Иная. Песнь Хаоса - Мария Токарева

в человеческом обличье.

Коте показалось, что она тоже становится частью Хаоса. Или всего мира. Они растворялись, распадались звенящими осколками, чтобы через мгновение вновь возродиться, и песня звучала особенно громко. Не осталось ничего, кроме великой песни жизни.

– Ты – моя судьба! – воскликнула Котена.

Уже не юная девочка Котя, а взрослая жена, Котена. Хотя для Вен Аура она навсегда оставалась Котей, его доброй и ласковой Котей. И он для нее не изменился. Они лишь стали еще ближе. Ни люди, ни жизнь, ни смерть уже не разлучили бы их. Судьба сильна, а любовь – еще сильнее.

– Судьба! – вторил Вен Аур, целуя жену особенно крепко.

Они обняли друг друга и замерли в полном изнеможении на медвежьей шкуре, обнаженные, пропитанные ароматами друг друга. Теперь между ними не существовало никаких тайн, словно исчез барьер между миром людей и Хаосом.

16. Вина безвинных

Дни потянулись тихо, наполненные спокойной работой и любовью. Вен Аур по-прежнему трудился день-деньской, но вечера и ночи они проводили вместе. Отступали призраки всех умерших людей, их отгоняли добрые слова и крепкие объятья мужа. Котя до первого снега не верила, что все это происходит с ней. За год с ней приключилось слишком много бед, но теперь восстанавливалось долгожданное умиротворение. Со дня свадьбы как будто миновали все горести и печали.

Котя наконец-то почувствовала себя хозяйкой в избе, наполняя жилище молодоженов уютом. Впервые она обрела настоящий дом, где никто не указывал, как жить. Она и правда украсила его вышитыми рушниками и подзорами. И уже к середине зимы наконец-то сбылась ее маленькая мечта: по городу разошелся слух, что жена молодого кузнеца прекрасно делает узоры на рубахах и рушниках. Вскоре к ней уже обращались зажиточные горожанки, жены торговых гостей и воинов дружины. За советом приходили девушки на выданье, которые делали себе приданое. Котя охотно всем отвечала и впервые чувствовала, что ее уважают и слушают.

– Я же говорил, что мы разбогатеем! – радовался Вен Аур.

– Да, я всегда хотела вышивать, – скромно улыбалась ему Котя.

– Так ты скоро откроешь свою мастерскую, а я возьму подмастерий. Года через два.

– Вот года через два и увидим, – отмахивалась Котя.

Дом их и правда расцветал, особенно на общем фоне города, который только-только отошел от ужасов летней осады. Сперва привычно довольствовались малым, но потом купили выводок цыплят и козу, да еще следом за ними ко двору прибился чудесный рыжий котофей – так они обзавелись небольшим хозяйством. Кот немедленно поладил с Вен Ауром, и они хором мурлыкали, заставляя Котю громко смеяться, даже когда она уставала. Впрочем, измученной она себя больше не чувствовала.

Привычная работа стала еще одним способом позабыть горести. Больше ее никуда не гнали, никто не кликал «иной» и «неправильной». Опасения, которые мучили перед свадьбой, окончательно растворились. Прошло уже немало времени, и ничего страшного не происходило. Возможно, не стоило и вспоминать о пережитых страданиях. А если и приходило ночью недоброе видение, то муж всегда обнимал и утешал, погружая в негу и крепкий сон.

– Потом мы новую избу построим, побольше, к этой пристроим еще комнат и сеней, – живописал Вен Аур, когда перед сном они с Котей лежали на лавке.

Он обводил рукой потолок, словно рисуя в полумраке картины грядущего. Котя соглашалась и улыбалась, предполагая, что ко времени расширения их дом наполнится звонкими голосами детей.

Все шло своим чередом, разве только мучила временами безотчетная печаль о навечно утраченном доме и пропавшей матушке. Все-таки прощание с ней вышло ужасным: глупая девочка Котя тогда затаила злобу. Теперь же взрослая жена Котена научилась понимать, что не всегда люди вольны в своих решениях и не заслуживают от этого порицания. И оттого сердце все-таки сжималось.

«Надо смотреть вперед!» – одергивала себя Котя и возвращалась к делам по дому и двору: доила козу, задавала корм подраставшей птице. Иногда она заходила в кузницу, чтобы принести обед мужу, если он трудился над чем-то важным и не мог прерываться. Пища служила удобным поводом, чтобы вновь побыть рядом. Каждый взгляд Вен Аура успокаивал, каждое его слово дарило уверенность в собственных силах. С самого дня свадьбы Котя больше не мыслила жизни без любимого. То ли измучилась от одиночества и вынужденной разлуки, то ли в Хаосе связь намного прочнее, чем у людей: уж если соединились две песни в одну, уж если сплелись две жизни воедино, двое избранных волей судьбы больше не расставались ни на миг. И все же тревога неизменно трепетала в душе, напоминая о незажившей ране.

– Вен, – спрашивала Котя, – а ты помнишь своих родителей?

– Конечно, – удивлялся он. – Почему я должен их забыть?

– Вхаро так сказал зимой, – неопределенно дернула плечами Котя, неуютно поежившись. – Он позабыл, когда стал человеком.

Вен Аур отложил массивные щипцы и отошел от наковальни, приближаясь к жене и уверенно отвечая:

– Я не Вхаро. Мы уже договорились об этом.

Мрачная тень тронула обветренное лицо, и Котя невольно устыдилась, но неправоту свою по-прежнему никогда не признавала. Она беззаботно отозвалась:

– Я вас не сравниваю.

Но муж чуял, когда жена беспокоилась, когда утаивала что-то. Раздражение в его взгляде сменилось беспокойством. Он немо вопрошал, что случилось, но оба и так знали ответ. Боль утрат подтачивала Котю, но она лишь ответила им обоим:

– Не забывай свою семью. Никогда не забывай.

– Не забуду, – кивнул Вен Аур; пространно глядя куда-то в окно, словно за Барьер, он тихо добавил: – Они отпустили меня. Так у нас принято. Я наших детей тоже неволить не собираюсь.

– Да и хорошо, – кивнула Котя, памятуя, как ее выдали замуж по воле глуповатого отчима, а вся деревня молчала в согласии с традициями послушания старшим.

Впрочем, Вен Аур и не заложил бы жену или дочь в азартные игры под дурман-травой. Из плохих черт в нем лишь крепло неоправданное хвастовство. С каждым днем он все громче зазывал к себе людей, все более шумно вел себя на праздниках в кругу друзей. А на редкие упреки Коти лишь отмахивался: ему же надо подыскивать себе новую работу. Вскоре она сдалась, ведь до середины зимы все шло гладко, даже злокозненных завистников не нашлось. Так в чем упрекать?

– Вот и снег выпал, – говорила поутру Котя, глядя, как крупные белые хлопья покрывают крыши и дворы.

– Снег нам не помеха, – отвечал ей Вен Аур. – Нам бы еще лошадь купить. К весне у нашего соседа должна бы жеребая кобылка принести конька. Вот, может,