Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа - Наталья Литтера

опознал одного из людей на фото. Позвонил знакомому журналисту. Все. Несмотря на то, что показания были накануне вызубрены наизусть, в полиции Тобольцев проторчал без малого три часа. Но, кажется, все же оказался в достаточной степени убедительным в глазах следователя. И хорошо. Потому что Дуню в эту историю больше впутывать нельзя. И так она получила за свою помощь неприятностей выше крыши. Пора оставить ее в покое.

А не получалось. Ну никак.

Физиология отказывалась включаться. Ваня, как какой-то законченный мазохист, почти каждый вечер перед сном вспоминал. Смелые, жадные, нежные пальцы. Прерывистое дыхание. Сбивчивый шепот. Жар женского тела.

Ведь было такое много раз с другими.

Не было. В первый раз. Когда казалось, что, кроме них двоих, никого на планете не было всю ночь. Когда мир исчез, заменившись одной-единственной. И словно он для нее был один-единственный.

Хватит смелости назвать, что это такое? Спустя пару недель сдался. Ну, предположим, это она, зараза. Любовь. Легче стало? Хрена там. С каждым днем делалось все тошнее.

И с каждым днем количество фенечек, ремешков и бусинок на запястьях тоже прибывало. Словно он пытался компенсировать, да только поздно. И зачем Иван снял свой везучий охотничий амулет? А теперь из охотника превратился в добычу, попал в капкан, в яму, в ловушку. И не вырваться никак.

* * *

Поездка в Сочи прошла успешно. Илья вошел в бизнес и подписал контракт, днем он пропадал на переговорах, а вечера и ночи проводил с Дуней. Те три дня оказались для нее единственным отпуском за все лето. Дневное одиночество, море, солнце и плаванье помогли восстановить хоть какое-то подобие равновесия внутри. Там что-то погасло, что-то похожее на огонек.

Улетая обратно в Москву, Дуня поняла, что главное – не оглядываться назад. Не позволять себе. Вычеркнуть. Только так она сможет выкарабкаться.

– Вино, шампанское, коньяк? – поинтересовалась стюардесса.

– Шампанское.

Лето мчалось вперед, оставив позади июнь и июль, открывая счет августовским дням.

Дуня много работала, по пятницам была предельно корректна с Леней, исправно сопровождала Илью на важные мероприятия, закончила проект дома для дочки политика (внутренний дворик привел заказчицу в восторг), была приглашена на день рожденья мамы Ильи, который праздновали в загородном клубе. Много занималась сексом, а потом долго стояла под душем. Больше ни разу не заглянула в инстаграм.

Видела новости по телевизору, потом пересматривала в сети, после плакала в ванной под шум воды и выпила на ночь виски. На другой день звонил Тихий, сказал, что все разрешилось. Дуня тогда ответила: «Я рада», – и разговор закончился.

С Тихим они встречались несколько раз – исключительно по вопросам реконструкции ресторана, улаживали организационные и финансовые моменты. Спокойно, корректно, четко. Сроки поджимали, поэтому пришлось объявить о рабочем субботнем дне.

Придя утром в офис, Дуня увидела Виталика, который сидел в приемной и играл на планшете.

– Это что такое?

– Евдокия Романовна, тут такое дело… – Паша переминался с ноги на ногу и чесал затылок. – Он со мной.

– Я вижу, что с тобой. Только скоро прибудут те, кто занимается лестницами и лазерными тирами, а потом мы едем на объект смотреть, куда это все прилаживать, заодно и проверим, как разместили аэрохоккей и прочие прелести. Мы будем возить ребенка с собой? Кто из партнеров в такой ситуации отнесется к нашей фирме серьезно?

– А… он может посидеть тут, поиграет в планшет часок.

– Паша, ты в своем уме? Закрыть мальчика одного в офисе! Ты почему его дома не оставил?

– Не могу, – гений покраснел, – я же контракт подписал с его мамой. Она теперь ждет, когда начну отказываться от своих дней, понимаете? Вот я и не отказываюсь.

Дверь в приемную распахнулась, вошла Оля-блондинка с банкой растворимого кофе в руках.

– А я сбегала в магазин, купила. Думаю, сейчас приедут, а у нас кофе нет. Евдокия Романовна, тут какое-то странное письмо пришло, я не очень поняла. Но поискала в интернете указанные наименования – оказалось, растения. Разве мы заказывали экзотические растения?

– Это для дочки политика. Она решила украсить свою оранжерею невиданными цветами и деревьями. Перешли мне. А потом… здесь же есть поблизости торговый комплекс большой?

– Есть, – подтвердила секретарь, – там летние распродажи начались как раз.

– Оля, – вздохнула Дуня, – нам сейчас не до распродаж, к нам партнеры едут, а тут Виталик. В общем, пересылаешь письмо, берешь Виталика и идешь с ним в центр, может, там кинотеатр имеется. Мультфильмы на утренние сеансы еще ставят?

– Ставят! – у мальчика загорелись глаза, и он уже предвкушал отличное приключение. – Вообще сейчас два мультика идут…

Позвонили из мастерской, где делали мебель для уголка детского творчества, Дуня договорилась подъехать к ним в половине пятого вечера.

– Вот и отлично, – сказала она, отключив телефон, – значит, посмотрите мультфильм, там же и пообедаете где-нибудь. А кофе гостям я, так и быть, приготовлю сама.

Москва стояла в субботних пробках. К половине пятого на встречу Дуня не успевала. Проще было добраться на метро, что она и решила сделать. Оставила Коко на платной парковке и спустилась по переходу под землю. Всего три остановки. Народу в метрополитене, как всегда, много. Люди идут одной большой массой. Сотни лиц и жизней в общей толпе. Вагоны переполнены. Дуня вошла последней и сразу почувствовала, как за ней закрываются двери. Повернулась.

Бывают мгновенья, которые расщепляются на сотни маленьких мгновений и длятся очень долго. Как, например, когда падает на пол фарфоровая чашка. Пока она летит, в голове проносится много разных мыслей: что чашка выскользнула, что ее нужно поймать, что она сейчас разобьется и что это – дорогой памятный подарок. Все заканчивается в тот момент, когда фарфор ударяется об пол и разлетается на осколки.

Он не успел в этот вагон. Их разделили закрытые двери. Мгновенье расщепилось на сотни маленьких, и поезд не сразу тронулся с места.

Увидеть его – как удар в солнечное сплетение.

Там, внутри, где когда-то был огонек, стало больно и горячо.

Дуня смотрела на лицо за стеклом. Глаза темные-темные, волосы отросли, но ему хорошо. Рюкзак на плече. Почти не изменился. Почти тот же. Автостопщик. Фотограф. Ваня Тобольцев. От которого все так же замирает сердце. Несмотря ни на что.

Поезд медленно тронулся, оставляя лицо позади, но оно еще некоторое время стояло перед глазами, пока в темном тоннеле Дуня не увидела в стекле собственное отражение.

* * *

Двери вагона закрылись перед его носом, но огорчиться этому обстоятельству Иван не успел.

За стеклом была она. Первая мысль, шальная, – что у