Страсть в ее крови - Патриция Мэтьюз

бы он много выпил, можно было бы сказать, что ему все это мерещится. Но с полкружки пива…

Затем женщина начал петь, и Стритч понял, что ничего ему не мерещится. Бабенка на помосте – это Ханна. Ханна Маккембридж! Он сидел потрясенный, не веря в происходящее. Затем его медленно охватила злоба. Заболело сердце, и он испугался, как бы его не хватил удар.

И это все, что удержало его от того, чтобы не рвануться вперед, не схватить ее за шею и не задушить до смерти.

Неужели эта чертова баба будет до конца дней ходить за ним по пятам?

Кровь стучала у него в ушах, перед глазами все плыло. Ее голос слышался будто бы издалека:

Любовь моя похожа на фиалку,

Что в потайном цветет саду.

Лишь я одна к ней знаю тропку, Одна я знаю, где ее найду. Растет там роза ярко-красная, Она доступна взглядам всех. Из всех одна лишь знаю я, Где фиалочка цветет на радость мне.

Как только песня кончилась, грянули аплодисменты и хвалебные возгласы. Мужчина рядом со Стритчем ткнул его локтем в бок:

– …Девчонка прелесть, разве не так, сэр?

– Что? – непонимающе заморгал Стритч.

Мужчина с бородой широко улыбаясь кивнул в сторону помоста:

– Говорю, девчонка прелесть, разве нет?

– Да, да, – пробормотал Стритч. Потом кое-как справился с оцепенением и спросил: – Ее часом не Ханна зовут?

Взгляд бородача сделался жестким.

– Да, так и есть. А вы откуда знаете? – Потом громогласно расхохотался. – Говорил я ей, что тайны долго не сохранишь!

Избавленный от надобности давать ответ, Стритч снова испепеляющим взглядом посмотрел на Ханну, которая запела новую песню. Он ничего не слышал. В его взгляде весь мир сузился до ненавистного лица, обрамленного рыжими волосами. Никогда в жизни у него от ненависти так не кипела кровь!

Ханна спела еще одну песню и под гром аплодисментов отвесила изящный поклон. Не обращая внимания на крики «Еще! Еще!», она скрылась за занавесом. Стритч смутно заметил, как бородач встал с места и неторопливо пошел вдоль стены. У занавеса он остановился, огляделся, потом быстро нырнул за него и скрылся из виду.

Стритч все сидел над уже опустевшей кружкой, мысли в его голове ползали и извивались, как ядовитые змеи.

Наверху Ханна сидела за туалетным столиком, расчесывала волосы и напряженно ждала стука в дверь. И он раздался – громоподобный грохот.

Она вскочила и бросилась открывать дверь. Когда Джош вошел, Ханна привстала на цыпочки и поцеловала его.

– Привет, Джош, дорогой. Рада тебя видеть.

– А я тебя, девочка, вот уж точно! Да, теперь время в плаваниях к концу тянется дольше. Потому что я жду встречи с тобой.

– Всегда можно оставить море, – мрачно проговорила Ханна, – и найти занятие на берегу.

– Да, тебе бы это понравилось, так ведь? Взять да и приковать к земле человека, который сызмальства не знал ничего, кроме моря!

– Нет, Джош, нет! Никогда! Я просто пошутила!

– Знаю, девочка, знаю.

Он подхватил ее подмышки огромными руками, поднял и закружил по комнате, обернувшись дважды, и на втором повороте ногой захлопнул дверь.

– Знаешь, твоя тайна уже, наконец, не тайна. – Джош поставил ее на пол и пошел к бутылке с коньяком, чтобы налить себе бокал.

– И какая же это из моих многих тайн?

Джош сделал большой глоток.

– Твое имя. Когда я слушал твое пение в общем зале, какой-то мужчина спросил, не Ханной ли тебя зовут.

– Ну, я знала, что имя нельзя будет долго держать в тайне.

Ханна равнодушно пожала плечами. Когда прошло столько времени, и ничего плохого не произошло, ей начало казаться, что стена таинственности, которую она с таким трудом возводила вокруг себя, была глупостью, о чем всегда ей намекал Андре.

Джош допил коньяк и с ласковой улыбкой подошел к ней.

– Ханна, сегодня у меня не очень много времени. Я могу недолго у тебя побыть.

– Всегда ты спешишь, – насмешливо ответила она. – Никогда не видела, чтобы человек так торопился.

– Ой, не всегда, девочка. По-моему, ты это можешь подтвердить.

И словно стараясь это доказать, он принялся любить ее нежно и мучительно долго. Однако в его любви, казалось, появилась новая, более сильная страстность, которая смутила Ханну.

Когда их наслаждение достигло апогея, они лежали в обнимку, и Ханна положила голову ему на плечо. Ее смущение развеялось.

– У меня для тебя плохие новости, девочка, – тихонько рассмеялся Джош. – А может, и хорошие – кто знает?

– Что за новости? – подняла голову Ханна.

– Скоро ты долго не сможешь наслаждаться моим присутствием. Я уеду на полгода, может, даже и больше.

– Полгода! – огорченно воскликнула она. – Почему, Джош? Что случилось?

– Ничего не случилось. Я этого давно хотел. – Он снова обнял ее. – Я нанялся капитаном на корабль, идущий в Ливерпуль. Вот поэтому-то я сегодня уйду пораньше – надо встретиться с владельцами судна и подписать необходимые бумаги. Как только судно загрузят провиантом, мы отплываем.

– Но почему, Джош? Ливерпуль! Это же на краю света!

– Да, далеко. Но не очень. – В его голосе послышались задумчивые нотки. – Я устал ходить туда-сюда вдоль берега, как рыбак. Хочется больших морей, где можно померяться силами со стариком Нептуном.

– Но ты как-то говорил мне, что наплавался по океанам. Ты же этим почти всю жизнь занимаешься.

– Знаю, что так говорил. Я соврал и тебе, и себе. Как только человек походит по океану, желание идти в плавание никогда больше его не покидает. Море – это его дом, понимаешь?

– Полгода! – вздохнула Ханна. – Долго-то как.

Она обняла его лохматую голову. Что она будет делать без Джоша? Он стал частью ее спокойной жизни, как Бесс, Андре и Дики, пусть и по иной причине.

Ханна улыбнулась.

– Ну, мы же ничего друг другу не обещали, верно?

– Верно, девочка, не обещали, – негромко рассмеялся он. – Мы об этом договорились с самого начала. Иди ко мне, девочка. У меня еще есть немного времени.

Джош снова заключил ее в объятия и крепко поцеловал. Смеясь, словно играющие дети, они катались туда-сюда по кровати.

Амос Стритч знал, что может довериться своему чутью, когда подозревал, что происходит что-то подозрительное. Он был уверен, что чернобородый моряк проскользнул наверх в постель к рыжей сучке. Поэтому Стритч не рисковал подняться, пока моряк не уйдет.

Он сидел на скамье с пустой кружкой в руке, в нем кипела злость, во рту расплылась горечь, по вкусу напоминавшая желчь. Толпа постепенно разошлась, и через час в зале осталось всего несколько человек, но Стритч все так и сидел, не