Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мы тоже те, чья кровь обречена…»
Мы тоже те, чья кровь обреченаНе причащать из драгоценной чаши.На мир, как на чужое и не нашеМы смотрим из раскрытого окна.
И взяв себе Любовницу из Муз,Мы всюду будем приняты в гостиной,Сгибая в старости сухие спины,Носившие большой, но легкий груз.
И, как-нибудь упав, не сможем встать:Так дети, расшалившиеся в жмурки,Роняют на пол дряхлые фигурки,А после забывают их поднять.
Жажда («Порвать себя, как тряпку, на куски…»)
Порвать себя, как тряпку, на кускиИ выбросить канавам или тине,И вздрогнуть, если радости отнынеЗабудутся и станут далеки.
Быть гордым, не сгибаться пополамВ сражениях сознания и плоти,И все-таки на первом поворотеПродаться неразборчивым устам.
Быть бедным, как сжигающий огонь,Не видеть даже солнечного светаИ лечь, как драгоценная монетаКому-нибудь в просящую ладонь.
Венеция («Уже длинней и легче стали тени…»)
Уже длинней и легче стали тени,Мосты упруго изогнули спины,Прошел мошенник с шапкой на бекрени,И чудаки одели пелерины.
И все сильней античные дурманы,Холодный мрак безжалостно расколот,На мертвой башне быстрые ВулканыПриподняли и опустили молот.
И ты так строго, так неуловимоХранишь на всем старинные печати,А помнишь, как ты отняла у РимаЛитых коней монументальной рати,
И как потом благословив стихию,Во времена крестового разгула,Твои купцы уплыли в Византию,Где их хранила золотая булла.
Когда же пальцы тонкого БеллиниСжимали кисти бешено и плотно, —Какой восторг рождающихся линийУзнали обнаженные полотна.
И сколько муз непознанных и грацийОткрыли чьи-то бешенные пытки —Теперь под колоннадой прокурацийНе верят в ядовитые напитки.
Но я люблю сквозь старые атласыИ сквозь давно не ношенные цепиСмотреть на искривленные гримасыИ на разврат твоих великолепий
И опускать в испорченные бездныСвоих корней испорченные ткани,Пока дракон, ревущий и железный,Не оборвет моих очарований…
Университет («Весенний воздух, лужи, капли с крыш…»)
Весенний воздух, лужи, капли с крыш,Вдали фигура зоркого жандарма.И на углу, столетний, ты стоишь,Безвредных истин трезвая казарма.
Минувший век медвежьею душойТебя терпел, как скучную причуду,И гнет, непережитый и простой,Еще упорно смотрит отовсюду.
Но ты устал от правил и от шпор,От приказаний в голосе и взоре;И неспокоен длинный коридорИ полумрак твоих аудиторий.
Не передать затверженным словамО накипевшей ярости усилий,И человек, бессмысленно упрямВ покорности величию и пыли.
Но где-то бьется мировая дрожь,И не возникнет неизбежный гений,Из веры в схоластическую ложь —Из прихоти кустарных откровений.
«Кто вырастет, играя в би-ба-бо…»
На память А.К Лозинскому
Кто вырастет, играя в би-ба-бо,целуя перед сном гримасный ротик,кто нас полюбит в мраке библиотек,как мы — эпоху буклей и жабо?
Тот, может быть, найдет в пыли поэм,в прозрачных пятнах сочного офорта,такой же блеск, как в замках Кенильворта,и грусть уже потухших диадем.
И будет он душою букинист,влюбленный в почерневшие гравюры,в пан<н>о, в стихи, как в отзвук увертюры,забытой, как осенне-хрупкий лист.
И в мерном шаге бронзовых минут,в усталом сне могильно-темных комнат,он их найдет. Их снова вспомнят… вспомнят,они живут.
февраль 1915«Я будто вырос из всего на свете…»
Я будто вырос из всего на светеи все кругом бесцельно и некстати.Наверно так же вырастают детииз страшных сказок и коротких платьев.
И замолчали сгорбленные няни,и так понятны сделались предметы,и нет уже ни слов, ни очертаний,лишь маятник отстукивает где-то.
А мир все неподвижнее и старше,Он, утомленный, дремлет на дороге,и бородой закрыты патриаршейего большие, каменные ноги.
<1916>Шкурное(«Всё равно: если все прикладом…»)
Всё равно: если все прикладомраздробляют друг другу грудь,берегись от людского стадаотличаться хоть чем-нибудь.
А не то в этот час недаромо тебе пожалеет мать:опрокинут одним ударом,упадешь и не сможешь встать.
Будет больно тебе и плохо,отойдет победитель, глух.Никаким покаянным вздохомне обманешь звериный нюх.
Только рядом качнется стебель,промелькнет лошадиный хвост,и застынут на черном небенеподвижные кольца звезд.
1916«Часы Публичной библиотеки…»
Часы Публичной библиотекиСказали: половина пятого.Гостиный двор. В пальто на котикеПрошла любовница богатого.
И грязью мелкою и талоюЛожится снег по лентам каменным…Трамваи улицу усталуюПерекрестили крестным знаменьем.
А на углу, годами согнутый,Ларек с халвою и пирожными.И люди, наглухо застегнуты,Идут, застывшие и ложные.
О, кто из нас при свете месяцаСегодня, потеряв терпение,На чердаке своем повеситсяИз чувства самосохранения?
<1916>«Ни о чем не думал и жил как в башне…»
З. Гиппиус
Ни о чем не думал и жил как в башне,Умереть хотел от своей руки,Но случилось что-то, и я не вчерашний,Не боюсь ни людей, ни слепой тоски.
Словно вдруг тугие порвались узыИ легко забыть о себе самом.Я не знаю, лучше я стал иль хуже,Отчего я прав, я пойму потом.
И проходят ночи и дни без счета,Но в тревоге радостной и простойВеселей и легче моя заботаИ неутомителен мой покой.
<1917>Сны («О снах — молчи. Знай, сна не рассказать…»)
О снах — молчи. Знай, сна не рассказать,Не выразить ни радости, ни боли.Волшебный этот свет — как передать,Что обновляет душу поневоле?Иль тот, другой, чей незаметный следОпасен, как смертельная зараза.О, ничего в нездешнем мире нетДоступного для уха иль для глаза.
Как объяснить, чем страшен этот сон,Сам по себе такой обыкновенный,Что с детства с незапамятных времен,Мне снится, повторяясь неизменно?Все тот же полукруглый коридор,И я иду, не смея оглянуться.И до сих пор мне снится, до сих пор,Что я заснул и не могу проснуться.
Возвращение («Как до войны, в тот первый год счастливый…»)
Как до войны, в тот первый год счастливый,Когда все было нипочем,По лестнице, походкой торопливой,Ты поднялась. Своим ключом
Открыла дверь, и я не удивился.Я все забыл, я был как пьян.И так же дым от папиросы вилсяИ цвел под окнами каштан.
Но вдруг виски мои похолодели.Как мог забыть я? Где я был?О, милый друг, ведь нынче — две недели,Как я тебя похоронил.
А ты — как будто не было разлуки.Ни этих дней, что я влачу, —Идешь ко мне, протягиваешь руки.Нет, нет… не надо… не хочу!
Рожденье Венеры («Три дня он дул, без перемены…»)
- Все против всех. Россия периода упадка - Зинаида Николаевна Гиппиус - Критика / Публицистика / Русская классическая проза
- О русской литературе - Федор Михайлович Достоевский - Критика / Литературоведение
- Том 2. Советская литература - Анатолий Луначарский - Критика
- К. И. Чуковский о русской жизни и литературе - Василий Розанов - Критика
- Т. 3. Несобранные рассказы. О художниках и писателях: статьи; литературные портреты и зарисовки - Гийом Аполлинер - Критика
- Что такое литература? - Жан-Поль Сартр - Критика
- Сочинения Александра Пушкина. Статья первая - Виссарион Белинский - Критика
- «Петр и Алексей», ром. г. Мережковского. – «Страна отцов» г. Гусева-Оренбургского - Ангел Богданович - Критика
- Ничто о ничем, или Отчет г. издателю «Телескопа» за последнее полугодие (1835) русской литературы - Виссарион Белинский - Критика
- «Лучи и тени». Сорок пять сонетов Д. фон Лизандера… - Николай Добролюбов - Критика