Над гнездом кукушки - Кен Кизи

ускорялась по коридору, потирая пятую точку.

Мы рассказали ему о нашем плане побега, а он сказал, что спешить некуда, и напомнил о свидании Билли.

– Мы же не можем разочаровать салагу Билли, а, братва? Когда он вот-вот обналичит свою невинность. И у нас сегодня намечается славная вечеринка, если маху не дадим; считайте это, что ли, моей отвальной.

В тот выходной дежурила Старшая Сестра – не хотела пропустить возвращение Макмёрфи, – и она решила нам устроить поучительное собрание. На котором снова затронула вопрос о более радикальной мере, настаивая, чтобы врач рассмотрел такую возможность, «пока мы окончательно не потеряли пациента». Но пока она говорила, Макмёрфи мигал, зевал и рыгал, как заводной, так что она в итоге заткнулась, и тогда он довел всех, включая врача, до колик, полностью признав ее правоту.

– А что, док, она ведь дело говорит; гляньте, как я расцвел всего от нескольких жалких вольт. Может, если удвоить напряжение, я смогу ловить канал для взрослых, как Мартини; надоело уже глючить в постели новостями и погодой.

Сестра прокашлялась, пытаясь взять собрание в свои руки.

– Я не предлагала дальнейшую шокотерапию, мистер Макмёрфи…

– Мэм?

– Я предлагала… подумать об операции. Очень простой, вообще-то. И не раз подтверждавшей свою эффективность для устранения склонности к агрессии в ряде трудных случаев…

– К агрессии? Мэм, да я добрый как дельфин. Я почти две недели не пинал санитаров. Разве я давал основания отрезать мне что-то?

Она надела улыбку, обратив на него все свое участие.

– Рэндл, отрезать ничего не придется…

– К тому же, – продолжал он, – толку будет немного; отхватите их, а у меня запасная пара в тумбочке.

– Пара?

– Одно с бейсбольный мячик, док.

– Мистер Макмёрфи!

Ее улыбка разбилась вдребезги, когда она поняла, что над ней смеются.

– Но другое покрупнее, то есть нормальное.

И так он продолжал до самого отбоя. К вечеру в отделении ощущался веселый, праздничный настрой, и ребята шептались, как они погуляют, если девушка принесет выпивку. Все пытались поймать взгляд Билли, усмехались ему и подмигивали. А когда мы выстроились за таблетками, подошел Макмёрфи и спросил маленькую сестру, которая с крестиком и пятном, нельзя ли ему пару витаминчиков. Она удивилась и сказала, что не видит причин отказать ему, и дала несколько таблеток размером со сливу. Он положил их в карман.

– Вы не хотите их принять? – спросила сестра.

– Я? Упаси боже, я в витаминах не нуждаюсь. Я их взял для салаги Билли. Он с некоторых пор, сдается мне, малость ослаб – вялость крови, надо думать.

– Тогда… что же вы не дадите их Билли?

– Дам, милая, дам, только ближе к полуночи, когда они ему по-настоящему понадобятся.

После чего обхватил Билли за красную шею и пошел с ним в палату, подмигнув по пути Хардингу и вкрутив мне палец в ребра, а сестра уставилась ему вслед и пролила воду себе на ногу.

Надо сказать про Билли Биббита: несмотря на морщинки и седые пряди в волосах, он казался мальчишкой – этаким лопоухим веснушчатым шкетом с торчащими зубами, какие скачут босиком на календарях, волоча за собой кукан с рыбешками, – а ведь он был совсем не таким. Когда он стоял рядом с кем-то, ты всегда удивлялся, что роста он не ниже среднего, и уши с зубами у него в порядке, и веснушек не видать, и между прочим, ему за тридцать перевалило.

Про возраст его я только раз услышал (подслушал, по правде сказать), когда он разговаривал с матерью во дворе. Она работала в регистратуре, плотная такая, ухоженная дама, периодически красившая волосы – из блондинки в брюнетку, а то и в голубую; она жила по соседству со Старшей Сестрой и была, как говорили, ее близкой подругой. Всякий раз, как мы выходили куда-то, Билли не мог пройти мимо регистратуры, чтобы не подставить ей алую щеку для поцелуя. Всех это смущало не меньше его самого, но никто не дразнил его на этот счет, даже Макмёрфи.

Однажды – не вспомню, как давно, – когда мы сидели в вестибюле на диванах из кожзама или слонялись по двору, ожидая санитара, который решил звякнуть своему букмекеру перед тем, как вести нас куда-то, мама Билли вышла из-за конторки, взяла его за руку и повела на воздух. Она уселась с ним на траву неподалеку от меня, держа осанку и вытянув короткие округлые ноги, похожие на вареную колбасу, а Билли улегся рядом и положил голову ей на колени. Он говорил о том, чтобы найти себе жену и поступить в колледж, а она щекотала ему ухо одуванчиком и заливалась смехом.

– Милый мой, у тебя еще уйма времени для всего такого. Вся жизнь впереди.

– Мама, мне три-три-тридцать один год!

Она засмеялась и защекотала его пуще прежнего.

– Милый мой, неужели я похожа на мать взрослого мужчины?

Она наморщила нос, надула губы и смачно послала ему воздушный поцелуй, и я подумал, что по ней и вправду никак не скажешь, что она чья-то мать. Мне самому не верилось, что Билли тридцать один, пока я не присмотрелся к дате рождения у