Горняк. Венок Майклу Удомо - Питер Абрахамс

— Уехал в тот самый день, когда мы с ним вернулись. Сел на пароход и уехал, не сказав никому ни слова. Оставил записку. — Удомо встал и пошел к двери.

На пороге появились Мэби и Эдибхой.

Когда прошла первая радость встречи, друзья расселись поудобнее и стали вспоминать Лондон, свою молодость, мечты. Им почти удалось перенестись в ту далекую пору, когда их дружба не была омрачена ничем. Теперь на эту дружбу легли темные тени, и они с деланной небрежностью старались обходить острые углы. Никто ни разу не упомянул имя Лоис и Тома Лэнвуда. И все-таки прежнего искреннего веселья не было.

Тогда они были молоды. Они мечтали о том, что завоюют весь мир, со счастливым безрассудством строили смелые планы. Теперь у троих из них в руках власть. Они несут на своих плечах тяжесть управления государством. И это иногда проскальзывало в их разговоре.

Мхенди думал: «Да, все они изменились, даже Мэби. Только я остался прежним. И теперь у них со мной гораздо больше общего. Но они уже завоевали власть. Они думают о том, как строить, как созидать. А я по-прежнему думаю о разрушении. В этом вся разница между нами».

От этих мыслей Мхенди стало грустно. Мэби, почувствовав настроение друга, подсел к нему. И у Мхенди отлегло от сердца. Ничего не поделаешь. Таковы правила игры, именуемой жизнью. Человек не выбирает себе родины. Человека создает земля, где он родился, среда, в которую он попал, цвет кожи. Всего этого он не выбирает. Его мнения не спрашивают. Человек — пленник. И судить о том, хорош он или плох, следует по его поступкам, по его отношению к людям.

Поздно вечером слуга накрыл на стол. Они съели кур, присланных Селиной, и выпили две бутылки шампанского, специально припасенных для этого случая Удомо. Затем перебрались на веранду, затянутую металлической сеткой, и слушали в темноте звон цикад. Они забыли на время свои расхождения, с нежностью вспоминая далекие, счастливые дни, когда они вместе мечтали о будущем. И поскольку память обладает способностью вводить в заблуждение, убаюкивать, откровенно лгать, она рисовала им картины несравненно более прекрасные, неизмеримо более возвышенные, чем породившая их действительность.

Они расстались, когда полная желтая луна стояла прямо над головой и тишина окутывала землю. Они расстались, унося в сердцах теплое чувство, какое возникает только у близких друзей, без слов понимающих друг друга.

Оставшись один, Удомо быстрыми шагами подошел к телефону и поднял трубку. Глаза его наполнились слезами.

— Мистера Ван Линтона, пожалуйста, — резко сказал он. Голос его звучал напряженно и холодно. А слезы лились и лились по щекам.

6

Лучи утреннего солнца уже просачивались сквозь листву, когда отряд Мхенди подошел к лагерю на краю джунглей. Джозеф и Мария стали распаковывать припасы. Мхенди вошел в свою палатку.

Кто-то в их отсутствие побывал здесь, оставил записку и пачку плюральских газет. В записке говорилось:

«Выходить опасно. Кругом солдаты и полицейские. Они повсюду, но ведут себя тихо. Никуда не выходите, пока кто-нибудь не придет за вами. Враги притаились — это опасный признак, поэтому, пожалуйста, не выходите из лагеря».

Мхенди позвал Джозефа и Марию и показал им записку.

— Значит, сегодня вы не пойдете? — спросил Джозеф.

— Нет, — ответил он. — Буду ждать, пока кто-нибудь не придет. А раз так, вам не надо охранять Марию.

Джозеф молчал в нерешительности. Мхенди понял о чем он думает. Джозефу хотелось скорее покинуть темные джунгли. Но чувство долга удерживало его.

— Вы считаете… — начал он.

— Да, — с улыбкой сказала Мария. — Возвращайтесь домой. Мы пробудем вдвоем этот день и эту ночь. Кто знает, когда нам еще удастся быть вместе.

Джозеф кивнул.

— Только сначала мы все устроим, приготовим топлива на несколько дней. Натаскаем воды.

— Ведь идти-то вам, а не нам, — запротестовал Мхенди.

— Мы молодые и здоровые, — сказал Джозеф. — И мы хотим, чтобы вам было хорошо.

В сердце Мхенди поднялось теплое чувство к этому силачу, преданному и благородному. Он благодарно сжал мускулистую руку Джозефа.

У Джозефа подозрительно заблестели глаза, и он пробормотал охрипшим голосом:

— Ну, я пойду займусь делами.

— Как ты умеешь привлекать сердца, — прошептала Мария.

— Они такие славные ребята. Я горжусь ими.

— Ты очень добр к людям, — сказала Мария. — За то я и полюбила тебя.

Он обнял ее.

— А может, тебе лучше вернуться, дитя мое?

Она отстранилась от него и упрямо вздернула подбородок.

— Опять ты за свое. Я ведь тысячу раз говорила, что не оставлю тебя.

Он дотронулся губами до ее лба.

— Ну, ладно… Мне так хорошо с тобой, и все же…

— Молчи!

Он вздохнул, потом улыбнулся. О, женская любовь. Как она согревает нас…

Отряд Джозефа отправился в обратный путь сразу после завтрака. Прежде чем углубиться в чащу, они остановились и помахали Мхенди с Марией. Потом не знающие солнца джунгли поглотили их.

— Идем! — сказала Мария. — Я знаю, ты любишь выпить кофе после завтрака. Я сварю тебе.

Мхенди пошел за ней, чувству я себя немного глупо из-за автомата, который держал в руках. Джозеф оставил ему автомат со строгим наказом не выпускать из рук. Мария сварила кофе. Пока он пил, она сидела рядом, разглядывая снимки в плюральских газетах.

— Как тихо, — сказал он. Его голос гулко прозвучал под высоким зеленым сводом.

— Это потому, что мы одни, — ответила Мария. — Мне нравится. А тебе?

— И мне.

Немного погодя она сказала ему:

— Ляг. Я хочу, чтобы ты поспал. Пойди в палатку.

— А ты?

— И я посплю. Иди.

— Здесь прохладней, — сказал он. — В палатке нечем дышать.

— Тогда положи голову мне на колени и спи.

Он повиновался. Она опустила руку ему на лоб. Рука была прохладной. Он закрыл глаза. «Какое чудо — человеческие руки, — думал он, — руки, выполняющие самые сложные работы, нежные, прохладные, ласкающие, руки, прогоняющие боль». Он открыл глаза, взял ее руку и стал рассматривать. Узкая черная кисть с длинными тонкими пальцами — словно нечто одушевленное. Как жаль, что у него никогда не было времени для того, чтобы больше читать, больше развлекаться, больше слушать музыку, больше шутить и смеяться — для всего того, что делает жизнь полнее и богаче…

Он снова закрыл глаза, и снова прохладная узкая ладонь легла на его лоб.

— Знаешь что? — задумчиво сказал он.

— Что? — прошептала она.

— Как жаль, что я не успел подружиться с твоим сыном. Приезжаю я всегда поздно, а на рассвете уезжаю опять. А теперь и тебя увез.

— Ты еще успеешь подружиться с ним, — сказала она. — Впереди много времени.

— Как ты думаешь, он полюбит меня?

— Он уже сейчас называет тебя отцом.

— Это чтобы сделать тебе приятное.

— Нет, Мхенди. Он полюбил тебя, потому что ты добрый.

— Ты знаешь, что у меня есть дети?

— Я буду им матерью, а ты будешь отцом моему сыну.

— Я так и не повидал их. Это было опасно. Дети могут нечаянно навести врагов на след. Ведь враги коварны. Я много лет не видел их.

— Почему они такие?

— Кто? Белые?

— Да. Они родятся злыми?

— Нет, дитя мое… Они такие же люди, как и мы. Среди них есть добрые и злые, как и среди нас. Они ведут себя так потому, что боятся. Страх породил в их сердцах злобу…

— Оставим их. Спи, мы еще обо всем поговорим.

Легкие, прохладные пальцы коснулись его виска.

Тишина все нарастала, и наконец он перестал замечать ее…

Мхенди открыл глаза. Ему казалось, что прошло мгновение, но на землю уже спустились сумерки.

— Я спал?

— Да.

— Долго? — Он сел и осмотрелся по сторонам.

— Долго.

— А ты?..

— Я тоже вздремнула.

— Вот так — сидя?

— Вот так — сидя.

— Какая ты!

Она рассмеялась.

Он встал и помог ей подняться.

— Солнце, наверное, уже село, — сказал он. — Пойдем посмотрим. Я люблю смотреть на небо, пока совсем не стемнеет. Идем!

— Не забудь автомат, — напомнила она.

Он смущенно улыбнулся и взял автомат.

— Идем.

Они пошли к опушке.

— Пока ты спал, я слушала тишину, — сказала она.

Он взял ее за руку.

— Тебе не было страшно?

— Ты ведь был со мной даже во сне.

— Я вовсе не такой уж храбрый, Мария.

Она искоса взглянула на него. Потом нежно и понимающе улыбнулась.

— Ты мой муж, — сказала она, сжав его руку.

Они подошли к прогалине и пошли дальше более осторожно. Вокруг никаких признаков жизни. Ни человека, ни зверя до самого холма, за которым находилась первая плюральская деревня. Солнце только что село, и небо все еще было ярко расцвечено его лучами, озарявшими весь мир, кроме мира джунглей.