Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

Ягода был хорошо знаком с Горьким: в июне 1929-го организовал его поездку в Соловецкие лагеря особого назначения, где они насыщенно провели время. Затем находились в плотной переписке – вплоть до того, что Горький отправлял Ягоде копии своих писем Ромену Роллану, как бы вводя в курс интеллектуальных споров. Ягода вырос в Нижнем, и в письмах Горький называл его «мой дорогой землячок».

Содержание разговора и обстоятельства встречи Шолохова с Ягодой неизвестны, но предположить возможно.

Шолохов рассказал, что творится на Дону, Ягода что-то записал, что-то запомнил.

Выпили чаю – или, допустимо, чего-то покрепче.

В процессе разговора Ягода, усмехаясь, скажет Шолохову:

– Миша! А всё-таки вы – контрик! Ваш «Тихий Дон» ближе белым, чем нам!

Шолохов спокойно ответит:

– Нет. Я пишу правду. Моя книга беспощадна и к самому казачеству.

Ягода смерит дерзкого казака чуть насмешливым взглядом и спорить не станет.

Назвав собеседника «Мишей», но при этом жёстко оценив его роман, Ягода как бы сообщал несколько вещей сразу. Товарищ Сталин, судя по всему, доверяет тебе. Он направил меня заниматься разбором твоего письма, подобных которому ни один советский писатель Сталину не пишет. Но я своё мнение о тебе сложил и скрывать его не собираюсь. Так что, если будешь мне врать и пытаться водить партию за нос, я всё пойму и в случае необходимости приму меры.

Шолохова, впрочем, никакими явными или скрытыми намёками было на напугать. Он попросит у партии немедленной помощи для исправления ситуации на Верхнем Дону.

Помощь обеспечат.

Шолохову предложат писать о самых болезненных вещах, происходящих на Дону, в газету «Правда» – главный партийный печатный орган.

Это было, безусловно, сталинским решением: больше демократии, товарищи.

* * *

В начале апреля Шолохов с Луговым снова объезжали окрестности, наблюдая за подготовкой посевной. Побывали на хуторах Варваринском и Верхне-Чирском, в Казанской, Мигулинской, Шумилинской станицах.

Вернувшись, Шолохов снова взялся за роман про Семёна Давыдова, одновременно готовя огромный очерк в «Правду». Первый вариант очерка газета отклонила: слишком жёстко. Текст переправили в крайком партии – принять меры. Там в очередной раз поняли: с этим Шолоховым ещё придётся натерпеться. До «Правды» добрался!

В конце апреля писатель совершил повторный объезд верхнедонских хуторов и станиц. На этот раз – с заведующим земельным отделом Вёшенского района Иваном Григорьевичем Шевченко. Тем самым, что на собрании, где рассматривали кандидатуру Шолохова для принятия в партию, сетовал: про рабочих мало пишете, товарищ писатель. Шолохов обиды не затаит и с этого Шевченко срисует секретаря райкома Ивана Нестеренко во второй книге «Поднятой целины».

В Москве тем временем состоялась долгожданная премьера «Тихого Дона». Московские кинотеатры «Уран», «Горн», «Унион» вывесили афиши. Москвичи поспешили за билетами: нашумевший роман донского писателя – на экране!

Немногие советские писатели успели тогда удостоиться экранизации. Однако успех вышедших в середине 1920-х фильмов «Аэлита» по Алексею Толстому и «Сорок первый» по Борису Лавренёву мог обещать и Шолохову новую волну интереса к роману.

Иной писатель бросил бы все дела и поспешил в Москву, но не он. На этот раз, впрочем, к счастью: фильм не приняли и тут же растоптали в прессе. Если бы экранизация вышла год назад, когда её смонтировали, – могла б случиться иная реакция. Но премьера состоялась в самый разгар коллективизации и борьбы с кулачеством. А тут – картины казачьей жизни и любовная драма в центре повествования.

Застрельщиком в критической атаке выступил, по сути, центральный орган советской кинематографии – Ассоциация работников революционной кинематографии. Идеологически руководство АРРК занимало крайне левые позиции и являлось в сфере кино своеобразным филиалом РАПП.

Ситуация сложилась своеобразная: в силу того, что Шолохов был членом РАПП и редакционного совета журнала «Октябрь», критика фильма его касалась лишь опосредованно, но адресовалась авторам фильма. Писателя же нарочито выводили из-под удара.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Руководитель фракции ВКП(б) в Ассоциации работников революционной кинематографии, ответственный секретарь правления АРРК, политредактор иностранных фильмов, заместитель председателя правления Общества друзей советской кинематографии (ОДСК), член бюро киносекции Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) Константин Юлианович Юков в издании «Пролетарское кино» (№ 10–11, 1931) раскладывал всё по полочкам: «Писатель активно творил, работал над своими героями. Авторы кинофильма пассивно воспринимали поступки героев, подхватывали лишь то, что понятно, созвучно, доходчиво до пассивного сознания пассивного читателя. И на этом творческом процессе, на этом отношении к литературному произведению сразу же вскрываются позиции авторов кинофильмы. Это позиции – ярко выраженные буржуазные позиции».

Автор явно нагнетал, подводя Преображенскую и Правова чуть ли не под статью, в то время как советские акценты в фильме были выставлены гораздо более настойчиво, чем у самого Шолохова.

В издании «Рабочий и театр» (1931, № 16) Эдгар Михайлович Арнольди гнул ту же линию, впрочем, несколько сокращая расстояние до Шолохова: «Здесь необходимо подчеркнуть доминирование сексуальности и физиологичности в художественном творчестве… Мы видим… установку, использующую одну сторону сюжета Шолохова, вместо должного исправления недочётов литературного произведения при экранизации».

«Всё, что было в материале “Тихого Дона” существенного и актуального, всё осталось за бортом фильмы, – резюмировал Арнольди и буквально добивал авторов: – Вся фильма от идеологического смысла до мельчайших стилевых приёмов работает на чуждого нам зрителя, а потому она должна быть признана враждебной, идущей вразрез с задачами, стоящими перед советской кинематографией, подлежащей разоблачению и осуждению».

«Тихий Дон» был снят с экрана.

В конце мая прошёл диспут по фильму, резолюцию которого опубликовало издание «Кино» (1931, 12 июня): «Картина является ненужной и социально вредной. Хорошая игра актёров и хорошая операторская работа делает картину приятной и эстетически вуалирует её вредность и поэтому делает опасной для дальнейшей демонстрации».

Режиссёров Правова и Преображенскую исключили из рядов Ассоциации революционных работников кинематографии. 25 июня «Литературная газета» отчиталась: «Общее собрание АРРК целиком присоединилось к решению секретариата об исключении из рядов АРРК кинорежиссёров Правова и Преображенскую. Общее собрание считает, что своей работой над фильмом “Тихий Дон” и нежеланием по-настоящему признать свои ошибки в этой работе тт. Правов и Преображенская поставили себя вне рядов организации работников революционной кинематографии».

Как ждала Цесарская этот фильм! Как сильно поднялись бы её ставки в кино! И такое фиаско. А молодой артист Абрикосов? У него забеременела жена, и они вместе решили: если родится сын, назовут Григорием, если родится дочь – Аксиньей. Абрикосов воспринимал этот фильм как входной билет в мир кинематографа…

Ощущения у Шолохова были тревожные. Судьба двух, имевших имя и славу режиссёров, разом отлучённых от профессии, заставляла задуматься: а если завтра по нему дадут негласную команду – тогда что? Вся эта оголтелая свора вцепится в него, и прощай, Григорий, прощай, Аксинья, – так и не удастся досказать вашу горькую жизнь.

* * *

25 мая в «Правде» вышел очерк Шолохова «По правобережью Дона». Старательно, хоть и чуть тяжеловесно сделанный: сразу было видно, что пишет сильнейший прозаик – автор «Донских рассказов» и «Тихого Дона».

«…становилось страшно за машину, когда, нарвавшись на клёклую, столетиями уплотнённую землю, трактор глухо и злобно рычал и, будучи не в силах разодрать лемехами плугов слежавшуюся грудину степи, становился как лошадь на дыбы; рёв мотора достигал всё большего напряжения и звучал непотаённой и ярой угрозой. Казалось, что опутанная жилистой сеткой травяных корневищ земля не пустит дальше плуга. Но ещё какой-то толчок напряжения, и трактор медленно опускался, туго двигался вперёд, и на сторону, как сражённые насмерть, тихо отваливались серебристо-глянцевитые пласты земли, кровоточа белой кровью перерезанных корневищ ковыля и разнотравья».