Иная. Песнь Хаоса - Мария Токарева

с ним сторгуюсь, – говорил муж и после простого завтрака вновь отправлялся трудиться.

Котя тоже занималась своими женскими обязанностями.

– Да, неплохо бы, – соглашалась Котя, радуясь тому, как любимый ловко умеет вести дела.

Он ссылался на природную хитрость, без которой не выжить в Хаосе. Да еще вспомнил, что в его странных и страшных местах водились знающие создания, которые ведали и о деньгах, и о товарах. Но были они очень стары и напоминали трухлявые пни. Поговаривали, что до Хаоса существовало множество миров вокруг множества звезд. Но эти речи оставались непонятны. Большую задумчивость вызывало отчего-то упоминание жеребой кобылы.

Котя посчитала, что пора бы и в ней зародиться новой жизни. На здоровье она не жаловалась, тяжелые хвори ее тоже вроде не затрагивали. Матушка много лет не могла подарить отчиму ребенка, оттого что большую часть ночей она спала на узкой лавке рядом с дочерью. С печи ее вытесняла старшая жена, наверное, любимая.

Образы прошлого вставали в последнее время в чеканной отчетливости. Но Котя размышляла о другом, перебирая добротное зеленое полотно для шитья нового сарафана. Ее тревожило, что после всех ночей, проведенных с мужем, что-то словно мешало, хотя оба очень хотели бы завести детей.

«Ради судьбы в Хаосе меняются. Но ведь я не изменилась», – поняла она, чувствуя, как постепенно что-то в ней пробуждается. Что-то теснилось и просило выхода, как иная сущность. Ведь они оба, пришельцы города, всеми силами стремились слиться с людьми. Не это ли препятствовало?

Котя хмурилась и гнала странные догадки. После свадьбы что-то в ней и правда переменялось день ото дня, как будто Хаос принимал ее и рассматривал своими черными глазами без глазниц. Недаром она часто в теплые ночи любила вглядываться в непроглядную черноту за Барьером. Хаос вел с ней безмолвную беседу. И теперь Котя безотчетно слышала, что он просит ее измениться так же, как изменился ради нее Вен Аур. Но послания эти доносились пока лишь до сердца, а не до разума.

Объятая смутными предчувствиями, Котя встретила начало нового года. В день стыка лет в Ветвичах не устраивалось пышных гуляний. Считалось, что дверь между мирами приоткрывается, поэтому в этот день поминали усопших и угощали нищих. Открывались двери для всех нуждающихся, и никто не имел права отказывать в просьбах людям. Стольный град наполнился огнями в избах и тихими историями в кругу родственников. После войны каждому нашлось кого вспомнить. Да и при мирной жизни смерть рано или поздно посещала каждый дом.

Котя с мужем приготовили ритуальное угощение для страждущих и поставили его на лавку, перенесенную к дверям избы. Они просто сидели и ждали. А умерших они и так вспоминали почти каждый день. Правда, на этот раз Вен Аур при тусклом свете лучинки задумчиво сел у печи и проговорил:

– Раз уж такой день, вспомню я о своей семье. Так это у вас принято?

– Да, так.

– Знаешь, она ведь большая у меня. У меня было еще пятеро братьев и сестер. Родились мы вместе, выглядели все по-разному. И каждый избрал свой путь. Мы слышали зов друг друга, но потом я услышал, как погиб мой брат. Его песня прервалась. За ним отправились сестра и еще один брат. Но и их песня прервалась. Тогда я ринулся с оставшимися братьями и сестрами туда, в самый центр Хаоса.

– И что ты увидел там? – пораженная новым откровением, тихонько спрашивала Котя.

– Его. Змея.

– Что за Змей? Все говорят о нем, у нас в легендах его упоминают: «И придет Змей, и настанет конец времен».

Вен Аур облизнул пересохшие губы, глаза его увлажнились, он сжал кулаки и ответил:

– Так и есть! Змей черен и необъятен. Сквозь тьму лишь мерцают его глаза. Один – желтый, другой – красный. Это он поглотил однажды миры, смешал людей, животных и растения.

– Значит, Змей – это ваше божество? – с сомнением заметила Котя.

– Нет! – воскликнул решительно Вен Аур, но вновь перешел на спокойный шепот: – Нет. Я в это не верю. Есть у нас те, кто верят. Но я его видел. В сердце Хаоса видел его, Разрушителя Миров. И от него не исходило никакой песни, вокруг него царствовала мертвенная тишь. В Хаосе что-то наделяет каждого из нас песней, волей, стремлениями. Змей же – это лик самой смерти.

– Как ты спасся от него? – спрашивала Котя, тоже невольно перейдя на шепот. Чудилось, что в тишине раннего зимнего вечера страшный монстр услышит их и нападет, если повысить голос.

– Нам на помощь пришли отец и мать, да еще привели с собой всю нашу стаю. Случился бой, много славных воинов полегло тогда. Но Змей… – Вен Аур прищурился, кривя рот: – Он просто уничтожал наши песни, убивал, даже не двигаясь с места. И нам пришлось бежать.

– Мне страшно, Вен, – отозвалась Котя и прижалась к мужу, содрогаясь от мысли о том, как мал и слаб их мир.

Где-то во тьме караулило нечто зловещее, нечто темное и неизведанное, неподвластное даже созданиям Хаоса.

– Не бойся. Сам по себе Хаос не зло. В той же мере, как и мир людей.

– Это я уже знаю, – кивнула Котя.

– Но от Змея и выстроили Барьеры. Я видел еще несколько миров. Ваш так красиво светился! Но это лишь половина старого мира.

– А где же другая? – поразилась Котя.

Она с трудом представляла, как выглядит целый мир, раньше весь ее мир заканчивался частоколом и околицей деревни.

– Где-то, – пожал плечами Вен Аур. – В незапамятные времена Змей разорвал его на два куска. Возможно, второй парит в другой части Хаоса, окруженный своим Барьером, возможно, мы и есть вторая половина твоего мира. Главное, что зов един для нас всех, он дает смысл существованию. А еще мы верим, что однажды придет Страж Вселенной и сразит Разрушителя Миров. И настанет Великая Песня Мира.

– И наши миры объединятся?

– Такого там нет. Но, думаю, это зависит от нас.

Котя не догадывалась, что такое «Вселенная» и как выглядит Страж, но эта легенда давала надежду, как и многие сказки. Вен Аур незадачливо потупился и вздохнул:

– Ну вот, поминание почивших перешло в рассказ о пророчествах. Опять я всё делаю не так. Я просто хотел вспомнить о братьях и сестре.

– Всё так. Главное, что ты помнишь их. Не забывай. Никогда и никого не забывай.

– Да, я не забываю. Вот еще тоскую об Огневике. Как он там, куда отправился? За меня ведь пострадал, – задумался Вен Аур, лохматя отросшие кудри. Теперь они красиво сливались с мягкой светлой