Театр эллинского искусства - Александр Викторович Степанов

мертвого Ахилла, изображенного Клитием. Еще не отросшие волосы уложены плотными локонами. Высокий крутой лоб, глубокая переносица, тонкий горбатый нос, борода, лишь немного обостряющая подбородок, — это немолодое лицо мы сразу выделили бы среди других героев Троянской войны. К катафалку прислонен гоплон с занимающим всю его поверхность Горгонейоном. Рядом поставлен лицом к нам коринфский шлем, из темных прорезей которого глядят, навевая ужас, глаза героя. Чтобы гребень в таком ракурсе не превратился в вертикальную черту, он симметрии ради показан дважды — слева и справа, из‐за чего шлем Ахилла понравился бы тевтонским рыцарям. Фетида оплакивает Ахилла вместе с девятью сестрами. Склонила голову, обняла шею сына. Длинные черные космы перечеркивают ее лицо. Внешний уголок широко раскрытого глаза опущен, а линия рта, напротив, приподнята. Беспомощное горестное недоумение. Крутой лоб и нос с горбинкой — черты, выделяющие Фетиду среди Нереид, — мы видим и у Ахилла. Их сходством обострен контраст между мертвым и живым.

Самым востребованным Ахиллесовым сюжетом в эллинском искусстве оказался, как ни странно, не ратный подвиг, а игра Ахилла с Аяксом Теламонидом. Этот сюжет придумал Эксекий или заказчик большой ватиканской амфоры, созданной Эксекием между 540 и 530 годами до н. э. (ил. 252)[501]. На аверсе амфоры Ахилл, сидящий слева, и Эант справа склонились над игральной доской, легко касаясь ее кончиками пальцев изящных гибких рук. Фигуры, данные в чисто боковом ракурсе, в общем, симметричны. И тот, и другой, оставив позади «беотийские» щиты, опираются левой рукой на пару копий. Но одно различие сразу бросается в глаза: у Ахилла на голове — поднятый над лицом коринфский шлем с высоким гребнем, Эант же играет с непокрытой головой. Приглядевшись, видишь, что сиденье Ахилла выше, его торс тоже немного выше, чем у соперника, и наклонился он чуть сильнее, поэтому его силуэт энергичнее. Профили героев изящны: высокие лбы, большие, широко раскрытые миндалевидные глаза с огромными зрачками, деликатные носы, тонко очерченные губы. Но лицо Ахилла более вытянутое, нос длиннее, шея тоньше, и борода не такая солидная, как у Эанта, — стало быть, Ахилл моложе. С плеч на спины игроков спускаются плащи без складок, украшенные тончайшим узором из спиралей, розеток, свастик и меандров, так что ткань кажется твердым мерцающим кружевом, в котором выделяются вспышки восьмиконечных звезд. Богато орнаментированы и панцири, из-под которых выпущены короткие туники. Голени защищены поножами. Но что за спирали и дуги круглятся на обнаженных частях бедер и рук? Не татуировка же? Мне мнится играющая в телах воинов сила.

Ил. 252. Эксекий. Амфора. 540–530 гг. до н. э. Выс. 61 см. Ватикан, Григорианский Этрусский музей. № 16757

Известно более ста пятидесяти черно- и краснофигурных ваз с репликами этой композиции[502]. Чем заслужена такая популярность?

В первую очередь — красотой вазы. Как и в росписи мюнхенского килика с Дионисом, изображение подхватывает своими основными линиями контуры сосуда. Игроки изгибами спин повторяют переходы от тулова к плечикам амфоры. Копья, параллельные нижним контурам ее тулова, нацелены на точки примыкания ручек амфоры к шейке. Ниже направлениям ручек соответствуют наклоны щитов. Как восхождение контуров тулова вазы сдерживается ее плечиками, так «центробежная устремленность копий»[503] гасится склоненными головами игроков. Взаимодействием сил тяжести и противодействия ей передано напряжение игроков. Воображаемая точка пересечения копий — на квадрате тумбы, помещенной посредине тулова вазы. Приходит на ум метафора: судьбы героев пересекаются в черном ящике случайности.

Невозможно определить, какую игру имел в виду Эксекий. Но надо ли пытаться? В любой игре важна непредсказуемость результата для играющих, ибо все решают боги[504]. Даже если бы возле губ Ахилла не было написано «четыре» против «трех» у Эанта, было бы ясно, что побеждает Ахилл. Какую же победу сулит ему этот выигрыш, если волей богов обоим величайшим ахейским героям суждено погибнуть, не вернувшись на родину? Быть может, победой Ахилла будет смерть в бою от стрелы врага, неизмеримо более достойная, нежели самоубийство Эанта, который сойдет с ума, униженный тем, что доспехи Ахилла достались Одиссею, а не ему, спасшему останки Ахилла от надругательства?

Хотя литературные источники о таком эпизоде умалчивают[505], Эксекий, должно быть, имел в виду известные его современникам эпические события, память о которых помогала им понять причину, смысл и возможные последствия игры героев. Быть может, эпическим фоном, на который в их памяти ложилась эта сцена, была не дошедшая до нас поэма VII века до н. э. «Киприи», в которой рассказывалось о причинах Троянской войны, ее начале и первых сражениях. Важную роль играл в ней Паламед — изобретатель настольных игр, букв, цифр, а также единиц времени, веса и длины. Его возненавидел Одиссей, потому что тот разоблачил притворное безумие Одиссея, не желавшего идти на войну. Под Троей Паламед лечил раненых и больных, построил для ахейцев маяк, доставил пшеницу для войска. Ахилл и Эант были его друзьями. Одиссей, воспользовавшись тем, что Паламед советовал ахейцам закончить войну и вернуться на родину, заставил пленного фригийца

написать письмо, уличающее Паламеда в измене: Приам будто бы обращался к Паламеду. Спрятав золото в палатке Паламеда, Одиссей кинул табличку с письмом посреди лагеря. Анамемнон прочел это письмо и, найдя золото, передал Паламеда союзникам как предателя, чтобы те побили его камнями, —

сообщает Аполлодор[506], одним из источников «Мифологической библиотеки» которого были «Киприи». Узнав о казни Паламеда, Ахилл и Эант отказались воевать против троянцев.

Существует убедительная, на мой взгляд, гипотеза, что на амфоре Эксекия они в знак протеста играют в игру, изобретенную их погибшим другом. Потребовалось вмешательство Афины — покровительницы Одиссея, — чтобы вывести из этого состояния, прежде всего, Ахилла. Этим объясняется ее появление на многих репликах композиции, пущенной в ход Эксекием. Богиня стоит за игральной доской между героями, строго глядя на Ахилла. Эант тоже вернулся на поле боя, однако до конца жизни так и не поверил в предательство Паламеда[507].

Амфора Эксекия, созданная в последний длительный период тирании Писистрата, начавшийся его легкой победой над отрядом афинских аристократов в 546 году до н. э., могла иметь и дидактическое значение[508]. Геродот передает рассказ сторонников Писистрата: когда он, получив благоприятное предсказание, повел свое войско на врага, афиняне «завтракали,