Арабская поэзия средних веков - Аль-Мухальхиль

«На волю отпущу…»

На волю отпущу, поймав блоху, затем,Что воля — лучший дар, чем нищему дирхем.

Как чернокожему из Кинда{286}, что в короне,Так этой черненькой, что на моей ладони,

Мила земная жизнь: и у нее однаДуша — не более горчичного зерна.

«Вино для них светильники зажгло…»

Вино для них светильники зажгло.Что им копье, уздечка и седло!

Они встают с постелей в поздний час.Вино блестит, как петушиный глаз{287},

Под кожей пальцев их, как муравьи,Ползет — и разбегается в крови,

Освобождает разум от заботИ горести нежданные несет.

Пьют — и судьбы не ведают своей,Лишившей их дворцов и крепостей.

И благородства первую ступеньПреодолеть не потрудилась лень.

А жизнь моя проходит, как в аду,И от нее подарков я не жду.

Одна теперь надежда у меняНа господина звездного огня.

«Он юлит и желает успеха во всём…»

Он юлит и желает успеха во всём.Было б лучше тебе повстречаться со львом!

Обманули тебя: ничего, кроме зла,Эта дружба коварная не принесла.

Если ты не бежишь от людей, почемуПри тебе ни лисицы, ни волка в дому?

Не теряй головы при нашествии бед.Ты преступней, чем твой многогрешный сосед

Ты встаешь на рассвете для мерзостных дел,Хоть немало в ночи совершить их успел.

Море зла на погибель нам сотворено:Умирая от жажды, уходишь на дно.

«Я не спугнул ее…»

{288}

Я не спугнул ее, но птица улетела,И я доверился крылам ее всецело.

Мне проповедники разнообразных верИ толкователи с их бредом — не в пример.

«Плоть — в землю, а душа — куда спешит из плоти?»У них на свой вопрос ответа не найдете.

Когда наступит срок, хотим иль не хотим,Душа, полна грехов, пойдет путем своим.

Избрали бы грехи другую оболочку —Судья простил бы их и нам не ставил в строчку.

«Ты болен разумом и верой…»

Ты болен разумом и верой.Приди за словом,И тело снова станет сильнымИ дух здоровым.Не убивай того, кто в мореНашел жилище,Четвероногих плоть живуюНе делай пищей.Красавиц молоком животныхПоить не надо:Чем обворованное вымяУтешит чадо?Не нападай врасплох на птицу,Не грабь крылатой:Насилье — тяжкий грех, которыйГрозит расплатой.Пчелиного не трогай меда:Из дола в долыЗа ним к цветам благоуханнымЛетали пчелы,И не затем даянья утраСлагали в соты,Чтоб мы благодарили сборщицЗа их щедроты.Слезами руки отмываю.Зачем же ране —До седины — не понимал яСвоих желаний?Ты разгадал ли, современник,Мой брат случайный,Оберегаемые мноюПростые тайны?О заблудившийся во мракеПодобно тени!Ты не спешил на светлый голосБлагих стремлений.Но проповедник заблужденийПришел — и сразуТы предал совесть, покорившисьЕго указу.Взгляни на собственную веру:В ее пустынеУвидишь мерзость лицемерьяИ срам гордыни.Прозрев, не окропляй булатаРосой багряной,Не заставляй врача склонятьсяНад свежей рапой.Пришелся бы и мне по нравуСлужитель бога,Когда б из твоего достаткаНе брал так много.По правде, тот хвалы достойней,Кто ранней раньюВстает и трудится до ночиЗа пропитанье.Не помышлял для благочестьяБежать в обитель,Среди людей, как бедный странник,Ходил Спаситель.Зарой меня, когда почуешьЗловонье тлена,Иль пусть зловонная схоронитМеня гиена.А кто свои страшится костиСмешать с костямиТот вживе сам — что кость сухаяВ могильной яме.Дурной обычай: мы приходимВ одежде чернойИ, с плакальщицами согласно,Скорбим притворноЯ накануне роковогоПереселеньяВрагу и другу отпускаюИх прегрешенья.Твоей хвалы не принимаю:И лучший воинПохвал моих за подвиг ратныйНе удостоен.Моя душа — верблюд надежныйВ краю песчаном,Еще по силам ей угнатьсяЗа караваном.Под тяжестью плиты могильнойБылую силуНе восстановит щедрый ливень,Омыв могилу.Была б вода живой водою,Тогда бы людиДрались из-за могил в болотах,Молясь о чуде.

«Удивляюсь тому, кто кричит…»

Удивляюсь тому, кто кричит: «Я не пью!» —И вином угощает подругу свою.

Отхлебнула немного — и навеселеВкось да вкривь побежала по ровной земле.

И до этого глупой была, но питьеСовершенно лишило рассудка ее,

Заикалась и прежде она за столом,А теперь мы ни слова ее не поймем.

«О, если б, жалкое покинув пепелище…»

О, если б, жалкое покинув пепелище,Беглянку-молодость найти в другом жилище!

Но нечего мне ждать! Уж разве прежней силыИсполнится Низар{289} и выйдет из могилы…

Исчезла молодость. Не я охрип в разлукеОт слез, и не мои ее хватают руки.

Так свертывает ночь румянец, как рабыни —Покровы алые на женской половине.

Земная жизнь — война. Мы тягостное бремяНесем, покуда нас не остановит время.

«Я одинок, и жизнь моя пустынна…»

Я одинок, и жизнь моя пустынна,И нет со мной ни ангела, ни джинна.

Сгубило время трепетных газелей,И лишь места их пастбищ уцелели.

Душе нельзя остаться беспорочной:Порочна плоть, ее сосуд непрочный.

Кто не избрал подруги в дни расцвета,Тот одинок и в старческие лета.

Я шел путем смиренья и печали,Я звал людей, но люди опоздали.

«Предвестия судьбы…»

Предвестия судьбы — обманутый судьбой —Читает звездочет на ощупь, как слепой.

Что за напрасный труд! До смысла этих строкИ написавший их добраться бы не мог.

За Пятикнижием{290} и Книгой христианПослом Создателя начертан был Коран.

И вера, говорят, еще одна придет{291}.Так мы бросаемся к заботам от забот.

Кто веру обновит? Где чистая вода —Награда за три дня лишений и труда?{292}

Но как бы ни было, никто нас не лишилВозможности следить за сменою светил.

В явлениях своих все те же ночь и день,И прежним чередом проходят свет и тень.

Все повторяется: рождение детейИ бегство стариков на волю из сетей.

Кляну, о злобный мир, обман коварный твой,Опутавший людей в пучине мировой!

Твержу бессмыслицу, и голос мой — что гром,А правду говорить придется шепотком…

«Нет на свете греха…»

Нет на свете греха. Что же мы осуждаем его?Право, было бы лучше свое упрекать естество.

Вот лоза, вот вино. Если ты от вина опьянел,Кто виновней из вас: винопийца? вино? винодел?

«На погребальные носилки…»