Пленник дуба (Туманы Авалона - 4) - Мэрион Брэдли

Всего каких-нибудь сто лет назад, если не меньше - на Авалоне уж точно меньше, - эти миры начали расходиться. И однако, этот мир уже совсем иной". И деревья, и тропа - все было не таким. Моргейна в изумлении остановилась у подножия небольшого холма - ведь на Авалоне не было ничего подобного! Она почему-то считала, что земля будет той же самой, только здания будут иными: в конце концов, это ведь один и тот же остров, разделенный магией надвое... но теперь Моргейна убедилась, что здесь все было совсем не так.

А потом, спускаясь по склону холма к небольшой церквушке, Моргейна увидела процессию монахов, несших гроб.

"Так значит, мое видение было истинным, хоть я и сочла его всего лишь сном". Моргейна остановилась, а когда монахи, несшие тело, задержались, чтоб немного передохнуть, она, подойдя, откинула покрывало с лица покойника.

Лицо Ланселета было осунувшимся и морщинистым - с тех пор, как они расстались, он очень сильно постарел. Моргейне даже не хотелось думать, на сколько же лет он постарел. Но это лишь на миг привлекло ее внимание - а потом Моргейна увидела, что на лице Ланселета запечатлелся необычайный покой и умиротворение. Ланселет, улыбаясь, глядел куда-то вдаль. И Моргейна поняла, куда устремлен его взор.

- Так значит, ты наконец-то отыскал свой Грааль, - прошептала она.

- Ты знала его в миру, сестра? - спросил один из монахов, несших гроб. Моргейна поняла, что он принял ее за монахиню - видимо, из-за темного скромного одеяния.

- Он был моим... моим родичем.

"Моим кузеном, возлюбленным, другом... но все это было давным-давно. А в конце пути мы сделались служителями божьими".

- Я слыхал, что в былые дни, при дворе короля Артура, его звали Ланселетом, - сказал монах. - Но здесь, в монастыре, мы называли его Галахадом. Он много лет прожил среди нас, а несколько дней назад принял священнический сан.

"Ах, кузен мой! Сколь же далеко ты зашел в поисках бога, что мог бы оправдать твои надежды!"

Монахи вновь подняли гроб на плечи. Тот, что беседовал с Моргейной, сказал: "Молись за его душу, сестра", - и Моргейна склонила голову. Она не ощущала горя - по крайней мере, сейчас, пока еще помнила лежащий на лице Ланселета отблеск нездешнего света.

Но она не пошла следом за ними в церковь. "Здесь завеса истончается. Здесь Галахад преклонил колени, и увидел свет Грааля, хранившегося в другой церкви, на Авалоне, и потянулся к нему, и шагнул сквозь пропасть, разделяющую миры, - и умер...

И здесь же Ланселет наконец-то последовал за сыном".

Моргейна медленно пошла дальше по тропе. Она уже почти готова была отказаться от своего замысла. Какое это теперь имеет значение? Но когда Моргейна остановилась в нерешительности, старик садовник, возившийся на клумбе неподалеку от тропы, поднял голову и заметил ее.

- Я тебя не знаю, сестра. Ты нездешняя, - сказал он. - Ты паломница?

Можно было сказать и так - в определенном смысле слова.

- Я ищу могилу моей родственницы - она была Владычицей Озера...

- А, конечно! Это было очень, очень давно, - отозвался садовник, - еще при нашем добром короле Артуре. - Ее похоронили вон там, чтоб паломники, приплывающие на остров, могли видеть могилу. А оттуда по тропе можно добраться до женского монастыря. Если ты голодна, сестра, там тебя покормят.

"Я что, докатилась до того, что уже напоминаю побирушку?" Но старик не имел в виду ничего дурного, и потому Моргейна поблагодарила его и двинулась в ту сторону, куда он указал.

Артур построил для Вивианы воистину величественную гробницу. Но самой Вивианы здесь не было - лишь ее кости, медленно возвращающиеся в землю, из которой вышли... "И наконец-то ее дух, и тело снова в руках Владычицы..."

Ну, какое это имеет значение? Вивианы здесь нет. И все же, когда Моргейна остановилась у могилы и склонила голову, по лицу ее потекли слезы.

Через некоторое время к Моргейне подошла женщина в темном платье, не отличимом от платья самой Моргейны, и с белым покрывалом на голове.

- Почему ты плачешь, сестра? Та, что лежит здесь, обрела покой и ушла к Господу. Не стоит горевать о ней. Или она приходилась тебе родней?

Моргейна кивнула и опустила голову, пытаясь унять слезы.

- Мы всегда молимся о ней, - сказала монахиня, - ибо, хоть я и не знаю ее имени, говорят, что в минувшие дни она была другом и благодетельницей нашего доброго короля Артура.

Монахиня склонила голову и забормотала какую-то молитву, и в тот же самый миг зазвонил колокол. Моргейна отпрянула. Неужто вместо арф Авалона Вивиане суждено слышать лишь колокольный звон да скорбные псалмы?

"Вот что бы мне никогда не пришло в голову, так это то, что я буду стоять бок о бок с христианской монахиней и молиться вместе с ней". Но потом Моргейне вспомнились слова Ланселета - те, что произнес он в ее сне.

"Возьми эту чашу - ты, что служила Богине. Все боги суть один Бог..."

- Пойдем со мной в монастырь, сестра, - предложила монахиня и, улыбнувшись, мягко коснулась руки Моргейны. - Ты, должно быть, устала и проголодалась.

Моргейна дошла с ней до ворот монастыря, но не стала заходить внутрь.

- Я не голодна, - сказала она, - но мне бы хотелось, если можно, получить глоток воды...

- Конечно.

Женщина в черном одеянии кивнула, и молоденькая девушка тут же принесла кувшин с водой и наполнила кружку. Когда Моргейна поднесла кружку к губам, монахиня сказала:

- Мы всегда пьем только из источника Чаши - ты же знаешь, это священное место.

И Моргейне почудился голос Вивианы. "Жрицы пьют лишь воду из Священного источника".

Из ворот монастыря вышла какая-то женщина, и монахиня с девушкой поклонились ей.

- Это наша настоятельница, - пояснила монахиня. "Где-то я ее видела", - подумала Моргейна. Но она не успела додумать эту мысль - настоятельница окликнула ее:

- Моргейна, ты меня не узнаешь? Мы думали, ты давно уже скончалась...

Моргейна обеспокоенно улыбнулась.

- Прости... я не помню...

- Конечно, не помнишь, - согласилась настоятельница, - но я тебя не раз видала в Камелоте. Только я тогда была куда моложе. Я - Лионора, жена Гарета. Когда мои дети повырастали, я пришла сюда и здесь уже останусь до скончания дней своих. Так ты пришла на похороны Ланселета? - Лионора улыбнулась. - Мне бы, конечно, следовало говорить "отец Галахад", да никак я не могу к этому привыкнуть. А теперь, когда он ушел в царствие небесное, это и вовсе неважно.

Она снова улыбнулась.

- Я даже не знаю, кто сейчас правит, и вообще стоит ли Камелот теперь везде бушуют войны, не то что при Артуре, - отрешенно добавила настоятельница.

- У меня к тебе просьба, - сказала Моргейна и прикоснулась к корзинке, висевшей у нее на сгибе руки. - Здесь побег Священного терна, что растет на Авалоне - там, где приемный отец Христа воткнул свой посох, а тот зазеленел и расцвел. Я хочу посадить этот побег на могиле Вивианы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});