Дорога неровная - Евгения Изюмова

- Не пиши, так не узнает, - со смешком посоветовала Павла.

- Да я и так не пишу, - это простодушное признание кольнуло Павлу в сердце, хотя она и не очень обольщалась насчет своего будущего: Ким на десять лет моложе, через год заканчивает учебу в техникуме, уедет куда-нибудь, так что новое замужество ей не светит. - Знаешь, Пань, что-то плохо у меня с технологией. Двойка будет, могу без стипендии остаться, попроси директора по старой дружбе повлиять на преподавателя, мол, занят сильно на радио, а, Пань?

Чтобы беспрепятственно встречаться с Павлой, Ким ушел из общежития на частную квартиру. Он по-прежнему числился диктором, но зарплату отрабатывал честно другим способом - помогал радиооператору: в технике он все же разбирался лучше, чем в технологии обработки древесины.

В доме Павлы Ким теперь бывал редко. Да и что там делать? В одной комнате жили две семьи: Павла с Геной и Виктор со своей молодой женой. Павла запретила старшему сыну жениться на Нине Шалевской, однако парню, наверное, очень уж хотелось жениться, вот он однажды и привел к матери невысокую пухленькую смешливую девчушку и без всяких психологических подходов бухнул:

- Вот, мама, я женюсь. То есть женился уже, - добавил он, скосив глаза на живот девушки для весомости своего решения.

Павла ахнула, хотела отвесить непутевому сыну подзатыльник, но вдруг пригорюнилась:

- Когда же успели, варнаки?

Девчонка хихикнула. Виктор переминался с ноги на ногу: не объяснять же матери, что наврал насчет «женитьбы», просто побоялся, что мать опять запретит жениться, а - охота, про женитьбу-то мужики в бригаде та-а-кое-е рассказывают, просветили его полностью, а он еще и с девушкой ни разу не был. Сладкое дело, выходит, по словам мужиков - женитьба! А Дуся - она ничего, веселая девчонка, проворная, лицом на Нинку Шалевскую похожа. Так они и стали жить вместе.

Старуха, у которой квартировал Ким, не обращала внимания на Павлу, сидела обычно у окна и раскладывала карты или же спала. Лишь первый раз, когда они крадучись проходили в комнату Кима через старухину, спящая хозяйка вдруг повернулась на бок, глянула на них, и Павлу словно кипятком ошпарило: в старухином взгляде читалось - дура-баба, сама к парню бегает. А потом привыкла, приходила и засветло.

Однажды старуха посмотрела на нее хитровато и предложила:

- Хочешь, погадаю?

- Что вы, бабушка, я и так все про себя знаю, - смутилась Павла.

- Все да не все, - усмехнулась старуха. - Король энтот, - она кивнула на дверь комнаты Кима, - не для тебя надежа. У тебя другой будет, с ним и горя хлебнешь, и жизнь проживешь остатнюю. А этот хорош, да не твой.

Павла вдруг открыто улыбнулась:

- Знаю, бабушка, знаю, что не будет мой. Потом, что будет, то и будет, а пока - мой.

Одного не знала Павла, сказать или нет Киму, что забеременела. Удивительно: почти год с ним жила, и - ничего, бог миловал. А забеременела, когда Ким приехал после каникул в Тавду. Видно правду говорил, что сильно стосковался. Не отпускал долго, ласки его были нетерпеливыми и неожиданно смелыми, однако, приятными и желанными.

- Паня, Панечка, - шептал он в ухо, пробегая горячими руками по ее телу. - Как я долго ждал этой встречи с тобой, измаялся, только о тебе и думал! Ни на одну девчонку не смотрел, мечтал о тебе, видел во сне!

И Павла раскрылась, как цветок под солнцем, навстречу его ласкам, тогда-то и поняла, что Ким значит для нее намного больше, чем думала. А через неделю почувствовала: она в положении.

Пока думала, прикидывала, что делать, советовалась с врачом (он сказал, что для организма Павлы лучше родить), прошло два месяца. Впрочем, аборт сделать, даже если и захотела Павла, ей не позволили бы: все еще действовал запрет на искусственное прерывание беременности. А тут и Дуся, краснея, робко прошептала ей на ухо о том, чего юные жены ждут с радостью, одинокие вдовы - с печалью.

- Когда последний раз было? - спросила Дусю, и та вновь шепотом поведала все подробности.

- Вите написала?

- Ой, мам, что ты, я же и сама не знала, вот вчера сходила к врачу, а он и подтвердил, что у меня ребеночек будет.

- Напиши, Витя обрадуется.

Витя служил в армии и в каждом письме спрашивал, будет ли у них ребеночек: «Хочу, чтобы у меня был сын». Павла прикинула, когда может родиться ребенок у нее, когда - у Дуси, выходило, что разница совсем небольшая. Усмехнулась: в этом даже свой плюс есть: Павла будет шить детские распашонки, не таясь, а подойдет время родить, вот и раскроется тайна.

Киму про свою беременность Павла так и не сказала. Просто стала реже с ним встречаться. Ким злился, ревновал ее пуще прежнего к Жене Андрееву. В Карелию уехал на преддипломную практику разобиженный и надутый, как ребенок, впрочем, он и был большим, немного бестолковым ребенком, и Павла очень часто ловила себя на мысли, что ей хочется Кима приласкать просто как своего старшего сына - поворошить волосы ладонью, погладить по щеке. Она и командовала им, как сыном, отчитывала, если вдруг получал очередную двойку, заставляла заниматься. Ким учился неохотно, однажды признался, что и в техникум-то поступил потому, что не хотел в деревне оставаться, и Павла подумала тогда, что Ким этим похож на Ивана Копаева - и тот не хотел в деревне жить, и тоже был нерадивым в учебе.

Вернувшись с практики, Ким сразу же прибежал в радио-редакцию. Павла, сидя за столом, готовилась к очередной радиопередаче. Ким обнял ее сзади, приподнял с места, повернул к себе лицом и широко распахнул глаза, увидев располневший стан Павлы. Он захлопал красивыми ресницами от удивления, ткнул пальцем в ее живот и глупо ухмыльнулся:

- Это что, Паня, значит?

- То, что я женщина, вот что это значит.

- А… а… от кого? - Ким начал заикаться, покраснел, вытер пот с лица.

«Испугался, - грустно подумала Павла, - испугался, а я-то думала, что обрадуется». Ей стало нехорошо на душе, и она резко сказала:

- Это мое дело!

Ким сразу побледнел и запетушился:

- А, понимаю, наверное, от Женьки! То-то ты последнее время ко мне охладела!

- Дурак ты, Кимка, - с грустным сожалением ответила ему Павла, отстранилась от него и стала дальше писать текст передачи.

- Верно, дурак, - согласился Ким, сообразив, что брякнул сгоряча гадость, и опять глупо улыбнулся: - И чего это я? Пань, а как же ты теперь?

Павла пожала плечами:

- Как и раньше.

- А я?

- А ты уедешь работать по направлению.

- Да ведь это мой ребенок! Я уеду, а он как?

- Ким, пять минут назад ты не признал его, - твердо сказала Павла, - ребенок мой, и об отце я никому не скажу.

- Как не скажешь? А я что? Ни при чем, да? - Ким всегда очень быстро менял решение. Вот и сейчас испугался сперва, что назовут отцом, а как Павла его успокоила, он тут же стал предъявлять права на отцовство. - Ребенок, значит, без отца будет? Нет, завтра же пойдем и распишемся!

- Дурак ты, Ким, - повторила Павла. - Завтра распишемся, а через день разведемся? Я же старше тебя.

- Черт, да что же ты такая рассудительная? - забегал Ким по студии. - Может, и разойдемся, да когда это будет, а сейчас ребенку нужен отец.

- Все равно так случится, сам это понимаешь. Ты же знаешь, что надо ехать работать по направлению. Кто тебя в Тавде оставит, если ты получил направление в Карелию? Так что я все равно останусь одна, и поэтому все пусть останется по-прежнему, - твердо заключила Павла.

- Да ведь тебе придется позор терпеть с ребенком-безотцовщиной!

- Можно подумать, что я его не терпела раньше! - воскликнула Павла и горько рассмеялась. - К одинокой женщине все липнет, что сделала и не сделала, ко скольким мужикам уж меня клеили-клеили - уму непостижимо. Вот и ты к Жене ревнуешь, а ведь знаешь, что с тобой только и была, - при этих словах Ким опустил виновато голову. Павла вздохнула. - Одинокая баба, она и есть - одинокая, нет у нее защиты, нет обороны.

Ким уехал из города задолго до рождения ребенка. Он честно пытался уговорить Павлу бракосочетаться, но Павла так и не согласилась. Пробовал даже остаться в Тавде, но ему, как и предполагала Павла, не разрешили, поскольку все выпускники учебных заведений должны были обязательно отработать три года согласно распределению - вернуть «долг» государству за обучение. С первой зарплаты Ким прислал из Карелии деньги. Павла сначала хотела их вернуть, но потом передумала: сгодятся. Еще пришли от него два письма, и больше - ничего. Но Павла не обижалась на Кима, это было даже к лучшему - меньше будет душу травить письмами. Однако думала о нем часто, потому что любовь к нему выходила из сердца медленно и с болью.

Ефимовна, когда поняла, что старшая дочь ждет ребенка, закатила скандал.

Сестры, обе уже имевшие детей, осуждающе промолчали, вероятно, каждая из них раздраженно подумала, что мать перейдет к Павле нянчить ее ребенка, а не будет возиться с их сыновьями.

Лида только хмыкнула: ей было все равно, потому что давно уж откачнулась она душевно от матери - жила у Розы, помогая, как и бабушка, водиться с детьми. Муж Розы относился к ней хорошо, так что Лида почитала его как отца. Только Гена и Дуся не осудили.