Дом среди сосен - Анатолий Злобин

И они, возбужденно перебивая один другого, принялись вспоминать.

— А как ты фары зажег, ух...

— Да я случайно... А ты на развилке-то...

— И шел бы. Зачем обоим пропадать?

— А я как выстрел услышал... Хорошо еще, что мы в ту сторону стояли. В таком тоннеле не развернуться...

— Я только третью бочку поднял — и вижу: огонек прыгает.

— А бензин? — спросил вдруг Никита.

— Да, две бочки в кузове, — поморщился Василий. — И тут мы не в накладе. Деньги за них получены.

Самосвал медленно поехал по шоссе. Василий смотрел по сторонам, выбирая подходящее место. Впереди засверкали зеркальные пуговки указателя: «Дер. Аносово — 3 км». Василий подумал немного и свернул туда. Хорошо накатанная дорога поднималась в гору, воткнулась в густой ельник, сжалась, запетляла по нему. Проехали мимо полосатого шлагбаума. У небольшого моста через ручей Василий остановился и спрыгнул в сугроб. Через минуту он показался в свете фар, крикнул Никите:

— Давай за мной! Рано или поздно — кончать надо.

Никита повел машину за медленно идущим Василием. Колеса гулко пересчитали бревна мостика, дальше был некрутой съезд, прорубленный в сугробах. Самосвал с трудом пополз по заледенелой снежной дороге. Фары освещали лохматые ели, ветви цеплялись за самосвал и роняли снег. Машина вошла на взгорок, остановилась на развилке: одна дорога, занесенная снегом, круто спускалась к ручью, другая уходила вправо.

Василий влез в кабину.

— Здесь будем поворачивать оглобли.

— Что? Повезем обратно бочки?

— Бочки-то? Повезем, да. — Василий приободрился и положил руки на руль. Он въехал на правую дорогу, переключил рычаг и попятился по дороге, спускающейся к ручью. Задние колеса ушли вниз, кабина поднялась. Василий дал тормоза.

— Перерыв! — крикнул он, вытаскивая из-под сиденья бутылку водки. — Погрейся. Белая головка.

— И правда. — Никита хлебнул из горлышка большой глоток. От теплоты, быстро разлившейся по телу, у него закружилась голова. Он одобрительно подумал о Василии. Хозяйственный парень, все предусмотрел. Отчаянный только. Свернет себе шею на крутом повороте.

Василий долго сосал бутылку и опустил ее, когда на дне осталась самая малость. Он закрыл бутылку и убрал ее.

— Поедем потихоньку? — спросил Никита.

— Подготовку вот проделаю, — Василий некрасиво искривил рот и залился нехорошим смешком. — Я проделаю, а ты посчитай это и раздели, — он протянул Никите сверток. — Видишь, какое доверие тебе оказываю. Дели на три.

— На три? — переспросил Никита.

— Ты думал, Мурашев за красивые глаза машину дал? И путевку просто так подпишет?

— Какую путевку?

— Какую, какую! — передразнил Василий. — Рейс-то мы сделали? Это работа или нет?

Никита покачал головой и ничего не ответил.

— Валяй считай. Я быстро, — Василий хихикнул и исчез в темноте.

Никита разорвал бечевку, развернул газету и увидел плитку шоколада «Мокко», в которой были уложены деньги. Никита покачал головой и принялся считать. Деньги были старые, мятые. Никита аккуратно расправлял на ладони каждую бумажку и клал на сиденье, деля на три кучки. В ту кучку, которую он наметил для себя, Никита клал деньги посвежее. Считая, он слышал, как Василий забрался в кузов и загремел бочками.

— Чего ты там? Скоро? — крикнул Никита.

— Бочки поправляю, а то съедут, — отозвался Василий.

Никита сбился, ему показалось, что он переложил в свою кучку лишние пять рублей. Он начал считать сначала. В каждой кучке набралось уже порядком, а в шоколаде еще оставалось немало. Никита с удовольствием подержал его на вытянутой руке. Правду говорил Василий — месяц работы за один рейс. Только какой у этого рейса пункт назначения?

Вдруг Никите почудился запах бензина. Он потянул носом, поднес к лицу деньги. Нет, запах шел со стороны. Никита аккуратно завернул деньги в газету, положил сверток и выглянул наружу.

— Что там у тебя, Василий?

— Да вот заканчиваю, — ответил тот из темноты и засмеялся.

Никита прислушался. До его слуха донеслось слабое плесканье ручейка. «Откуда бы это?» — подумал он.

Плеск послышался явственнее. Никита резко выскочил из кабины и в три прыжка оказался у края кузова, где лежали бочки. Две темные струи пробуривали снег, едкий пар бензина поднимался от струй.

Мысли его были беспорядочны, появлялись и тут же ускользали. Неужели Васька осмелился? В колхозе над каждой каплей дрожат, а он осмелился. Инспектора бы сюда. Он бы показал. Я сам ему покажу...

Увидев темные струи бензина, Никита вскрикнул и бросился к бочкам, пытаясь закрыть руками отверстие. Нащупал в темноте мокрые железные пробки и закрутил их.

— Но, но, не озоруй, — Василий ослепил Никиту фонариком, слегка оттолкнул от машины и снова выдернул пробку. Описав дугу, темная струя мягко воткнулась в снег. Никита остолбенело смотрел. Все обиды, насмешки, укоры вдруг припомнились сразу — но там он терпел... там только за себя... а тут уже не за себя... как он посмел? Ненависть захлестнула Никиту, он зажмурился от яркого света, взревел и, пригнувшись, кинулся на Василия. Он попал головой в живот, ударившись о пряжку ремня. Василий легко переломился от удара, обнял Никиту, и они покатились вниз по откосу.

Фонарик взлетел вверх, описал в воздухе яркую дугу и зацепился за ветку ели.

Они скатились вниз, и Никита оказался на спине Василия. Он погрузил его голову в снег, выкручивая ему руки. Страшный удар ногой разломил тело Никиты на две части. Никита обезумел от боли и принялся молотить лежавшее,под ним тело, коротко и быстро размахивая руками, как палками. Василий неуклюже дергался во все стороны и вдруг затих. Никита перевернул его ногой, разжал его кулак, взял пробку и пополз наверх по откосу. Он полз и думал почти с торжеством: «Я убил его, убил!» Ели посыпали его снегом, и он жадно ловил снег горячим ртом. Сбоку, среди ветвей, светилась яркая луна. Он оторопело уставился на нее, пока не сообразил, что это фонарик Василия.

Он дополз до колес машины, встал на ноги. Струя бензина ударила его в плечо. Он потянулся к ней, закрыл бочку и опустил руки, слушая, не течет ли бензин.

Неожиданно нога его отделилась от земли. Он потерял равновесие, склонился, задев головой о край бочки, и упал на Василия, который полз снизу. Они снова покатились вниз. Никита крутился и вертел головой, натыкаясь лицом на кулаки Василия. Он увидел вблизи его лицо, натужился и боднул головой. Перевернулся еще раз и шлепнулся лицом в теплую дымящуюся лужу. «И сюда уже дотекло», — подумал Никита и захлебнулся едким теплым паром.

Он пришел в себя от тишины и жадно вдохнул сырой воздух, остро пахнущий бензином. Вместе с сознанием вернулась боль. Он почувствовал запах бензина и все вспомнил. Хотел вскочить, но только застонал от боли. Тогда он замер, прислушался. Ни плеска, ни шагов, лишь вязкий шум в ушах, будто идет самосвал вдали. «Уехал», — в отчаянье подумал Никита. Желтый кружок луны соскочил с ели и стал прыгать в воздухе. В свете луча Никита увидел наверху угол кузова и колесо. Фонарик передвинулся на бочку. Стоя на одной ноге, Василий легко толкнул ее, и она с грохотом скатилась в глубь кузова.

Никита пополз наверх, и луч фонарика больно кольнул его в глаза. Никита отвернулся, увидел сбоку глубокое черное ущелье в снегу, которое проложил бензин. Ущелье уходило к ручью, расползалось внизу широким черным пятном, от которого шел пар. Никита отполз в сторону и бессильно уронил голову в снег.

Очнулся он наверху, у машины. Василий судорожно тряс его плечи и спрашивал чужим голосом:

— Жив? Никита, ты жив? Ответь.

— Живой, — тихо ответил Никита и открыл глаза.

Василий заулыбался, широко открывая черный рот.

— Ага! — радостно проговорил Никита и сел, упираясь спиной о колесо. — Попало?

Они переползли вперед, включили свет и стали приводить себя в порядок, промывая снегом лицо, очищая одежду. Потом, ослабев, вместе сели в снег и, тяжело дыша, глядели молча друг на друга. Василий поднялся и, прыгая на одной ноге, принес водку. Они выпили ее по очереди.

— А здорово ты, — говорил Василий, возбуждаясь от водки. — Чуть было не пришиб. Такой бык.

— Надо бы, — ответил Никита, поглаживая распухший глаз.

— На! Иди бей! — Василий распахнул телогрейку. — Убивай!

— И пойду, — ответил Никита. — Только в другое место.

— Доноси. Сядем вместе. Веселее будет.

Никита осекся. Неужели придется идти в тюрьму? Конечно, за такие дела там по головке не погладят. Там не будут смотреть, попутчик ты или не попутчик, раз-два — и за решетку, как Ирошников говорил. Но ведь там ничего не знают пока. Ведь можно и не идти туда, а уехать, скажем, домой...

— И вот пришел гражданин Кольцов, Никита Григорьевич. 1931 года рождения, уроженец колхоза «Заря», — злобно шепелявил Василий из-под ели. — И вызывает к себе гражданина Кольцова товарищ следователь. И задает один вопрос. Только один: «Куда вы ездили, гражданин Кольцов, шестого февраля сего года? В Красную Пахру? В детский сад? Так, так, замечательно. Теперь скажите, гражданин Кольцов, что вы делали в тот же день в пятнадцать часов на другом шоссе, когда вас остановил старший инспектор ОРУДа товарищ Сикорский? Помните?»