Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа - Наталья Литтера

усмотрение.

– Я это… не знаю.

– Ну так узнай!

Номер Тихого Дуня набрала ближе к обеду, когда поняла, что готова услышать низкий бархатный голос.

– Добрый день, Дуня. Как ваше здоровье?

– Здравствуйте, Тихон Аристархович, уже лучше, спасибо. Вы звонили. Извините, я… действительно неважно себя чувствовала.

Она не знала, поверит он или нет. Хотелось, чтобы поверил. Рука сама потянулась к карандашу и на развороте ежедневника нарисовала рожицу.

– Не нужно извинений, все мы люди, у всех бывают проблемы и недомогания. Собственно, поэтому я и звонил вам в субботу. По просьбе нашего с вами общего… друга Тобольцева. Очень уж он переживал, чтобы с вами было все в порядке после… взлома квартиры. Я тоже, кстати. Просто не посчитал правильным обсуждать это с человеком, который взял трубку вашего телефона. После взлома не было никаких тревожных сигналов, Дуня? Звонков, каких-то подозрительных людей, событий?

У рожицы появилось два приличных уха, челка, веснушки и кепка. Дуня старательно выводила детали рисунка. Человек, который взял трубку… Тобольцев переживал… очень… не посчитал правильным обсуждать… зашифрованная телефонограмма получается, а не разговор заказчика и исполнителя. Дуня молчала. Надо было еще кепку раскрасить. Тихий терпеливо ждал.

– Больше ничего не было, Тихон Аристархович. Я… пока в квартиру не возвращалась, но там новый замок. А по телефону никто не звонил, никаких тревожных сигналов. Я очень хочу верить, что все… позади.

– Верить – это хорошо, но мы будем работать над этой проблемой. А вы берегите себя, Дуня. И… хотите совет?

По спине побежал легкий холодок. Почему-то показалось, что он все знает и совет не будет связан ни со взломанной квартирой, ни с витражом. Дуня рисовала футболку и не хотела ничего принимать, но ответила согласно правилам хорошего воспитания:

– Я вас слушаю, Тихон Аристархович.

– А лучше не надо слушать. Я не самый хороший советчик в этих вопросах. К тому же очень предвзятый. Просто берегите себя.

Рука замерла. Он сказал ровно столько, сколько сказал. Знает и не будет вмешиваться.

– Я постараюсь. И… спасибо.

За невмешательство и за «необсуждение с человеком, который взял трубку телефона».

– Пожалуйста.

Из футболки показались руки. В руках – футбольный мяч. Тихий снова терпеливо ждал.

– До свидания, Тихон Аристархович.

– До встречи, Дуня.

Отбой. Лист с рисунком вырывается из ежедневника, мнется и летит в корзину для мусора.

Значит, Тихий звонил по просьбе Тобольцева. Зачем? Разве они не выяснили все там, в квартире? К чему тогда эта забота и расспросы про полицию и дверь? Все сказано. Или не все?

Дуня вспомнила, что было еще сообщение, которое она не успела прочитать. И не будет. Конечно, не будет. У нее дел много, и внутренний дворик для дочки политика не закончен, как раз самое время заняться. И знать она ничего про этого автостопщика не хочет.

«Извини за венеролога. Не хотел обидеть. Не подумал. Извини. Пожалуйста».

Неудачно взмахнула рукой и перевернула стаканчик с карандашами. Черт! Пришлось вставать и собирать с пола. В глазах предательски защипало.

Извини.

Не подумал.

Не хотел обидеть.

Пожалуйста.

Извини. Пожалуйста.

Не подумал.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

Извини…

* * *

– Иван Иванович, вас тут спрашивают.

Тобольцев вздохнул. Он перестал дергаться от этой фразы, но меньше раздражать она не стала. Рох взяла помощницу, смешную круглолицую девочку с каким-то азиатскими корнями в гороскопе и вполне славянским, но не женским именем Миша. И она упорно величала Ивана исключительно по батюшке. Точнее, по дедушке, но Миша этого не знала.

Спрашивающей оказалась ухоженная и бойкая леди за сорок, которая хотела сделать мужу подарок на годовщину свадьбы в виде тематической фотосессии себя, любимой.

– Дорого у вас, Иван Иванович.

Иван едва смог подавить гримасу, в полной мере отражающую его отношение к подобного рода репликам. Он не любил торговаться. И не умел. Не нравится – уходи. Вслух говорить не стал, лишь пожал плечами.

– Может быть, я могла бы оказать вам взамен услугу… Иван?

Глаза Тобольцев все-таки округлил. Так неприкрыто к нему редко подкатывали. А уж в роли владельца студии – и вовсе в первый раз. Кажется, его визави поняла его изумление и рассмеялась – кокетливо.

– Я журналист. Елена Воскобойникова. Может быть, слышали?

Иван покачал головой. Журналистка поджала губы.

– Я могла бы написать про вас. Статью. Рекламную.

– Спасибо, но у нас с рекламой все в порядке.

Елена вздохнула.

– Попытаться стоило. Хотя с учетом моего места работы – с рекламой могло и не сложиться.

– А где вы работаете? – Ваня спросил автоматически, на правилах хорошего тона.

– «Дорожный патруль», «Криминальная сводка» и тому подобное, – рассмеялась журналистка. – Охотимся за жареными фактами, в общем.

Что-то почти слышимо щелкнуло в голове.

– Насколько жареными? – голос звучал все же спокойно.

– Чем жаренее, тем лучше.

– Лена, у меня для вас есть предложение! – Иван резко встал из-за стола. – Только нам надо проехать ко мне домой.

Теперь пришла очередь Воскобойниковой округлять глаза.

– Иван… Иванович… боюсь, вы меня превратно поняли. Я не имела в виду ничего такого и…

– Ай! – Тобольцев махнул рукой. – Я тоже! Впрочем, можно и здесь посмотреть. Идите сюда! Все равно все нужное в облаке лежит.

На прощание она сказала, что ей надо посоветоваться с выпускающим программы и что она перезвонит.

Перезвонила.

* * *

– Ваня, я тебя предупреждал – никакой самодеятельности!

– Никакой, Тин. Поэтому я с вами и советуюсь.

– Ты уже дал фотографии журналистам!

– Без моей финальной отмашки материалы в эфир не пойдут. Ну? – Иван поднял руку с телефоном. – Даем добро? Они готовы. Это фанатики, они за сенсацию мать родную продадут.

Тихий и Ракитянский переглянулись.

– Наверное, этот тот самый нестандартный ход, – негромко проговорил Ракета.

– Хрен это потом замнешь, я так думаю, – Тихон задумчиво вертел в руке карандаш. – Как там называют журналистов – пятая власть?

– Колонна пятая, – хмыкнул Иван. – А власть – четвертая.

– Может быть, они сработают там, где не прошло у первых трех, – решительно кивнул Слава. – Я – за.

– Развели тут демократию с голосованием, – проворчал Тихий. – Звони, Ванечка. Хуже не будет.

* * *

Через неделю синяк исчез. Как раз к окончанию женских дней, которые так удачно начались в тот самый понедельник, когда она прочитала: «Извини. Пожалуйста». И всю прошедшую неделю эти слова были с ней. Дуня носила их в себе, как музыку. Носила и не знала, что делать.

Ответить – значит снова выйти на диалог. А она не была готова к диалогу с Тобольцевым, который мог закончиться всем, чем угодно. В том числе и новой ссорой.