Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вижу игральную кость.
Изнутри вижу, а сам на дне. Я грузило, нагружаю кость, чтобы выпадало одно очко. Нагрузили кость, чтобы выпадали два очка – змеиные глаза, – и я грузило, шесть бугров подо мной, словно белые подушки, на другой стороне кости, шесть очков всегда будут снизу, сколько ни бросай. А другая кость как нагружена? Готов спорить, тоже на одно очко. Змеиные глаза. Играют с жуликами против него, а я грузило.
Вот трясут кости. Эй, леди, коптилка пуста, а детке нужна пара новых лаковых туфель. Смотри в оба. Хоп!
Облажался.
Вода. Я лежу в луже.
Змеиные глаза. Снова поймали его. Вижу над собой одно очко: он не может побить замороженную кость в переулке за едальней – в Портленде.
Переулок – это туннель, холодный, потому что солнце не светит до вечера. Позволь… повидать бабушку. Пожалуйста, мама.
Что же он сказал, когда подмигнул?
Кто на запад – ни пера, на восток – ни пуха.
Не стой у меня на пути.
Черт возьми, сестра, не стой у меня на пути Пути ПУТИ!
Я бросаю. Хоп. Черт. Опять закрутились. Змеиные глаза.
Учительница говорит, у тебя светлая голова, сынок, стань кем-нибудь…
Кем, папа? Коверщиком, как дядя Волк Сам-себе-судья? Корзинщиком? Или просто пьяным индейцем?
Слушай, рабочий, ты же индеец, да?
Ага, верно.
Что ж, должен сказать, речь у тебя вполне грамотная.
Ага.
Что ж… обычного, на три доллара.
Они бы так не задавались, если б знали, что у нас с луной. Будет вам, черт возьми, обычный индеец… Тот, кто – как же там? – идет не в ногу со всеми, слышит другой барабан.
Снова змеиные глаза. Ёлы-палы, эти кости холодные.
После бабушкиных похорон мы с папой и дядей Бегущий-и-скачущий Волк выкопали ее. Мама с нами не пошла; она о таком сроду не слыхивала. Чтобы вешать труп на дереве! От такого кто угодно тронется.
Дядя Волк Сам-себе-судья с папой просидели двадцать дней в вытрезвителе в Даллесе, играя в пьяницу, за осквернение могилы.
Она же наша мать, едрит ее в корень!
Это ровным счетом ничего не меняет, ребята. Вы не должны были выкапывать ее. Не знаю, когда вы, индейцы негодные, это усвоите? Так где она? Ну же, говорите.
Хуй тебе, бледнолицый, сказал дядя Сам-себе-судья, сворачивая самокрутку. Не дождешься.
Высоко-высоко на холмах, на вершине сосны, она водит по ветру старой рукой, видит сны и ведет счет облакам, обретая покой под старый напев: …кто на запад – ни пера, на восток – ни пуха…
Что ты сказал мне, когда подмигнул?
Оркестр играет. Хорошо гульнули – Четвертое июля.
Кость остановилась.
Снова меня одолела эта машина… хотел бы я знать…
Что же он мне сказал?
…Знать, как Макмёрфи снова сделал меня большим.
Он сказал, кишка не тонка.
Там они. Черные ребята в белой форме, намочат меня из-под двери, потом придут и обвинят, что это я обоссал все шесть подушек! Шесть очков. Я принял комнату за кость. Одно очко, змеиный глаз, надо мной, этот круг, белый свет на потолке… вот что я видел… в этой квадратной комнатке… значит, уже стемнело. Сколько часов я провел в отключке? Напустили легкого туману, но я не стану прятаться в нем. Нет… ни за что…
Встал, медленно расправил плечи, чуя ломоту между лопаток. Белые подушки на полу изолятора обоссали, пока я был в отключке. Я еще не помнил всего этого, но потер глаза основанием ладоней и попытался собраться с мыслями. Намеренно. Раньше я этого не делал.
Я подошел к двери с круглым окошком, забранным сеткой, и постучал костяшками. Увидел, что санитар идет ко мне с подносом по коридору, и понял, что на этот раз я их побил.
28
Случалось, после шокотерапии я две недели бродил как пришибленный, живя в таком мутном, туманном мареве, чем-то похожем на рваную границу сна, в такой серой зоне между светом и темнотой, или сном и явью, или жизнью и смертью, когда ты понимаешь, что уже в сознании, но не знаешь, какой сейчас день, и кто ты такой, и какой вообще смысл пробуждаться, – две недели. Если тебе незачем пробуждаться, ты можешь долго шататься в этой размытой серой зоне, но оказалось, что, если всерьез захотеть, можно вырваться оттуда. В тот раз я справился меньше чем за день; это мой рекорд.
И вот, когда туман у меня в голове рассеялся, я почувствовал себя так, словно вынырнул после долгого-предолгого погружения, вырвался на воздух, проведя под водой
- Песнь моряка - Кен Кизи - Разное / Русская классическая проза
- Рассказы и очерки - Карел Чапек - Классическая проза
- Франсуа де Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры - Франсуа VI Ларошфуко - Классическая проза
- Отто кровавый - Кен Кизи - Классическая проза
- Трое в одной лодке, не считая собаки - Джером Клапка Джером - Классическая проза / Прочие приключения / Прочий юмор
- Рассказы южных морей - Джек Лондон - Классическая проза / Морские приключения
- Фашист пролетел - Сергей Юрьенен - Русская классическая проза
- Матерь - Франсуа Мориак - Классическая проза
- Пустыня любви - Франсуа Мориак - Классическая проза
- На Юго-Восток через Северо-Запад - Александр Александрович Владимиров - Прочее / Русская классическая проза