Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века - Андрей Кокорев

«– Нам теперь – мат! – передавал мнение членов Купеческого собрания корреспондент „Раннего утра“. – Начать с того, что категорическое запрещение азартных игр сильно понизит продажу карт – главного источника доходов всех клубов. Ведь для „винта“, например, по уставу можно пользоваться всего двумя колодами на 6 робберов. Еще „безик“ – туда-сюда. Для этой игры необходимы 20 колод. Параллельно с этим совершенно аннулируется доход от штрафов. Ведь никому не станет охоты платить крупную „контрибуцию“ за удовольствие сыграть лишний роббер, могущий окончиться 2—3 рублями. Тяжело придется и клубным буфетам. Число игроков, конечно, сразу страшно уменьшится. Некому будет уже справлять свой выигрыш или заливать горе проигрыша. Еще у нас туда-сюда.

У нас и коммерческие игры в большом ходу. Есть даже страстные любители игры в «дурачка». Двое давнишних членов из вечера в вечер приходят и режутся в эту детскую игру. Правда, по 25 рублей сдача. Но зато Немецкому клубу, Кружку – теперь прямо зарез».

«В московских клубах уныние, – описывал другой репортер. – Сиротливо стоят круглые столы. Не блестит на них золото, не шелестят кредитки... »

По поводу Английского клуба было сказано: «Он и так давно уже захирел, и играют здесь всего два-три стола». Однако в новых обстоятельствах этот клуб становился вне конкуренции. В книге «Москва и москвичи» В. А. Гиляровский упомянул о том, что азартные игры процветали в Английском клубе, несмотря на любые запреты: генерал-губернатор был в нем почетным старшиной, а обер-полицмейстер – почетным членом. Для полиции в старинный особняк ходу не было.

В свете этого стоит отметить итоги состоявшегося тогда же распределения городского сбора на клубные буфеты. В газетах отмечали, что заседание по этому вопросу происходило «оживленно» и постоянно звучали жалобы на плохие дела, просьбы о скидке. Тем не менее «раскладка» на буфет Английского клуба вместо прошлогодней 1 300 руб. была увеличена вдвое – до 2 600.

Руководители клубов лихорадочно искали выход из сложившейся ситуации. В частности, они заявляли, что постараются привлечь публику устройством различных концертов и спектаклей. По Москве прошел слух, что будет объявлен конкурс на изобретение новой карточной игры – без признаков азарта, но интересной публике и с простыми правилами, чтобы любой человек мог сразу принять в ней участие.

Попыткам властей искоренить административными мерами азарт от имени гонимого порока поэт-сатирик «Р. Меч» (Р. А. Менделевич) вынес свой вердикт:

Пускай меня изгналиИз клубных сфер, —Пугаюсь я едва лиПодобных мер!Признать сию «победу»Могу с трудом:Из клуба переедуВ игорный дом!Ведь не поддамся «мере»Я все равно:Меня прогнали в двери —Влечу в окно!Мои дела не шатки,Душа я карт:Ну, как не быть «двадцатке»,Раз есть азарт?..

Предвидение поэта сбылось весьма скоро. Уже в январе 1911 года за содержание тайного игорного притона судили отставного подполковника Кривицкого-Тимченко. В свое оправдание заслуженный воин только и сумел сказать, что не мыслит свою жизнь без карт, поэтому и организовал на своей квартире игру в «железку».

В дальнейшем в хронике городской жизни постоянно стали попадаться сообщения о налетах полиции на игорные притоны. Каждый раз сыщики заставали одну и ту же картину: переполненная игроками частная квартира, люди в панике мечутся, пытаются забиться под кровати, на полу валяются карты и деньги. Задержанных переписывали и отпускали, а хозяева квартир-притонов шли под суд.

Впрочем, для любителей азартных игр оставалось еще в Москве место, где можно было рискнуть деньгами, не боясь вмешательства полиции. Это был ипподром на Ходынском поле. Его завсегдатай В. А. Гиляровский писал об игре, которая там происходила:

«Она началась с конца восьмидесятых годов, когда тотализатор забрал силу на скачках, а потом на бегах ввели общую дорожку и в девяностых годах бега по обороту уже пересилили скачки.

Москва заиграла.

Сначала по охоте, по любви к лошади, на прогулку по свежему воздуху стали ездить москвичи, а потом вся эта масса стала играющей, у которой номер афиши был главнее лошади. Проигравшиеся на бегах и скачках стали искать отыгрыша. [...]

Но в настоящее время пышно, как никогда, расцвел тотализатор, делающий обороты по 500 000 руб. в день... или, лучше сказать, в день и ночь – так как игра уже идет при электрических фонарях.

Обнаглевший азарт ради проблематического улучшения коннозаводства!

После дня с полумиллионным оборотом, от которого в тотализаторе остается ровно 50 000 р., идут пешком тысячи москвичей, из которых большая часть проиграла чужие деньги!..

– Остриженные бараны!

– Пятьдесят тысяч! Где взять деньги на следующий бег?

«Игра игру родит!» – говорит справедливо пословица. И действительно, перед добычей денег на игру запутавшиеся игроки не брезгуют никакими средствами, только в надежде на единственную возможность отыгрышем пополнить растрату... Но отыграться невозможно: 50 000 остается в день в тотализаторе.

И преступления растут!

Даже сами каторжане, шулера проигрывают все, что добывают картами, в тотализаторе!

С настоящей зимы количество разорений и преступлений еще увеличится, благодаря ночной игре в тотализатор! Это уже крайняя грань, за которую нагло шагнул азарт, а не мера для поощрения коннозаводства.

Это – ужас! Чиновники, конторщики, служащие в торговых конторах и обществах, в правлениях и других учреждениях, где занятия обычно кончаются в 4 часа дня, прямо со службы мчатся на бега и проигрываются в тотализаторе со всеми последствиями, то есть до заканчивания вечера в клубах и в игорных притонах.

Плодятся в Москве жертвы азарта, растут не по дням, а по часам, образуя преступные кадры, разливающиеся по столице.

Присмотритесь к делам в окружном суде. Спросите судебных следователей, и они вам скажут, что преступлений, в которых корень игра, более 70%. Этого никогда не бывало – и это будет расти с каждым днем».

В действительности ипподром привлекал столько зрителей, что в дни таких крупных соревнований, как, например, «Всероссийское Дерби», экипажи возвращавшейся публики катили сплошным потоком от Ходынского поля до Тверской. Царившую на скачках атмосферу азарта описал А. Н. Емельянов-Коханский в романе «Московская Нана»:

«Громадная толпа зрителей гудела, и звук этого стихийного общего говора был похож на жужжание какого-то гигантского шмеля, пойманного и удерживаемого насильно на платке... Огромный „стадный“ шмель был также пойман на скачках еще меньшим по размеру и пропорции платком – тотализатором. На всех лицах без исключения, юных, старых и молодых, были написаны один „идеал“, одно „желание“: стяжать что-нибудь при взаимном закладе денег, пользоваться чужим промахом или несчастием и обогатиться на счет своего ближнего, при любезном содействии „бесчувственного“ тотализатора. [... ]

Все были заняты одной мыслью: какая придет лошадь, и сколько за нее дадут?! На всех устах теперь было одно божество – выигрыш! Вся публика жила вне времени и пространства... Все произносили одни только «клички» скакунов... Они были – первые кумиры, и клички их так и носились в воздухе, и, кажется, вся великая Москва была наполнена ими.

Если свежий и незнакомый человек попал бы на это «мытарство» людей и животных, он обязательно подумал бы, что он находится или среди сумасшедших, выкрикивающих членораздельные звуки: «Ле-Сорсье», «Ля-бель-о-буа», «Гьюфа», «Пучинелла», или среди каких-то неведомых иностранцев. Недаром «Дерби» считается одним из выдающихся празднеств столицы. Посмотреть на него, на «сливки общества» съезжаются из далеких городов. Многие портнихи носят специальное название «дербисток» за исключительное шитье нарядов для дам света и полусвета к торжественному дню «Дерби». Газеты переполнены стихами и статьями, посвященными «громадному» призу. Всякая газетная тля строчит в этот день о скачках, рассуждает с видом знатока о шансах лошадей, понимая в них не больше, чем известное «вкусное» животное в апельсинах. [... ]

При гробовом молчании толпы красивой группой двинулись «дербисты» от столба; костюмы жокеев были всех цветов радуги, и много «тотошинских радужных»[184], поставленных на них в тотализаторе, вез на себе каждый из наездников. Когда лошади скученной толпой были за несколько сот метров до выигрышного пункта, вся «масса», как один человек, зарычала: каждый «призывал» свою лошадь...»

Не только специальные журналы по коневодству, но и практически все газеты публиковали на своих страницах отчеты о бегах и скачках, а также «рейтинги» лошадей. Судя по свидетельствам современников, в Москве существовало целое сообщество так называемых «играющих». Все их помыслы были сосредоточены на том, чтобы угадать, какая из лошадей придет первой. В газетах они читали только о том, что «снялся „Фрахт“», «Прогресс» выиграл уверенно; вторым хорошо проведенный «Террор», а «в начале прямой „Гайдар“ кончился».