Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв

на лезущих из болота граззгов, его застрельщики сменили пращи и пули на тяжёлые дротики, метя в пасть и глаза чудовищ. Стрелков поддержали воины Равхара. Они умело уклонялись от атак граззгов, подсекали им лапы огромными топорами и, облепив чудовище, точно муравьи хлебную корку, вырубали пластины брони, стремясь добраться до нежной плоти. Местные рассказывали, что на граззгов охотятся ради необычайно вкусного мяса, но, глядя на бронированную кучу грязи, Энеклу совсем не хотелось попробовать.

Мидонийские ополченцы и каннаарские беженцы на левом фланге столкнулись с толпами дикарей, валящими из леса и всё смешалось в кровавую кашу. Вместе с малорослыми дикарями в атаку бежали... Эйленос Справедливый, великаны! В полтора, а то и два, человеческих роста, голокожие, мускулистые, с головами, точно высеченными из цельного валуна неумелым скульптором. Стволы цельных деревьев, сжатые в огромных руках, заменяли этим чудищам дубины, а на спине у каждого сидело по два-три ти-ю, стреляющих из примитивных луков, либо плюющих отравленными иглами из украшенных разноцветными перьями трубок.

Возглавляемые Энеклом, гоплиты пробились к развалинам, где сопротивление дикарей было особенно яростным. Бой кипел уже на самых ступенях, стёртых бесчисленными столетиями. Ти-ю лезли из нескольких ходов, ведущих вглубь древнего сооружения, видно там был какой-то лаз, который, осматривая развалины, попросту проморгали. Гоплиты обрушили остаток стены в один из таких ходов, завалив его почти целиком. Надо завалить и остальные. Поплевав на руки, эйнемы принялись за тяжёлую и кровавую работу.

Вслед за граззгами полезли двуногие болотные ящеры набатулы, каждый с десятком ти-ю на спине. Лучники-дикари накрыли застрельщиков Бадгу плотным градом отравленных игл и стрел, но и те в долгу не остались, то и дело кто-то из дикарей скатывался с гладкой спины чудовища. Гуты расправлялись с тварями не менее ловко, чем с предыдущими, запутывая столбообразные ноги длинными верёвками и добивая лежачих, но эти звери были ловчее граззгов, и немало бородачей с топорами пало от их острых зубов и могучих лап.

– Зиррак! – раздался чей-то истошный крик, и на ряды мидонян с высоких древесных крон бросились очередные порождения ночных кошмаров: то ли ящеры, то ли птицы, с перепончатыми крыльями, покрытыми редкими перьями, и длинными чешуйчатыми пастями, полными кинжально-острых зубов. По счастью, тварей было всего около десятка. Застрельщики, охотники из каннаарцев и лучники-наиритяне встретили летучих чудовищ стрелами и дротиками. Двоих сбили, но другие всё же вырвали бойцов из строя и утащили в лес.

Энекловы гоплиты наглухо завалили проходы в развалинах выломанными прямо из древних стен камнями, окончательно довершив ту работу, что за многие столетия не смогли сделать дожди и ветра. Диоклет, наверное, назвал бы это варварством, но Энеклу сейчас было не до загадок прошлого. Не давая своим людям отдохнуть после тяжкого труда, скорее приличного каменщику, чем воину, он выстроил их в боевой порядок и повёл на помощь мидонянам.

Появление гоплитов переломило ход битвы. При виде грозной стены щитов ополченцы взбодрились и ринулись в бой с новым рвением. Слаженно работая копьями и щитами, эйнемы отбрасывали дикарей, точно скала волны, а прорвавшихся великанов забрасывали дротиками застрельщики. Одно из таких чудищ бросилось на Энекла, размахивая огромной дубиной. Лохаг увернулся и ткнул копьём туда, где у мужчины обыкновенно располагается наиболее драгоценная часть тела. Оказалось, что мужское естество у этих тварей всё-таки имеется: с диким трубным рёвом, великан свалился наземь, хватаясь за промежность, точно забияка, получивший по фасолинам в кабацкой драке, и сразу дюжина воинов набросилась на поверженного, коля, рубя, забивая дубинами. Одного из пробегавших мимо каннаарцев Энекл поймал за длинную полу кафтана.

– Где Ансар?! – спросил он.

– Нет Ансара, – отмахнулся каннаарец, совершенно ошалевший от происходящего. – Зиррак утащил!

Энекл зло выругался.

У болота бой кипел своим чередом. Весь берег был завален изрубленными и утыканными дротиками тушами чудищ. Последнего набатула сразил сам гутийский военачальник Равхар, поднырнув между столбообразных ног и разрубив мягкое подбрюшье. Весь в чёрной крови, он спешно выскочил из-под чудовища, но ящер, подыхая, всё же сомкнул челюсти на бедре своего убийцы. Равхар свалился навзничь, и его воины разразились горестным стоном. Несколько гутов остались возле поверженного командира, прочие же, под началом Бадгу, бросились на помощь Энеклу.

Только теперь Энекл окончательно уверовал в победу. Плотный град дротиков обрушился на набегающих дикарей, гутийские топоры жадно врубались в плоть великанов, эйнемские копья сражали одного врага за другим и те начинали поддаваться. Угасал безумный зелёный блеск в глазах, движения становились неуверенными, сперва один, потом другой, а за ними сразу несколько ти-ю бросились бежать в направлении леса. Ещё немного нажать, и конец... И тут Энекл впервые увидел некроманта.

Стройная фигура в чёрной мантии и тёмно-синем тюрбане появилась на краю леса, точно сгустившись из воздуха. Тонкая рука в чёрной перчатке изящным, но сильным движением всадила в грязь эбеновый посох с сапфировым навершием, а дальше началось невообразимое.

Глаза дикарей снова вспыхнули огнём, на этот раз красным, и они ринулись в бой – без привычных криков и визгов, храня полное молчание, и это были совсем не те люди, с которыми царское войско сражалось только что. Казалось, кто-то выдернул из тел жалких дикарей их собственные души и вложил на освободившееся место чужие сознание и разум. Каждый из них, в мгновение ока, превратился в испытанного воина, мастера оружия, прошедшего сотни кровавых битв. Дубины с острыми камнями по краям, короткие копья с каменными наконечниками и прочие жалкие поделки стали опасными и гибельными в их руках. Стрелы и отравленные иглы, прежде летевшие беспорядочно, обрушивались на мидонийские ряды слаженными залпами. Опешившие и растерянные, царские воины падали один за другим, их строй начал подаваться назад.

Прогудел уже знакомый трубный вой, и из леса на защитников лагеря бросились люди в чёрной одежде, чёрных тюрбанах и закрывающих лицо платках, с небольшими круглыми щитами и длинными, изогнутыми к острию мечами. Их было немного, но воинами они оказались отменными. Чёрные врубились в строй мидонян, словно топор в мягкую иву. Над полем битвы пронёсся стон ужаса, царское войско заколебалось и дрогнуло. Они ещё держались, зная, что в этом гиблом краю нет спасения в бегстве, но скоро страх заглушит голос разума, и сперва один, за ним другой ринется прочь, куда угодно, лишь бы подальше от окровавленных вражеских клинков. Тогда и наступит конец.

Выскочив из боя, чтобы оценить положение со стороны и понять, что же всё-таки, ради Эйленоса, делать, Энекл наткнулся на Бадгу. По своему обыкновению, уперев руку в бок, начальник