Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения - Владимир Злобин

Сны («О снах — молчи. Знай, сна не рассказать…»)

О снах — молчи. Знай, сна не рассказать,Не выразить ни радости, ни боли.Волшебный этот свет — как передать,Что обновляет душу поневоле?Иль тот, другой, чей незаметный следОпасен, как смертельная зараза.О, ничего в нездешнем мире нетДоступного для уха иль для глаза.

Как объяснить, чем страшен этот сон,Сам по себе такой обыкновенный,Что с детства с незапамятных времен,Мне снится, повторяясь неизменно?Все тот же полукруглый коридор,И я иду, не смея оглянуться.И до сих пор мне снится, до сих пор,Что я заснул и не могу проснуться.

Возвращение («Как до войны, в тот первый год счастливый…»)

Как до войны, в тот первый год счастливый,Когда все было нипочем,По лестнице, походкой торопливой,Ты поднялась. Своим ключом

Открыла дверь, и я не удивился.Я все забыл, я был как пьян.И так же дым от папиросы вилсяИ цвел под окнами каштан.

Но вдруг виски мои похолодели.Как мог забыть я? Где я был?О, милый друг, ведь нынче — две недели,Как я тебя похоронил.

А ты — как будто не было разлуки.Ни этих дней, что я влачу, —Идешь ко мне, протягиваешь руки.Нет, нет… не надо… не хочу!

Рожденье Венеры («Три дня он дул, без перемены…»)

Три дня он дул, без перемены,Мистраль, стремя за валом вал.Ты вышла на берег из пены,Легко ступая между скал.

Не прерывался рев пучины.И плыли весело назадТебя примчавшие дельфины,Дразня насмешливых наяд.

И боги радовались чудуБлаженной радостью богов.И доносился отовсюдуИх смех с ликующих холмов.

А ты средь скал еще стояла,Ты косы влажные плела.И до тебя не долеталаБогов певучая хвала.

«Не забуду — ночь была…»

Не забуду — ночь былаКак из тусклого стекла.

Как из пакли, как из ваты,Полумесяц желтоватый

Плыл над мыльною рекой.А надежды — никакой…

В отраженно-мутном светеЦеловались мы, как дети,

Крепко, долго — целый час.В первый и последний раз.

Муза («Я не один, я с музой…»)

Я не один, я с музойИ муза мне верна.Растрепанной медузойПлывет во тьме она.

Качается бесцветным,Светящимся пятномИ призраком рассветнымМелькает под окном.

Но чем бы ни игралаОна в своем раю,Ее сухое жалоЯ сразу узнаю.

Через моря и рекиОна летит стрелой,Чтоб оградить навекиТебя от силы злой.

Чтоб рук твоих простертыхСкорей коснуться вновьИ воскресить из мертвыхПогибшую любовь.

«Не спрашивай — я все забыл…»

Не спрашивай — я все забыл:И чем я был и как я жил,Все имена и все названья.

Кого преследовать дерзал,Чье сердце бедное терзалНадеждой близкого свиданья.

Но мой внимательный двойникВ свой обличающий дневникЗаписывает все прилежно.

И снова тайную тетрадьОн раскрывает и опятьРукою машет безнадежно.

«Мы расстались у фонтана…»

Мы расстались у фонтана,Зеленела в нем звезда.Ты сказала «буду рано».Я услышал: «никогда».

Сколько этих мимолетных— Не давай себя увлечь —Сумасшедших, беззаботных,Навсегда забытых встреч.

Не пришла. И сердце радо.Никогда не приходи…Высока моя ограда,Бесконечность впереди.

Суета («На голых ветках пели птицы…»)

Юрию Трубецкому

На голых ветках пели птицы,Но пенью птиц я не внимал.Учитель ставил единицыИ головой седой качал.

А я мечтал о вечной дружбе,О вольной жизни удалой,О славных подвигах, о службе,О том, что буду я герой.

Великий Цезарь Победитель,Держащий мир в своей руке.А бедный ангел мой хранительТихонько плакал в уголке.

Сквозняк («Вздорных снов, предчувствий ложных…»)

Вздорных снов, предчувствий ложных,Помни, друг, на свете нет.Но судьба глупцов безбожныхЗабывать язык примет.

Шерсть ли дыбом на собаке,Камнем перстень ли с руки —Это все оттуда знаки,С гор высоких сквозняки.

Ветерок потустороннийУраганом все смелей,Веселей и беззаконнейРвется в дом из всех щелей.

Безразлично, что ты скажешь,Что со страху наплетешь —Ложью трещин не замажешь,Дыр насмешкой не забьешь.

Новый журнал. 1955. № 41.

Уйти («От всех — навеки, навсегда…»)

От всех — навеки, навсегда.И от всего — навеки тоже.В окне — холодная звезда,В углу — солома и рогожа.

Не знать, не помнить ничего,Ни торжества, ни униженья.Ни даже счастья своего.Ни одного стихотворенья.

Пусть только небо и земля.Четыре вечные стихии.Необозримые поля.Воспоминанье о России.

Опыты. 1953. № 2.

«О не пойму, никогда не пойму…»

О не пойму, никогда не поймуЭту пустую загробную тьму,Круговращенье потухших планет,Где существует лишь то, чего нет.И не понять, до конца не понять,Что можно любить и вдруг перестать.

«Есть что-то странное в моих мечтах…»

Есть что-то странное в моих мечтах,В моих стихах, в моем оцепененье,В протянутых бессмысленно руках,В растущем с каждым днем недоуменье.

Что б ни случилось, — все наоборот,Не то, не так, — сливается, двоится.О, неужели этот мир — не тот,В котором мне положено родиться?

Но отчего ж я так его люблю.Так всепрощающе его жалею,Его дыханье каждое ловлюИ о спасении мечту лелею?

Новый журнал. 1962. № 69.

СОВРЕМЕННИКИ О В.А. ЗЛОБИНЕ

Юрий Терапиано. Владимир Злобин[668]

«Дорогой Юрий Константинович, мы едем к Гиппиус в воскресенье. Т. к. я перед тем не дома, то встретимся между тремя и половиной четвертого в кафе des Tourelles, на углу rue de l’Alboni и Bd. Delessert, это возле метро Passy, на площади. Буду Вас ждать. Жму руку. В. Ходасевич. Пятница». Штемпель на открытке: 2 апреля 1926 года.

Четвертого апреля, следовательно, в воскресенье, Владислав Ходасевич повел меня к Мережковским, на 11-бис rue du Colonel Bonnet, и первым, кто встретил нас, открыв двери, был секретарь Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус — Владимир Ананьевич Злобин.

С того дня прошло столько лет, совершилось множество самых разнообразных событий, и до и после Второй мировой войны, но и сейчас облик В. А. Злобина для меня остался таким же, как и в первый день знакомства.

Элегантный, сдержанный, говорящий как-то особо, слегка размеренно, всегда определенно, твердо высказывающий свои взгляды, пунктуально точный во всех литературных делах и встречах, Владимир Ананьевич, можно без преувеличения сказать, был «точкой опоры» квартиры на rue du Colonel Bonnet, и Мережковские во всем полагались на «Володю».