Ученик архитектора - Элиф Шафак

В назначенный день Джахан встретился с Санчей, которая по-прежнему жила в доме Синана. Впервые за все время их долгого знакомства он увидел ее в женской одежде – в платье с фижмами и кринолином из китового уса, почти такого же зеленого оттенка, как и ее глаза. Волосы, все еще короткие, скрывал головной убор, подобный тем, что носят дамы в землях франков.

– Не смотри на меня так, – попросила она, зардевшись под его пристальным взглядом. – Я чувствую себя смешной и уродливой.

– Но почему? – удивился Джахан.

– Я слишком стара, чтобы носить красивые платья.

Джахан, любуясь порозовевшими щеками Санчи, не отказал себе в удовольствии немного подразнить ее:

– Хорошо, что каменщики на стройке не знали, какая красавица трудится с ними бок о бок. Наверняка они бросили бы работу и стали сочинять любовные стихи в твою честь. Не спрячь ты свою красоту под мужской одеждой, мы не возвели бы ни единого здания.

Санча засмеялась и опустила глаза. Пальцы ее беспокойно перебирали складки платья.

– В этом одеянии ужасно неудобно ходить, – пожаловалась она. – Шнуровка такая тугая, что я едва дышу. И как только бедные женщины постоянно терпят подобные страдания?

– Ты скоро привыкнешь к дамским нарядам, – возразил Джахан.

– Сейчас мне кажется, что на это уйдут годы. Эти платья меня уморят. – Губы Санчи тронула мимолетная улыбка. – Жаль, что учитель не видел меня такой, – добавила она со вздохом.

За окном сияло небо, голубое и чистое, как зеркало. По улице проехала повозка, груженная клетками, в которых сидели охотничьи соколы в колпачках, закрывающих им глаза. Джахан засмотрелся на птиц и не сразу заметил, что Санча плачет. Мужчина, который на самом деле был женщиной; немой, наделенный даром речи; наложница и ученик архитектора в одном лице – она провела всю жизнь во лжи, впрочем, так же как и он сам.

– О чем же ты горюешь? – ласково спросил Джахан. – Я думал, что, получив свободу, ты будешь на седьмом небе от счастья.

– Так оно и есть, – улыбнулась сквозь слезы Санча. – Только… Здесь останется его могила. Здесь останутся все дома и мечети, которые мы построили вместе. Он сделал для этого города больше, чем любой султан.

– Учителя больше нет, – покачал головой Джахан. – С этим надо смириться. Но покинуть этот город вовсе не означает покинуть Синана.

Санча молчала, погруженная в собственные мысли.

– Как ты думаешь, учитель меня любил? – спросила она, поднимая глаза.

– Да… любил, а как же иначе… – ответил Джахан с запинкой. – Не люби он тебя, разве сделал бы своим учеником… ученицей? А ведь учитель подвергал себя немалому риску. Узнай кто-нибудь правду о тебе, Синан не избежал бы неприятностей.

– Да, это правда, учитель и впрямь подвергал себя риску из-за меня, – не без гордости повторила Санча. – Но он никогда не любил меня. По крайней мере, той любовью, какой любила его я.

Джахан не ответил. Впрочем, его собеседница и не ожидала ответа.

– Я слыхала, что в гавани стоит венецианский корабль, который через две недели отправится в плавание, – сказала она.

Джахан кивнул. Проходя поблизости от порта, он видел мачты этого корабля, возвышающиеся над крышами домов и верхушками деревьев.

– Ты поплывешь на этом корабле. Я обо всем договорюсь, – пообещал он.

– Буду тебе очень признательна, – сказала Санча, и ресницы ее дрогнули. – Поедем со мной, – неожиданно предложила она. – Все равно с этим городом тебя больше ничего не связывает.

Джахан был потрясен, услыхав эти слова. Санча словно бы прочла его тайные мысли. Однако он отнюдь не был уверен, что ее предложение стоит принимать всерьез. А она продолжала его уговаривать:

– Мы станем вместе строить дома для испанских вельмож. Не сомневаюсь, мы не будем испытывать нужды в заказах и сумеем найти себе богатых покровителей. А еще мы будем поддерживать друг друга.

Джахан смотрел на ее лицо, знакомое до последней черточки и в то же время преобразившееся до неузнаваемости, и сердце его сжималось. Ему тоже не хотелось расставаться с Санчей, и он чувствовал, что готов провести остаток жизни рядом с этой женщиной. Их многое связывает: память об учителе, общее ремесло. То, что между ними нет любви, не помешает им служить поддержкой и утешением друг другу. Жить без любви даже проще, ибо любовь неотделима от боли и страданий.

– Будь я помоложе, мы могли бы иметь детей, – произнесла Санча медленно, точно взвешивая каждое слово.

Сам того не желая, Джахан расплылся в улыбке и подхватил:

– Да, и у наших дочерей были бы зеленые глаза, такие как у тебя. И они были бы такими же храбрыми.

– А наши сыновья были бы такими же добрыми, как ты. И такими же любознательными.

– Все это очень заманчиво, но как быть с Чотой? – спохватился Джахан.

– Чота уже совсем старый. Ему хорошо в придворном зверинце. О нем там позаботятся. А нам с тобой нужно продолжать строить дома.

«Мудрость не изливается с небес, но прорастает из земли, с трудом пробивая себе путь», – вспомнились Джахану слова учителя.

– Мы должны строить храмы, – продолжала Санча. – Храмы, которые будут напоминать людям о Боге. О том, что Бог призывает живущих на земле не к злобе и мести, а к любви и милосердию.

Джахан опустил голову на руки и закрыл глаза.

– Мне страшно ехать одной, – донесся до него голос Санчи. – Прошло столько лет с тех пор, как меня оторвали от родной земли. Вернувшись, я буду чувствовать себя там чужой.

– Ты скоро освоишься, – попытался успокоить ее Джахан.

– Освоюсь, если рядом будешь ты. Так что ты решил?

В это мгновение Джахан осознал, что человеческая жизнь – это череда неосуществленных возможностей. Бог постоянно ставит человека перед выбором, открывая перед ним пути, которыми тот не может воспользоваться. Никогда прежде он не испытывал к Санче столь горячего сочувствия, как сейчас, в тот самый момент, когда ему придется разбить ее надежды. Она обо всем догадалась по выражению его лица. Глаза женщины потемнели от боли, но она удержалась от слез. Плакать она могла лишь по учителю, по единственной своей любви.

– Обещай, что никогда меня не забудешь, – пробормотал Джахан.

– Я буду помнить тебя до последнего вздоха, – произнесла Санча, и голос бедняжки слегка дрогнул, выдавая горечь охватившего ее разочарования.

* * *

Примерно через неделю венецианское судно, трехмачтовая каррака с закругленной кормой, было готово к отплытию. В последнее время венецианские купцы утратили свое привилегированное положение в Стамбуле, уступив его французским, голландским и английским торговцам. Капитан, разумеется, был недоволен этим обстоятельством. Лицо его столь явственно выражало досаду, словно ему невыносимо жали башмаки. Впрочем, суета, связанная с отплытием, не позволяла капитану предаваться мрачным раздумьям. Матросы, загружавшие в трюм бочки, беспрестанно сновали туда-сюда, громко перекрикиваясь и топая по дощатой палубе. Пассажиры ожидали у трапа, когда им будет дозволено подняться на борт. Среди них были священники-иезуиты, католические монахини, путешественники и даже английский аристократ, которого сопровождало несколько слуг. Всем этим людям предстояло совершить длительное морское путешествие в обществе грубых, неотесанных матросов.

Джахан, защищая ладонью глаза от солнца, оглядывался по сторонам. Санчи нигде не было видно. Он уже начал думать, что она отказалась от своего намерения. Возможно, проснувшись утром, она вдруг поняла, что далекая страна, где прошло ее детство, недостижима, как сон, не имеющий ничего общего с реальностью. Но тут Джахан увидел Санчу. Она шла, понурив голову, а длинная тень женщины ползла рядом, словно цепляясь за землю, которую ей предстояло покинуть.

К удивлению Джахана, Санча вновь была в мужской одежде.

– Мне так больше нравится, – сказала она, встретив его недоуменный взгляд.

– Где твои вещи? – спросил Джахан, заметив, что рядом нет ни одного носильщика с багажом, и она указала на небольшой заплечный мешок, лежавший у ее ног. – А как же твои наряды? Подарки Кайры?

– Я все раздала бедным. Только, пожалуйста, не говори ей. Вот все, что мне захотелось взять с собой.

Санча развязала мешок, в котором лежали резная шкатулка, сделанная для нее Синаном, несколько свитков и ожерелье из самоцветов.

– Мои чертежи и подарки учителя, – пояснила она. – Больше мне ничего не надо.

В молчании они подошли к трапу.

– Я не успела проститься с Давудом, – сказала Санча. – Передай ему мои наилучшие пожелания. До сих пор не могу поверить, что он стал главным придворным строителем. Поздравь его от меня.

– Да, непременно, – кивнул Джахан.

По правде говоря, он сам до сих пор не смог заставить себя поздравить Давуда. Встречаться с прежним товарищем у него не было ни малейшего желания.

Набрав в легкие побольше воздуха, он произнес:

– Будь осторожна. Никто на корабле не должен догадаться, что ты женщина. Иначе…