Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века - Андрей Кокорев

В силу того что на ипподром приезжали люди с деньгами, сами его окрестности становились притягательными для разного рода криминальных элементов. Группы шулеров специально отправлялись туда, чтобы «пощипать» извозчиков и лихачей, поджидавших возвращения седоков. А несколько ловкачей наладили возле ипподрома подпольную, а точнее «подземную», продажу водки. Они прямо в чистом поле выкопали «схрон». Один из них сидел в «магазине» и подавал наверх бутылки, а его товарищи брали у извозчиков деньги и доставляли заказанную «монопольку».

Борьбу с тотализатором, как источником разорительного для обывателей азарта, Городская дума и общественность Москвы вели вплоть до 1917 года. Однако заправилы «тотошки» имели в Петербурге очень сильных покровителей. Князь А. Г. Щербатов в 1914 году указывал, что «деньги, получаемые от тотализатора, частью идут на подкрепление средств главного управления государственного коннозаводства, частью на призы беговым и скаковым обществам и на содержание их управлений». Только официальная доля этих учреждений составляла 4—6 миллионов руб. в год, а всего оборот тотализатора по России составлял 40—60 миллионов руб.

Максимум, на что пошли чиновники в попытке обуздать разорительную для населения игру, это отмена ставок ниже десяти рублей. Тем самым подразумевалось, что от игры будут отсечены беднейшие слои населения. На практике, по свидетельству В. А. Гиляровского, получилось следующее:

«На бегах устроен уже много лет 10-рублевый тотализатор для того, чтобы не играла беднота. Этим цель достигнута – не вполне. Разве только уж копеечная беднота не играет, а у кого есть рубль в кармане, – тот играть может вскладчину. Для этого по всем местам, главное по дешевым, шныряют „жучки“, собирающие рубли вскладчину, и сообща покупают билет.

Играющий вскладчину рвет свои нервы вдвое больше. Ему мало одного – следить за бегом лошади. У него есть еще более важная задача: следить за тем, чтобы «жучок» не убежал. Повторяется часто, что «жучки» исчезают бесследно с выигрышным билетом – и за это их редко преследуют.

По крайней мере беговое общество, – так как «жучки» для бегового общества весьма желательны, они делают игру, и весьма крупную. Без «жучков» беднота не могла бы играть, а с каждого рубля общество получает 10 коп. за каждый заезд.

За последние годы появились букмекеры. Они перед бегом назначают сумму выдачи на каждую лошадь или просто-напросто уплачивают выигравшему такую же сумму, которая дается тотализатором. Они принимают риск на себя и ничего не платят обществу, обходясь без тотализатора.

Конкуренты тотализатора!»

С ипподромом на Ходынском поле было связано еще одно зрелище, привлекавшее массу зрителей. Речь идет о показательных полетах аэропланов. Первый раз москвичи увидели здесь техническое чудо XX века осенью 1909 года, когда в небо поднял свой аппарат французский авиатор Гийо.

Однако настоящий триумф вызвали полеты С. И. Уточкина, состоявшиеся в мае 1910 года. Москвичи особенно гордились тем, что аэропланом управлял их соотечественник. Полеты русского авиатора произвели на В. А. Гиляровского огромное впечатление, и он не замедлил поделиться ими с читателями «Голоса Москвы»:

«Посредине скакового круга стоял большой балаган на колесах, с несколькими навесами из парусины. Просто-напросто балаган, какие стоят по воскресеньям на Сухаревке. Так казалось издали.

Это я видел вчера с трибуны скакового ипподрома.

До начала полета Уточкина было еще долго – и я поехал в парк и вернулся к 7 часам.

Кругом ипподрома толпы народа – даровых зрителей.

– Поднимается! Сейчас полетит... Вот-вот! – слышны крики.

Входя в членскую беседку, я услышал над собой шум и остановился в изумлении: тот самый балаган, который я видел стоящим на скаковом кругу, мчится по воздуху прямо на нас...

– Как живой!

Конечно, я шел сюда смотреть полет Уточкина на аэроплане, конечно, я прочел и пересмотрел в иллюстрациях все об аэропланах, но видеть перед собой несущийся с шумом по воздуху на высоте нескольких саженей над землей громадный балаган – производит ошеломляющее впечатление. И посередине этого балагана сидит человек.

Значит – помещение жилое.

Несущееся по воздуху!

Что-то сказочное!

Оно миновало трибуны, сделало поворот и помчалось над забором, отделяющим скаковой круг от Брестской железной дороги. И ярко обрисовалось на фоне высокого здания. В профиль это казалось громадной стрелой с прорезающим воздух острием...

Еще поворот, еще яркий профиль на фоне водокачки – и летящее чудо снова мчится к трибунам... Снова начинается шум, напоминающий шум стрекозы, увеличенной в миллионы раз... И под этот шум начинает казаться, что, действительно, летит необычайная стрекоза...

Но знаешь, что этим необычайным летящим предметом управляет человек – и не видишь, как управляет, и кажется:

– Оно само летит!..

Но Уточкин показывает, что это «нечто летящее в воздухе» – ничто без него.

Все время приходится бороться с ветром, и наконец, кажется, на шестом круге ветер осиливает, и быстро мчащийся аэроплан бросает на высокий столб, против середины трибун. Многие из публики заметили опасность: еще несколько секунд – полет кончен, аппарат – вдребезги.

– Наносит на столб!..

– Сейчас разобьется!

И тут исчезает у зрителей летящее чудо и вырастает душа этого чуда: человек, управляющий полетом. И в самый опасный момент Уточкин делает движение рукой. Прекращается шум. Летящий предмет на секунду останавливается в воздухе:

– Сейчас упадет!

Но еще движение рукой, снова шумит мотор, который на секунду остановил Уточкин на полном полете, и направление меняется.

Аэроплан делает движение влево, мимо столба, и поднимается кверху.

Уточкин смотрит на публику.

– Ничего! Летим дальше...

И снова взмывает выше, и снова делает круг. И впечатление еще сильнее: он прямо летит над зрителями на высоте крыши трибуны, и от членской беседки снова несется влево... Он, наверно, слышит несмолкаемые аплодисменты и крики одобрения и удивления...

Еще два круга – всего 9 – описывает аэроплан и опускается плавно и тихо на траву ипподрома.

Уточкин выходит под гром аплодисментов перед трибуной.

Чествуют победителя над воздухом. Русского, московского спортсмена – что еще дороже Москве.

* * *

На зеленой траве круга стоит большой балаган на колесах с несколькими навесами из парусины. И будет стоять до тех пор, пока не придет человек и не заставит его полететь по воздуху».

Благодаря тому обстоятельству, что развитие авиации в России было принято под «Высочайшее покровительство», в конце того же мая 1910 года в Москве было создано Общество воздухоплавания. Его учредительное собрание состоялось в Английском клубе и было открыто речью профессора Н. Е. Жуковского. Председателем общества был избран генерал П. А. Плеве, а его помощниками Н. К. фон Мекк и В. П. Рябушинский.

Летом 1910 года на Ходынском поле началось создание первого московского аэродрома. В августе неутомимый пропагандист авиации С. И. Уточкин организовал строительство трибун на три тысячи зрителей для «воздушного митинга».

В московских газетах появилась постоянная рубрика «На аэродроме». Из нее можно было узнать новости о самых последних достижениях московских авиаторов – например, такие: «Закончен ремонт аэропланов Блерио и Дукс № 1. Вскоре прибудут Блерио, заказанные для Россинского и Телье, а также купленный полк. Колонтаевым. На фабрике Дукс идет сборка второго аэроплана. Любители заказали себе Блерио и Фарман».

Подъемом флага, состоявшимся 3 октября 1910 года, Общество воздухоплавания известило мир, что в Москве появился аэродром. В том же месяце на нем с не меньшим успехом, чем Уточкин, продемонстрировал полеты первый в России дипломированный военный летчик М. Н. Ефимов. В последний день гастролей он продал свой «Блерио» московскому миллионеру В. В. Прохорову.

Посчитав, что управлять аэропланом дело не хитрое, Прохоров решил немедленно подняться в воздух. Но едва он поднялся метров на десять, порывы сильного ветра заставили его тут же приземлиться, причем произошла поломка винта. На следующий день миллионер снова ринулся покорять небо, однако уже через минуту врезался в землю. Он отделался ушибами, а вот машина превратилась в груду обломков. Тем не менее энтузиазм его не угас, и Прохоров заявил, что все равно будет летать и для обучения отправится во Францию.

Надо признать, что слово свое он сдержал. Впоследствии его успехи в полетах послужили даже источником первоапрельской мистификации: одна из газет сообщила, что «спортсмен-миллионер П. из своей подмосковной прилетел в театр на аэроплане».

Следом за Ефимовым демонстрировал публике свой «Фарман» И. М. Заикин – в прошлом популярный борец. Правда, в первый день очевидцами его пилотажа были только «даровые» зрители, а вот трибуны оказались пусты. По какому-то недосмотру чиновников, на Театральной и Страстной площадях, а также возле Красных Ворот были вывешены синие флаги, предупреждавшие публику об отмене полетов.