лицо вчера в дверях своего номера. - А-а-а… Вы вчера не заходили в мой номер?

- Нет, в номер не заходила, - усмехнулась опять Павла. - А видеть вас - видела, отличный, скажу я вам, был вид у вас.

Смирнов неожиданно густо покраснел:

- А я вам такого, - он повертел на уровне головы пальцами, словно закручивал невидимую гайку, - ничего не говорил? Знаете, иногда я бываю несдержанным, когда… В общем, я вас не обидел?

Павла хмыкнула. Злость у нее прошла. Захотелось даже узнать, почему Смирнов оказался в такой странной ситуации: за номер не платит, а пьет. Но в целом он производил впечатление порядочного человека.

- Павла Федоровна, я хотел вас попросить подождать с моим выселением. Честное партийное, я все оплачу. Мне через неделю обещали выхлопотать квартиру, и я уйду из гостиницы. За номер я заплачу обязательно, у меня скоро будет зарплата.

- Ну, хорошо. Извините, как вас зовут?

- Николай Константинович! - с готовностью представился Смирнов.

- Хорошо, Николай Константинович, живите еще неделю, но если будут безобразия с вашей стороны - пеняйте на себя.

- Что вы! - Смирнов коснулся ладонью груди, покаянно наклонил голову. - Даю честное благородное слово! За неделю, думаю, все образуется.

Во время обеденного перерыва Павла сходила домой - Сталинская была как раз за железнодорожными станционными путями, на которые смотрели окна ее кабинета - чтобы предупредить мать, о своем ночном дежурстве: заболела одна из дежурных. Альбина же, всегда охотно дежурившая ночью, почему-то не захотела подменить заболевшую.